Олдфилд минуту или две молчал. Потом ответил:

– Это дело меня убивает. Я должен надеяться… Так или иначе, я чувствую, что вы сумеете что-нибудь для меня сделать. Буду с вами честен, месье Пуаро: я не питал глубоких чувств к моей жене. Я считаю, что был ей хорошим мужем, но никогда по-настоящему не любил ее.

– А эту девушку, Джин?

На лбу доктора выступили мелкие капельки пота.

– Мне… мне следовало раньше попросить ее выйти за меня замуж, если б не весь тот скандал и сплетни.

Пуаро откинулся на спинку стула.

– Теперь наконец-то мы пришли к истинным фактам! Eh bien, доктор Олдфилд, я возьмусь за ваше дело. Но запомните: я буду искать правду.

– Правда не может мне навредить! – с горечью ответил Олдфилд. Затем поколебался и прибавил: – Знаете, я обдумывал возможность предпринять что-нибудь против клеветы. Если б я мог предъявить обвинение какому-то конкретному человеку, то, конечно, был бы оправдан? По крайней мере, иногда я так думаю… А иногда мне кажется, что это только все ухудшит, все это получит еще большую огласку и люди станут говорить: «Пусть это и не доказано, но нет дыма без огня»… – Он посмотрел на сыщика. – Скажите мне честно, есть ли выход из этого кошмара?

– Выход всегда есть, – ответил Эркюль Пуаро.

II

– Мы едем за город, Джордж, – сказал Эркюль Пуаро своему камердинеру.

– Неужели, сэр? – спросил невозмутимый Джордж.

– И цель нашего путешествия – уничтожить чудовище о девяти головах.

– В самом деле, сэр? Нечто вроде лохнесского чудовища?

– Нечто менее осязаемое. Я говорю не о животном из плоти и крови, Джордж.

– Я вас неправильно понял, сэр…

– Если б оно было из плоти и крови, было бы легче. Я говорю о вещи настолько неосязаемой, настолько трудно уловимой, как источник слухов.

– О да, действительно, сэр. Иногда бывает трудно понять, как что-то начинается.

– Вот именно.

Эркюль Пуаро не стал останавливаться в доме доктора Олдфилда. Вместо этого он отправился в местную гостиницу. Утром после его приезда состоялась его первая беседа с Джин Монкриф.

– Значит, доктор Олдфилд все-таки обратился к вам… – произнесла она. – Я знала, что он подумывал об этом.

В ее тоне не слышалось энтузиазма.

– Вы его не одобряли? – спросил Пуаро.

Их взгляды встретились.

– Что вы можете сделать? – холодно ответила она вопросом на вопрос.

– Возможно, есть способ справиться с этой ситуацией, – тихо произнес Пуаро.

– Какой способ? – Мисс Монкриф с упреком бросила ему эти слова. – Вы собираетесь обойти всех этих старых сплетниц и сказать им: «В самом деле, пожалуйста, вы должны прекратить болтать. Это так вредит бедному доктору Олдфилду». И они вам ответят: «Конечно, лично я никогда не верила в эту историю!» Это самое худшее из всего. Они не говорят: «Моя дорогая, тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, миссис Олдфилд умерла не совсем так, как казалось?» Нет, они говорят: «Моя дорогая, конечно, я не верю в эту историю насчет доктора Олдфилда и его жены. Лично я уверена, что он такого не сделал бы, хотя это правда, что он не так уж усердно заботился о ней, и я думаю, что не очень-то разумно с его стороны было взять совсем молодую девушку в качестве фармацевта. Разумеется, я совсем не хочу сказать, что между ними что-то было. О нет, я уверена, что все было вполне благопристойно…»

Джин замолчала. Ее лицо раскраснелось, она учащенно дышала.

– По-видимому, вы очень хорошо знаете, что именно говорят, – заметил Эркюль Пуаро.

Мисс Монкриф резко закрыла рот. Затем сказала с горечью:

– Хорошо знаю!

– И какое решение вы сами приняли?

– Лучшее, что он может сделать, – ответила Джин, – это продать практику и начать заново в другом месте.

– Вы не думаете, что эта история может преследовать его?

Она пожала плечами:

– Ему придется рискнуть.

Пуаро минуту или две сидел молча. Потом спросил:

– Вы собираетесь выйти замуж за доктора Олдфилда, мисс Монкриф?

Не удивившись этому вопросу, она коротко сказала:

– Он не сделал мне предложения.

– Почему?

Ее голубые глаза встретились с глазами Пуаро и на мгновение сверкнули. Потом женщина ответила:

– Потому что я заставила его замолчать.

– А, как приятно найти человека, который умеет быть откровенным!

– Я буду настолько откровенна, насколько вы захотите. Когда я осознала, что люди говорят, будто Чарльз избавился от своей жены, чтобы жениться на мне, мне показалось, что, если мы действительно поженимся, всему наступит конец. Я надеялась, что, если вопрос о нашей женитьбе не возникнет, этот глупый скандал, возможно, утихнет.

– Но он не утих?

– Нет.

– Несомненно, – сказал Эркюль Пуаро, – это немного странно?

Джин с горечью произнесла:

– Им здесь почти нечем себя развлечь.

– А вы хотите выйти замуж за Чарльза Олдфилда? – спросил Пуаро.

– Да, хочу, – спокойно ответила мисс Монкриф. – Я хотела этого, как только познакомилась с ним.

– Значит, смерть его жены была для вас весьма кстати?

– Миссис Олдфилд, – сказала Джин, – была исключительно неприятной женщиной. Откровенно говоря, я очень обрадовалась, когда она умерла.

– Да, – заметил Пуаро, – вы, несомненно, откровенны!

Она ответила ему все той же насмешливой улыбкой.

– У меня есть предложение, – произнес сыщик.

– Да?

– Здесь требуются решительные меры. Я предлагаю, чтобы кто-нибудь – может быть, вы сами – написал в Министерство внутренних дел.

– Господи, что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что лучший способ раз и навсегда покончить с этой историей – произвести эксгумацию тела и сделать вскрытие.

Джин сделала шаг назад. Рот ее приоткрылся, потом снова закрылся. Пуаро наблюдал за ней.

– Ну, мадемуазель? – спросил он в конце концов.

– Я с вами не согласна, – тихо сказала мисс Монкриф.

– Но почему? Наверняка вердикт «смерть от естественных причин» заставил бы умолкнуть все языки?

– Если вы получите этот вердикт – да.

– Вы понимаете, на что намекаете, мадемуазель?

– Я понимаю, о чем говорю, – нетерпеливо сказала Джин. – Вы думаете об отравлении мышьяком; вы могли бы доказать, что она не была отравлена мышьяком. Но есть и другие яды – растительные алкалоиды, например… Я сомневаюсь, можно ли найти спустя год какие-либо их следы, даже если эти яды использовали. И я знаю этих официальных экспертов. Они могут вынести неопределенный вердикт, сказать, что причину смерти установить невозможно, и тогда языки заработают еще быстрее, чем раньше!

Некоторое время Эркюль Пуаро молчал, потом спросил:

– Кто, по вашему мнению, больше всех распускает сплетни в деревне?

Девушка задумалась. Наконец она сказала:

– Я считаю, что старая мисс Летеран – самая ужасная сплетница из всех.

– А! Вы не могли бы представить меня мисс Летеран, если это возможно, – как бы случайно?

– Нет ничего проще. Все старые кошки в это утреннее время шныряют по деревне за покупками. Нам нужно только пройтись по главной улице.

Как и сказала Джин, знакомство состоялось очень просто. Возле почтового отделения Джин остановилась и заговорила с высокой худой женщиной средних лет с длинным носом и острыми, любопытными глазами:

– Доброе утро, мисс Летеран.

– Доброе утро, Джин. Чудесный день сегодня, не так ли?

Ее глаза с любопытством окинули острым взглядом спутника мисс Монкриф.

– Позвольте мне представить вам месье Пуаро, – сказала Джин. – Он приехал к нам на несколько дней.

III

Деликатно откусывая маленькие кусочки от скона[13] и удерживая на колене чашку с чаем, Эркюль Пуаро вел доверительную беседу с хозяйкой. Мисс Летеран любезно пригласила его на чай и теперь изо всех сил старалась выпытать, что именно этот маленький экзотичный иностранец делает в их деревне.

Некоторое время сыщик ловко парировал ее выпады и тем самым разжигал аппетит пожилой дамы. Затем, когда решил, что плод созрел, он подался вперед и произнес:

– Ах, мисс Летеран, я вижу, что вы слишком умны для меня! Вы разгадали мой секрет. Я здесь по поручению Министерства внутренних дел. Но, пожалуйста, – он понизил голос, – держите эту информацию в тайне.

– Разумеется, разумеется! – Мисс Летеран была взволнована, потрясена до глубины души. – Министерство внутренних дел… вы не имеете в виду… речь не о бедной миссис Олдфилд?

Пуаро несколько раз медленно кивнул.

– Ну-у! – Мисс Летеран выдохнула это единственное слово, сложив в него всю гамму радостных чувств.

– Дело это деликатное, вы понимаете, – подчеркнул сыщик. – Мне приказали представить отчет относительно наличия достаточных оснований для эксгумации.

– Вы собираетесь выкопать эту бедняжку! – воскликнула мисс Летеран. – Как ужасно!

Если б она сказала «как великолепно», а не «как ужасно», эти слова больше соответствовали бы ее тону.

– А каково ваше мнение, мисс Летеран?

– Ну, конечно, месье Пуаро, ходило много слухов… Всегда ходит так много сомнительных сплетен… Нет сомнений, что доктор Олдфилд вел себя очень странно с тех пор, как это произошло, но, как я неоднократно говорила, нам, конечно, не следует относить это на счет нечистой совести. Возможно, просто горе… Нет, конечно, они с женой не слишком любили друг друга. Это я точно знаю, из первых рук. Медсестра Гаррисон, которая ухаживала за миссис Олдфилд три или четыре года, до самого момента ее смерти, тоже это подтверждала. И я всегда чувствовала, знаете ли, что у медсестры Гаррисон были подозрения. Она ничего никогда не говорила, но это можно понять, ведь правда? По манере поведения…

– Имеется так мало фактов, на которые можно опереться, – печально отозвался Пуаро.

– Да, я понимаю, но наверняка, месье Пуаро, если тело эксгумируют, тогда мы всё узнаем.