– Да, они тривиальны, но иногда поучительны. Я видел умный спектакль, где художница волшебным образом меняет свою личность. В одном облике она – звезда кабаре, великолепная и утонченная. А через десять минут превращается в малорослую, анемичную девочку с аденоидами, одетую в спортивную фуфайку. А еще через десять минут становится цыганкой в лохмотьях, которая предсказывает судьбу возле табора.

– Это возможно, конечно, но я не понимаю…

– Но я вам сейчас покажу, как в том поезде провернули такой же фокус. Школьница Уинни, со светлыми косичками, в очках, с уродующей ее зубной пластинкой, идет в туалет. Через четверть часа она появляется в облике «броской девицы», как выражается детектив-инспектор Хирн. Прозрачные шелковые чулки, туфли на высоких каблуках, норковое манто скрывает школьную форму, на ее кудрях так называемая шляпка – вызывающий кусочек бархата, а лицо – о да, лицо… Румяна, помада, пудра, тушь для ресниц! Каково настоящее лицо этой быстро меняющейся актрисы? Наверное, одному Господу Богу это известно! Но вы, мадемуазель, вы сами часто видели, как неуклюжая школьница чудесным образом превращается в красивую и ухоженную дебютантку.

Мисс Поуп ахнула:

– Вы хотите сказать, что Уинни Кинг загримировалась под…

– Не Уинни Кинг, нет. Уинни похитили еще в Лондоне. Наша быстро меняющаяся актриса заняла ее место. Мисс Бершо никогда не видела Уинни Кинг; как она могла знать, что школьница с косичками и скобкой на зубах – это не Уинни Кинг? Пока все идет хорошо, но самозванка не может позволить себе явиться сюда, так как вы были знакомы с настоящей Уинни. Поэтому она исчезает в туалете и – бац! – выходит оттуда женой человека по имени Джим Эллиот, в чей паспорт вписана жена! Светлые косички, очки, грубая пластинка на зубах, хлопчатобумажные чулки – все это можно спрятать в укромном месте. Но от грубых, неизящных туфель и шляпки – этой жесткой английской шляпки – приходится как-то избавиться, и они летят в окно. Позже настоящую Уинни перевозят через пролив – никто не ищет больную, одурманенную девочку, которую везут из Англии во Францию, – и тихо высаживают на обочине шоссе. Если ее все время пичкали скополамином, она очень мало помнит о том, что произошло.

Мисс Поуп во все глаза смотрела на Пуаро.

– Но зачем? Какова причина такого бессмысленного маскарада? – спросила она.

– Багаж Уинни! – серьезно ответил Пуаро. – Эти люди хотели переправить контрабандой из Англии во Францию кое-какую вещь, ту, что искали все таможенники, – краденый товар. Но какое место может быть более безопасным, чем сундук школьницы? Вас все знают, мисс Поуп, ваше учебное заведение пользуется заслуженной известностью. На Северном вокзале сундуки мадемуазель маленьких пансионерок пропускают одним грузом. Это же широко известная школа мисс Поуп! А потом, после похищения, что может быть естественнее, чем послать за багажом девочки якобы представителя префектуры?

Эркюль Пуаро улыбнулся:

– Но, к счастью, в школе принято распаковывать сундуки по прибытии, и ваш подарок от Уинни вынули, – только это был не тот подарок, который Уинни уложила в Кранчестере.

Он подошел к ней.

– Вы отдали эту картину мне. Теперь смотрите: вы должны признать, что она не подходит для вашей школы для избранных.

Он протянул ей полотно. Словно по волшебству, Кранчестерский мост исчез. Вместо него на нем появилась античная сцена в темных, тусклых тонах.

– «Пояс Ипполиты», – тихо произнес Пуаро. – Ипполита отдает свой пояс Гераклу. Картина Рубенса. Великое произведение искусства – но все равно не вполне подходящее для вашей гостиной.

Мисс Поуп слегка покраснела.

Рука Ипполиты лежала на поясе – больше на ней ничего не было… У Геракла на одно плечо была небрежно наброшена шкура льва. Плоть Рубенса – богатая, чувственная плоть…

Мисс Поуп произнесла, взяв себя в руки:

– Прекрасное произведение искусства… И все равно, как вы говорите, следует принимать во внимание чувства родителей. У некоторых из них довольно ограниченные взгляды… если вы меня понимаете…

V

Как раз когда Пуаро выходил из дома, на него напали. Его окружила, взяла в кольцо толпа девочек, толстых, худых, темноволосых и светленьких.

– Mon Dieu! – пробормотал он. – Прямо нападение амазонок!

Высокая светловолосая девочка крикнула:

– Прошел слух…

Они подошли еще ближе. Эркюль Пуаро попал в окружение. Он исчез в море юных, энергичных женщин.

Двадцать пять звонких голосов разного тембра твердили одну и ту же примечательную фразу:

– Месье Пуаро, пожалуйста, распишитесь в моем альбоме для автографов!

Подвиг десятый

Стадо Гериона

I

– Мне так неловко, что я явилась без приглашения, месье Пуаро…

Мисс Эйми Карнаби лихорадочно сжала в руках сумочку и подалась вперед, с тревогой заглядывая в лицо сыщика. Как обычно, она говорила, слегка задыхаясь.

Эркюль Пуаро приподнял брови.

– Вы ведь меня помните? – с беспокойством спросила она.

В глазах Эркюля Пуаро что-то блеснуло.

– Я помню вас как одну из самых успешных преступниц, которых я когда-либо встречал, – ответил он.

– О, помилуйте, месье Пуаро, как вы можете так говорить? Вы всегда были так добры ко мне… Мы с Эмили часто говорим о вас, и если видим напечатанную о вас статью в газетах, то сразу же вырезаем ее и вклеиваем в альбом. Что касается Огастеса, то мы научили его новому трюку. Мы говорим: «Умри за Шерлока Холмса, умри за мистера Форчуна[24], умри за сэра Генри Мерривейла[25], а затем – умри за месье Эркюля Пуаро», – и он ложится и лежит, как бревно, совершенно неподвижно, пока мы не произнесем одно слово…

– Я очень рад, – сказал Пуаро. – И как поживает этот милый Огастес?

Мисс Карнаби стиснула руки и рассыпалась в похвалах своему пекинесу:

– О, месье Пуаро, он стал еще умнее. Он понимает все. Знаете, недавно я любовалась младенцем в коляске и вдруг почувствовала, как дернулся поводок. Это Огастес изо всех сил старался перегрызть его. Правда, он умный?

Глаза Пуаро блеснули.

– Мне кажется, – сказал он, – что Огастес разделяет те преступные наклонности, о которых мы только что говорили.

Мисс Карнаби не рассмеялась. Вместо этого ее приятное пухлое личико стало обеспокоенным и грустным.

– Ох, месье Пуаро, я так встревожена… – со вздохом сказала она.

– В чем дело? – с сочувствием спросил сыщик.

– Знаете, месье Пуаро, я боюсь, действительно боюсь, что стала закоренелой преступницей, если можно употребить этот термин. Мне в голову приходят идеи!

– Какого рода идеи?

– Самые необычные. Например, вчера мне в голову пришел очень практичный план ограбления почтовой конторы. А в другой раз – хитроумный способ уклонения от уплаты таможенного сбора… Я уверена, совершенно уверена, что он сработал бы.

– Возможно, – сухо ответил Пуаро. – В этом и заключается опасность ваших идей.

– Это меня тревожит, очень тревожит. Поскольку меня воспитали в строгих принципах, очень неприятно, что у меня возникают такие беззаконные, такие преступные идеи. Беда отчасти в том, как мне кажется, что у меня теперь много свободного времени. Я ушла от леди Хоггин и поступила на работу к пожилой даме, которой я каждый день читаю и пишу письма от ее имени. Работа над письмами заканчивается быстро, и, когда я начинаю ей читать, она тут же засыпает, поэтому я просто сижу там – и моя голова ничем не занята, – а все мы знаем, что дьявол пользуется нашей праздностью.

– Тц, тц, – посочувствовал ей Пуаро.

– Недавно я читала книгу, очень современную, перевод с немецкого языка. Она проливает очень интересный свет на преступные тенденции. Как я поняла, следует сублимировать свои порывы! Именно поэтому я пришла к вам.

– Да?

– Видите ли, месье Пуаро, я думаю, что дело не столько в порочности, сколько в моем стремлении к интересным приключениям! Моя жизнь, к сожалению, была очень однообразной. Та… кампания с пекинесами, как мне иногда кажется, была единственным периодом, когда я по-настоящему жила. Это достойно всяческого порицания, конечно, но, как говорят, не следует поворачиваться спиной к правде. Я пришла к вам, месье Пуаро, поскольку надеялась, что можно… сублимировать этот поиск приключений, направив его, если можно так выразиться, на благое дело.

– Ага, – произнес Пуаро. – Вы предлагаете себя в качестве моего коллеги?

Мисс Карнаби покраснела:

– Это очень самонадеянно с моей стороны, я понимаю, но вы были так добры…

Она замолчала. Ее выцветшие голубые глаза чем-то напоминали умоляющие глаза собаки, которая, вопреки всему, надеется, что ее возьмут на прогулку.

– Это идея, – медленно произнес Пуаро.

– Я, конечно, не отличаюсь большим умом, но хорошо умею притворяться, – объяснила мисс Карнаби. – Мне пришлось научиться этому, иначе я сразу же лишилась бы места компаньонки. И я всегда считала, что умение притворяться глупее, чем ты есть, иногда дает хорошие результаты.

Эркюль Пуаро рассмеялся:

– Вы очаровали меня, мадемуазель.

– Ох, дорогой месье Пуаро, какой вы добрый человек… Так вы даете мне надежду? Случилось так, что я только что получила маленькое наследство, очень маленькое, но его должно хватить, чтобы мы с сестрой могли скромно жить и питаться, так что я не завишу полностью от своего заработка.

– Я должен обдумать, – сказал Пуаро, – где лучше всего применить ваши таланты. Полагаю, у вас самой нет никаких идей?

– Знаете, вы, наверное, умеете читать мысли… В последнее время меня беспокоит одна моя подруга. Я собиралась с вами посоветоваться. Конечно, вы можете сказать, что это всего лишь игра воображения старой девы, что я склонна преувеличивать и видеть коварный замысел в простом совпадении…

– Не думаю, что вы склонны к преувеличениям, мисс Карнаби. Расскажите, что вас беспокоит.