Агата Кристи - После похорон

— А в убийстве Коры, по вашему мнению, не было никакой необходимости?

— Все это выглядит абсолютной глупостью.

«А бывают ли умные убийства?» — подумал мистер Энтвисл. С академической точки зрения ответ на этот вопрос был утвердительным, но тем не менее ему было известно о массе совершенно бесполезных убийств. Все зависит, подумал юрист, от личности убийцы. Да что он вообще знает об убийцах и их мыслительных процессах? Очень мало. Его компания никогда не вела уголовных дел… И сам он никогда не изучал криминологию. Насколько мог судить Энтвисл, убийцы бывают самыми разными. Некоторые страдают от зашкаливающего тщеславия, некоторые жаждут власти, у некоторых, как у Седдона, мелкая душонка и невероятное корыстолюбие. А вот Смит и Роуз, например, слишком любили женщин, а с такими, как Армстронг, было приятно общаться. Эдит Томпсон жила в нереальном мире жестокости, а сестра Уоддингтон отправляла своих пациентов на тот свет с профессиональным добродушием…

Голос Мод прервал его размышления:

— Если б я только могла прятать от Тимоти газеты! Но ведь он настаивает на том, чтобы их читать. Я думаю, что вы понимаете, мистер Энтвисл, что не может быть и речи о присутствии Тимоти на досудебном расследовании. Если это необходимо, то доктор Бартон может выписать справку или что там еще нужно.

— Об этом вы можете не беспокоиться.

— Боже, благодарю Тебя!

Они въехали в ворота «Стэнсфилд-Грейндж» и направились по заросшей травой аллее. Когда-то это была неплохая усадьба — но сейчас у нее был печальный и заброшенный вид.

— Все это заросло во время войны. Обоих наших садовников призвали, — со вздохом рассказала миссис Эбернети. — А сейчас у нас работает только один старик, и пользы от него совсем немного. Заработная плата выросла невероятно. Должна признаться, для нас это божье благословление, что теперь у нас появится немного денег на саму усадьбу. Мы оба так ее любим! А ведь я боялась, что нам придется ее продать… Хотя Тимоти я ничего подобного даже не предлагала — это смертельно расстроило бы его.

Они подъехали к портику очень старого дома, построенного в георгианском стиле, который нуждался в срочной покраске.

— Никаких слуг, — горько посетовала Мод, проводя гостя внутрь здания. — Только парочка приходящих женщин. Еще месяц назад у нас была горничная, которая жила здесь же, — слегка горбатая, с жуткими аденоидами и не слишком-то сообразительная. Но она жила здесь, что само по себе было очень удобно, и очень хорошо готовила простую пищу. Так вот, вы не поверите, но она сообщила о своем уходе и перешла на работу к идиотке, у которой шесть собак-пекинесов. И дом там сам по себе больше нашего, и работы тоже больше. Она сказала, что очень любит собачек. Вы только подумайте! Ведь эти собаки все время пачкают полы и устраивают беспорядок, не сомневаюсь! Право, у этих девушек проблемы с головой! Вот так мы и остались без горничной, и теперь, если во второй половине дня мне надо куда-то выйти, Тимоти остается совсем один в доме, поэтому если с ним что-нибудь случится, то помощи ему ждать неоткуда. Хотя я и ставлю телефон поближе к его креслу, так чтобы, если ему станет плохо, он мог бы немедленно позвонить доктору Бартону.

Мод прошла в гостиную, где уже был накрыт чай, и, устроив там мистера Энтвисла, исчезла — скорее всего, в задних комнатах. Через несколько минут она вернулась с кипятком и серебряным заварным чайником и принялась ухаживать за адвокатом. Чай был очень хорошим, так же как и домашний пирог с булочками.

— А как же Тимоти? — спросил гость с полным ртом.

Миссис Эбернети объяснила, что отнесла мужу его чай еще до того, как поехала на станцию.

— Сейчас он встанет после своего дневного сна, — сказала женщина, — и сможет с вами встретиться. Постарайтесь, чтобы он не очень волновался.

Мистер Энтвисл заверил ее, что сделает все, что в его силах.

Когда он рассмотрел хозяйку дома в свете пламени камина, его охватила жалость. Перед ним сидела крепко сбитая, крупная женщина, здоровая, жизнелюбивая и практичная, полная здравого смысла — и в то же время имеющая одну, но очень серьезную слабость. Мод Эбернети любит своего мужа материнской любовью, решил Энтвисл. Бог не дал ей детей, а она была создана для материнства. Поэтому ее муж-инвалид превратился для нее в ребенка, которого нужно защищать и за которым нужно постоянно следить. И вероятно, будучи в этом союзе сильной половиной, она неосознанно делала его более тяжелым инвалидом, чем он был на самом деле.

Бедная миссис Тим, подумал про себя старый юрист.

— Рад вас видеть, Энтвисл.

Тимоти встал с кресла и протянул адвокату руку. Он был крупным мужчиной, сильно похожим на брата. Но то, что в Ричарде говорило о силе, в Тимоти свидетельствовало о слабости. Его рот выглядел нерешительным, подбородок был слегка срезан назад, а глаза были посажены не так глубоко, как у его брата. На лбу были видны морщины, говорившие о неуживчивости характера и раздражительности.

Его статус инвалида подчеркивался пледом, закрывавшим его колени, и небольшой аптечкой из пузырьков, склянок и коробочек, выстроившихся на столе, недалеко от его правой руки.

— Не могу перенапрягаться, — с ходу предупредил Тимоти. — Доктор категорически запретил. Постоянно твердит, чтобы я не волновался. Не волноваться! Вот если б у него в семье кого-то убили, то, думаю, он бы поволновался вволю, могу поспорить! Слишком много несчастий для одного человека — сначала смерть Ричарда и все эти рассказы о похоронах, и его завещание, да еще какое! А теперь еще и бедняжка Кора, убитая топором… Топором, подумать только! Эта страна кишит в наши дни гангстерами и ублюдками, оставшимися после войны. Они бродят по стране и убивают беззащитных женщин. И ни у кого не хватает мужества все это прекратить — использовать, наконец, сильную руку… Хотел бы я знать, куда мы все катимся? Куда катится эта чертова страна?

К подобным началам мистер Энтвисл уже давно привык. Этот вопрос его клиенты неизбежно задавали ему — раньше или позже — в течение последних двадцати лет. У него даже выработался ряд стандартных ответов. Один из них — ни к чему не обязывающие слова, которые он пробормотал теперь, — попадал в категорию «успокаивающих шумов».

— А все началось с этого проклятого лейбористского правительства, — продолжал Тимоти. — Всю страну спустили в водосточную трубу. И то правительство, что есть у нас сейчас, ненамного лучше. Безвольные социалистические тихушники! Вы только посмотрите, в каких условиях мы живем! Садовника нормального найти не можем, слуг нормальных найти не можем — бедняжке Мод приходится изнурять себя работой на кухне… Кстати, дорогая, мне кажется, что пудинг сегодня будет хорошо сочетаться с камбалой. И, может быть, чуть-чуть бульона? Мне приходится копить силы — так советует доктор Бартон. Так о чем, бишь, я?.. Ах да, о Коре. Поверьте мне, для мужчины это шок, когда он слышит, что его сестру, родную сестру, убили! У меня ускоренное сердцебиение держалось почти двадцать минут. Вам придется везде присутствовать вместо меня, Энтвисл. Я не могу принять участие в досудебном расследовании или заниматься какими-то вопросами, связанными с наследством Коры. Я хочу забыть все это как можно скорее. А что, кстати, случится с той частью наследства Ричарда, которое принадлежало Коре? Я полагаю, что оно перейдет мне?

Пробормотав что-то о необходимости убрать со стола, Мод ретировалась.

— Приятно избавиться от присутствия женщины, — сказал ее муж, откинувшись в кресле. — Теперь можно поговорить о деле без всяких помех.

— Деньги Коры, которые она получила по наследству, будут разделены между вами, вашим племянником и племянницами, — сообщил ему юрист.

— Но послушайте! — Щеки Тимоти приобрели багровый оттенок от возмущения. — Разве я не ее прямой наследник? Ее единственный оставшийся в живых брат.

Энтвисл с некоторой осторожностью объяснил собеседнику особенности завещания Ричарда Эбернети, мягко напомнив ему, что копия завещания уже была ему послана.

— Уж не думаете ли вы, что я способен понимать ваш юридический жаргон? — спросил Тимоти, даже не поблагодарив адвоката. — Тоже мне, юристы! По правде сказать, я не мог поверить в то, что услышал, когда Мод вернулась и рассказала мне суть завещания. Подумал, что она ошиблась. Женщины никогда не отличаются особой сообразительностью, и даже лучшая из них — Мод — ничего не понимает в финансах. Боюсь, что она так и не поняла, что, если б Ричард не умер тогда, когда он умер, нам бы с ней пришлось продавать поместье. А ведь это факт!

— Уверен, что, если б вы обратились к Ричарду…

Тимоти коротко и хрипло рассмеялся.

— Это не в моем стиле. Папаша оставил всем нам достаточно приличные деньги — я имею в виду тех из нас, кто не захотел заниматься семейным делом. Я не захотел. Энтвисл, я ненавижу противомозольные пластыри! Ричарду такой подход к делу сильно не понравился. Ну, а потом, после увеличения налогов на капитал, снижения доходов и всякого такого прочего, сводить концы с концами стало совсем нелегко. Мне пришлось обналичить большую часть своего капитала. Сейчас это самое лучшее. Я несколько раз намекал Ричарду, что это место все труднее и труднее содержать. Но он почему-то решил, что нам надо поменять этот дом на меньший. И для Мод будет полегче, и домашние работы можно будет рационализировать. Слово-то какое подобрал — рационализировать! Нет уж, Ричарда о помощи я просить не собирался. Но хочу вам сказать, Энтвисл, что все эти волнения пагубно сказались на моем здоровье. Человеку в моем состоянии ни в коем случае нельзя волноваться. А потом Ричард умер, и хотя я, естественно, сильно расстроился — родной брат и все такое, — о будущем я сейчас думаю с большим облегчением. Теперь все стало проще. Надо покрасить дом, нанять пару толковых парней для сада — за хорошие деньги их всегда можно найти. Полностью пересадить розы в розарии… и… О чем, бишь, я?