— Знаю, — довольно мрачно подтвердил Шайн.

— Битва за столик! — продолжил Джордж с видимым удовольствием. — Основные военные действия произойдут завтра. Они будут вестись очень вежливо, но и очень решительно. Нам всем надо решить, на чью сторону мы встанем. Я встану на сторону Розамунды — она выглядит такой мягкой и уступчивой, хотя совсем таковой не является! Мужья, очевидно, должны выступать на стороне своих жен. Мисс Гилкрист? Видно, что вы на стороне Сьюзан.

— Право, мистер Кроссфилд, я бы не решилась… — забормотала горничная.

— Тетя Хелен? — Джордж не обратил никакого внимания на блеяние мисс Гилкрист. — У вас решающее слово… Хотя нет, подождите, я забыл! А вы, месье Понтарлье?

— Pardon? — Эркюль Пуаро выглядел так, будто ничего не понял.

Кроссфилд подумал было, что ему надо все объяснить, но решил не углубляться. Все равно этот бедный старик не понял ничего из произошедшего.

— Это просто такая семейная шутка, — сказал он.

— Да-да, я все понимаю, — любезно улыбнулся Пуаро.

— А может быть, я сама хочу этот столик, — улыбнулась миссис Лео. — Боюсь, что все это вам невероятно скучно, месье Понтарлье? — Она намеренно изменила тему разговора, повернувшись к иностранному гостю.

— Совсем нет, мадам. Для меня большая честь принять участие в вашей семейной жизни, — поклонился Эркюль. — Я хочу сказать — правда, мне не хватает для этого слов, — как мне жаль, что этот дом перейдет из рук вашей семьи в руки чужих людей. Это, без всякого сомнения, большое несчастье.

— Поверьте, мы об этом совсем не сожалеем, — заверила его Сьюзан.

— Вы очень добры, мадам. Позвольте сказать вам, что этот дом станет идеалом для моих пожилых жертв преследований. Божественно! Какой здесь будет царить мир! Я хочу, чтобы вы вспоминали об этом иногда, когда на вас вдруг нахлынут тяжелые мысли, — а это наверняка будет изредка происходить. Я слышал также, что обсуждался вопрос об открытии здесь школы — не регулярной, а монастырской. В ней должны будут учить religieuses… по-моему, вы называете их монахинями? Возможно, это вам понравилось бы больше.

— Совсем нет, — заметил Джордж.

— Это хотело сделать Общество Сердца Пресвятой Девы Марии, — продолжил Пуаро. — Однако, благодаря щедрости неизвестного дарителя, мы смогли предложить несколько более крупную сумму денег. — Он обратился напрямую к мисс Гилкрист: — Мне кажется, вы не любите монахинь?

Кровь прилила к щекам пожилой женщины.

— Прошу вас, месье Понтарлье, не говорите так! В этом нет ничего личного. Хотя я считаю, что негоже таким образом отгораживаться от мира — в этом нет никакой необходимости, и выглядит это эгоистично. Но я, конечно, не говорю о тех монахинях, которые учат в школах и заботятся о бедных, — я уверена, что эти женщины совсем не эгоистки и приносят много пользы обществу.

— Я, например, никогда не смогла бы стать монахиней, — сказала Сьюзан.

— У них очень красивая одежда, — заметила Розамунда, обращаясь к мужу. — Помнишь, когда они в прошлом году восстановили «Чудо», то Соня Уэллс выглядела в этих костюмах просто сногсшибательно.

— А я никак не могу понять, — вмешался Джордж, — почему Всевышнему нравится, когда его слуги одеваются в средневековые одежды? Ведь монашеские наряды — это именно Средневековье. Нескладные, непрактичные и негигиеничные.

— И в них все они выглядят на одно лицо, правда? — заметила мисс Гилкрист. — Глупо, конечно, но я здорово испугалась, когда в доме миссис Тимоти Эбернети к нам пришла монашка, собиравшая подаяние. У меня почему-то засело в голове, что это та же самая монашка, которая приходила к нам в дом в Личетт-Сент-Мэри в день проведения досудебного расследования смерти миссис Ланскене. Знаете, я даже подумала, что она преследует меня!

— А я думал, что подаяния монашки всегда собирают по двое, — сказал Джордж. — Помнится, на эту тему был даже какой-то детектив…

— В моем случае она была одна, — ответила бывшая компаньонка Коры. — Может быть, им тоже приходится экономить, — туманно добавила она. — Но в любом случае это не могла быть та же самая монашка, потому как та собирала пожертвования от имени ордена Святого Варнавы, кажется, а эта была как-то связана с детьми.

— Но черты лица у них были схожие? — спросил Пуаро с неподдельным интересом. Мисс Гилкрист обернулась к нему:

— По-моему, да. Эта верхняя губа — мне показалось, что на ней пробиваются усики. Знаете, мне кажется, что именно это испугало меня больше всего, — в то время я была здорово взвинчена и сразу вспомнила военные рассказы, в которых монашек — на самом деле они были мужчинами — сбрасывали с самолетов на парашютах. Пятая колонна, знаете ли.

— А что, костюм монашки не так уж плох для маскарада, — задумчиво произнесла Сьюзан. — Он скрывает ваши ноги.

— Все дело в том, что люди обычно неправильно смотрят друг на друга, — пояснил Кроссфилд. — Именно поэтому свидетели в суде обычно дают такие разные описания преступников. Это просто невероятно. Мужчину обычно описывают как «высокого — низкого», «худого — полного», «блондина — брюнета», «одетого в светлый костюм — темный костюм» и так далее. Обычно среди свидетелей находится один надежный наблюдатель, но приходится каждый раз решать, кто же это.

— Есть еще одна любопытная вещь, — заметила миссис Бэнкс. — Бывает, что иногда неожиданно посмотришь на себя в зеркале — и не можешь понять, кто это перед тобой. Отражение лишь отдаленно напоминает тебя. Поэтому ты говоришь себе: вот этого я неплохо знаю… И только потом внезапно понимаешь, что это ты сам.

— Будет еще сложнее, если вы реально сможете увидеть самого себя со стороны, а не в зеркальном отражении, — развил ее мысль Джордж.

— Почему? — Теперь на лице Розамунды было написано изумление.

— Потому что — как ты не можешь понять? — ты никогда не видишь себя так, как видят тебя другие люди. Человек видит себя просто как отражение в стекле — зеркальное отражение, — попытался объяснить ее кузен.

— Но почему оно должно отличаться от самого человека? — по-прежнему не могла ничего понять миссис Шайн.

— Ну конечно, — быстро сказала Сьюзан, — должно. Потому что половинки лица человека отличаются друг от друга. Разные брови, приподнятый с одной стороны уголок рта, не совсем прямой нос… Это хорошо видно, если взять карандаш. У кого есть карандаш?

Кто-то протянул ей карандаш, и молодое поколение начало экспериментировать, поднося карандаш друг другу к носу с разных сторон и удивляясь странным угловым перспективам, которые при этом возникали.

Атмосфера значительно разрядилась, и теперь у всех присутствующих было прекрасное настроение. Они больше не были наследниками Ричарда Эбернети, собравшимися для дележки собственности. Сейчас они представляли собой компанию веселых людей, которые собрались вместе, чтобы провести уик-энд за городом.

И только Хелен Эбернети продолжала отстраненно молчать.

Со вздохом Эркюль Пуаро поднялся и с поклоном пожелал своей хозяйке спокойной ночи.

— Наверное, мадам, мне лучше совсем попрощаться. Мой поезд уходит завтра в девять часов утра. Это очень рано, поэтому я хочу сейчас поблагодарить вас за вашу доброту и гостеприимство. Мы договоримся с добрым мистером Энтвислом о дате перехода права собственности — естественно, это будет сделано с учетом ваших пожеланий.

— Это может произойти в любое удобное для вас время, месье Понтарлье. Я… я уже закончила все, ради чего сюда приезжала, — ответила Хелен.

— Вы теперь вернетесь на вашу виллу на Кипре?

— Да. — Миссис Эбернети слегка улыбнулась.

— Вы рады, и у вас нет никаких сожалений? — задал Пуаро еще один вопрос.

— Что вы имеете в виду? Сожалею ли я, что уеду из Англии? Или из этого дома?

— Я имел в виду из этого дома.

— Вы знаете, нет. Не имеет смысла цепляться за прошлое. Его надо без сожаления оставлять позади.

— Если такое возможно. — Сыщик улыбнулся с извиняющимся видом, глядя невинными глазами на окружавшие его вежливые лица. — Иногда такое не удается. Прошлое не отпускает вас и не хочет пропадать в забвении. Оно стоит рядом с вами и говорит: «Со мной еще не все закончено».

Сьюзан нерешительно засмеялась, а Пуаро закончил:

— Я говорю сейчас совершенно серьезно.

— Хотите сказать, — поинтересовался Майкл, — что ваши беженцы, когда переедут сюда, так и не смогут избавиться от своих воспоминаний?

— Я сейчас говорю не о беженцах.

— Он сейчас о нас, милый, — вмешалась Розамунда. — Он имеет в виду дядю Ричарда, тетю Кору, топор и все остальное. Не так ли? — С этими словами она повернулась к Эркюлю.

Бельгиец какое-то время смотрел на нее с ничего не выражающим лицом.

— А почему вы так думаете, мадам? — спросил он наконец.

— Потому что вы детектив, не так ли? Именно детектив, а всякие УДКБ ООН, или как вы еще себя называли, — это все полнейшая ерунда. Я права?

Глава 20

I

Всех охватило сильнейшее волнение. Пуаро хорошо это чувствовал, хотя и не отвел глаз от очаровательного, безмятежного лица Розамунды.

— Вы очень проницательны, мадам, — произнес он с поклоном.

— Вовсе нет, — ответила миссис Шайн. — Просто вас показали мне однажды в ресторане, а я запомнила.

— Но вы никому не говорили об этом до настоящего момента?

— А я подумала, что так будет интереснее.

— Моя… моя милая девочка, — произнес Майкл голосом, который он плохо контролировал.