– Страна Юности, – объяснила графиня и на одном дыхании прибавила, завершая представления: – А это моя маленькая Алиса.

Пуаро поклонился сидящей за столом девушке, суровой на вид, в клетчатом пальто и юбке. На ней были очки в роговой оправе.

– Она очень, очень умная, – сказала графиня Русакова. – У нее есть степень, и она – психолог, она знает все причины того, что лунатики – это лунатики! Это не потому, что они сумасшедшие, как вы могли бы подумать. Нет, есть много других причин! Я нахожу это очень странным.

Девушка по имени Алиса благожелательно, но несколько снисходительно улыбнулась и решительно спросила профессора, не хочет ли он потанцевать. Тот выглядел польщенным, но засомневался:

– Моя дорогая юная дама, боюсь, я умею танцевать только вальс.

– Это и есть вальс, – терпеливо ответила Алиса.

Они встали и пошли танцевать. Делали они это, впрочем, не слишком хорошо.

Русакова вздохнула и, следуя течению собственных мыслей, прошептала:

– А ведь она не так уж некрасива…

– Она не умеет подать себя в наиболее выгодном свете, – рассудительно произнес Пуаро.

– Откровенно говоря, – воскликнула графиня, – я не могу понять нынешних молодых людей. Они больше не стараются понравиться, – я же всегда старалась: в молодости носила цвета, которые мне шли, и небольшие подкладки под платье, и корсет, туго зашнурованный на талии, и волосы возможно более интересного оттенка…

Русакова откинула со лба густые тициановские пряди; нельзя отрицать, что она до сих пор старается, да еще как!

– Быть довольной тем, что дала тебе Природа, – это глупо! И так самонадеянно! Маленькая Алиса пишет много страниц длинных слов о сексе, но как часто, я вас спрашиваю, мужчина предлагает ей поехать с ним в Брайтон на уик-энд? Только длинные слова, и работа, и социальное обеспечение рабочих, и будущее мира… Это очень достойно, но я вас спрашиваю: это приносит доход? И посмотрите, прошу вас, каким пресным эти молодые люди сделали наш мир! Во всем виноваты правила и запреты! Когда я была молода, все было не так.

– Кстати, как поживает ваш сын, мадам? – В последний момент Пуаро заменил словом «сын» слово «малыш», вспомнив, что прошло уже двадцать лет.

Лицо графини осветил энтузиазм матери.

– Это мой любимый ангел! Он теперь такой большой, с такими плечами, такой красивый! Он в Америке. Он там строит – мосты, банки, отели, универмаги, железные дороги – все, что нужно американцам!

Пуаро выглядел слегка озадаченным.

– Значит, он инженер? Или архитектор?

– Какое это имеет значение? – возмутилась графиня. – Он обворожителен! Он весь поглощен железными балками, механизмами и так называемыми нагрузками. Всеми теми вещами, которых я никогда не понимала. Но мы обожаем друг друга – всегда обожаем друг друга! И поэтому, ради него, я обожаю эту малышку Алису. Ну да, они обручены. Они познакомились в самолете, или на корабле, или в поезде и полюбили друг друга, и все это под разговоры о социальном обеспечении рабочих. И когда Алиса приезжает в Лондон, она приходит навестить меня, и я прижимаю ее к сердцу. – Графиня обхватила руками свой огромный бюст. – И говорю: «Вы с Ники любите друг друга, поэтому я люблю тебя, но если ты его любишь, почему оставляешь его в Америке?» А она говорит о своей «работе», и о книге, которую пишет, и о своей карьере, и я, откровенно говоря, ничего не понимаю, но я всегда говорила: «Нужно быть терпимой». – И она прибавила, не переводя дыхания: – А что вы думаете, cher аmi, обо всем том, что я тут нафантазировала?

– Это очень удачная фантазия, – ответил Пуаро, с одобрением оглядываясь вокруг. – Шикарно!

Зал был полон, и в нем царила атмосфера успеха, подделать которую было невозможно. Там находились праздные пары в вечерних нарядах, представители богемы в вельветовых брюках, тучные джентльмены в деловых костюмах. Оркестр, одетый в костюмы дьяволов, играл модный джаз. Вне всяких сомнений, «Ад» приобрел популярность.

– У нас здесь бывают всякие люди, – сказала графиня. – Так и должно быть, правда? Врата ада открыты для всех.

– Кроме, вероятно, бедных? – высказал предположение Пуаро.

Графиня рассмеялась:

– Разве нам не говорят, что богатому трудно попасть в Царство Небесное? Естественно, он должен пользоваться преимуществом в аду.

Меж тем профессор и Алиса возвратились к столику. Графиня встала:

– Я должна поговорить с Аристидом.

Она обменялась несколькими словами со старшим официантом, тощим Мефистофелем, потом пошла от столика к столику, беседуя с гостями.

Профессор вытер лоб, отпил вина из бокала и заметил:

– Она личность, не так ли? Люди это чувствуют.

Он извинился и отошел поговорить с кем-то за другим столиком. Пуаро, оставшись один с суровой Алисой, почувствовал некоторое смущение, встретившись со взглядом ее холодных голубых глаз. Он признавал, что она действительно очень хорошенькая, но эта девушка явно внушала ему тревогу.

– Я еще не знаю вашей фамилии, – пробормотал он.

– Каннингем. Доктор Алиса Каннингем. Вы знали Веру в былые времена, как я понимаю?

– Наверное, это было лет двадцать назад.

– Я нахожу ее очень интересным объектом для изучения, – сказала доктор Алиса Каннингем. – Естественно, она интересует меня как мать человека, за которого я собираюсь выйти замуж, но также она интересует меня с профессиональной точки зрения.

– Правда?

– Да. Я пишу книгу о криминальной психологии. И считаю, что ночная жизнь этого заведения очень многое объясняет. Сюда регулярно приходят несколько криминальных типов. Я обсуждала их жизнь в молодости с некоторыми из них. Конечно, вам все известно о криминальных наклонностях Веры – я имею в виду ее воровство…

– Ну да, мне об этом известно, – ответил Пуаро, слегка шокированный.

– Я сама называю это «комплексом сороки». Знаете, она всегда берет блестящие вещи. Деньги – никогда. Всегда драгоценности. Я узнала, что в детстве ее ласкали и баловали, но слишком защищали от жизни. Жизнь у нее была невыносимо скучной – скучной и безопасной. Ее природа требовала драмы, она жаждала наказания. Вот что лежит в основе ее воровства. Ей нужна значительность, печальная известность, которую дает наказание!

– Но ведь ее жизнь не могла быть скучной и безопасной, так как она была одной из представительниц старого режима в России во время революции, – возразил Пуаро.

В бледно-голубых глазах мисс Каннингем промелькнула насмешка.

– Ах, – сказала она, – представительница старого режима? Она вам это говорила?

– Она, несомненно, аристократка, – чопорно произнес Пуаро, отгоняя некоторые неприятные воспоминания о самых разных историях ранней юности графини, рассказанных ею самой.

– Человек верит в то, во что ему хочется верить, – заметила мисс Каннингем, окидывая его профессиональным взглядом.

Пуаро охватила тревога. Через секунду, почувствовал он, ему поведают о его комплексах. Он решил перенести боевые действия в стан врага. Ему доставляло удовольствие общество графини Русаковой – отчасти из-за ее аристократического происхождения, – и он не собирался позволять испортить это удовольствие девчонке в очках с глазами цвета вареного крыжовника и с ученой степенью по психологии.

– Знаете, что меня поражает? – спросил он.

Алиса Каннингем не стала тратить много слов на признание, что чего-то не знает, – удовольствовавшись тем, что напустила на себя вид скучающий, но снисходительный.

– Меня поражает, – продолжил Пуаро, – что вы, такая молодая девушка, которая могла бы выглядеть такой хорошенькой, если б постаралась, – что вы не хотите стараться! Вы носите плотную куртку и юбку с большими карманами, словно собрались играть в гольф. Но здесь не поле для гольфа – здесь подвал под землей, где температура семьдесят один градус по Фаренгейту[36], и ваш носик блестит от жары, но вы его не пудрите, а помаду нанесли на губы без интереса, не подчеркнув изгиб губ… Вы женщина, но не привлекаете внимания к тому факту, что вы женщина. И я вас спрашиваю: «Почему?» Жаль!

На мгновение сыщик с удовлетворением увидел, что Алиса стала похожа на человека. Он даже заметил в ее глазах искру гнева. Потом она опять вернула на лицо презрительную улыбку.

– Мой дорогой месье Пуаро, – начала девушка. – Боюсь, вы не знакомы с современной идеологией. Важны именно основы, а не внешние атрибуты…

Тут Алиса подняла взгляд, поскольку к ним приближался смуглый и очень красивый молодой человек.

– Вот очень интересный тип, – с энтузиазмом прошептала она. – Поль Вареско! Живет за счет женщин, и у него странные, извращенные желания! Я хочу, чтобы он рассказал мне побольше о нянюшке, которая ухаживала за ним, когда ему было три года.

Через несколько секунд она уже танцевала с молодым человеком. Он танцевал божественно. Когда они оказались неподалеку от столика Пуаро, тот услышал ее слова: «А после лета в Богноре она подарила вам игрушечный подъемный кран? Кран – да, это говорит о многом».

На мгновение Пуаро позволил себе поиграть с мыслью, что интерес мисс Каннингем к криминальным типам может когда-нибудь привести к тому, что ее изуродованное тело найдут в пустынном лесу. Ему не нравилась Алиса Каннингем, но он был достаточно честным, дабы осознать: причина его неприязни кроется в том, что Эркюль Пуаро явно не произвел на нее впечатления! Его тщеславие страдало.

А затем он увидел нечто такое, что Алиса Каннингем мгновенно вылетела у него из головы. За столом у противоположной стороны танцплощадки сидел светловолосый молодой человек. Он был в вечернем костюме, и все его поведение выдавало в нем человека, который живет легкой жизнью, полной удовольствий. Напротив него устроилась подходящая, дорогая девушка. Молодой человек уставился на нее бессмысленным, тупым взглядом. Любой, увидевший их, пробормотал бы: «Ох уж эти богатые бездельники!» Но Пуаро очень хорошо знал, что этот юноша не богач и не бездельник. Собственно говоря, это был детектив-инспектор Чарльз Стивенс, и Пуаро показалось возможным, что инспектор Стивенс здесь по делу.