Артур Конан Дойл - Песни действия

каждый скулёж и вой.

Рядом со мной проведите

четыре десятка псов

И сорок их кличек вспомню

на сорок их голосов.

Книжек я не читаю,

мне ни к чему они.

Лошади и собаки, —

в них и труды, и дни.

Лошади и собаки, —

им я душевно рад:

Мне всегда интересно,

о чём они говорят.

Бешенство! То-то страсти! Сколько прошло? Пять лет.

Нейлер, пёсик мой бедный! — Помните или нет? —

Тащил я его из псарни, как тащат больных бродяг,

А после мне сказали,

что я спас остальных собак…

Помню, Хозяин сказал мне:

«Тебе бы за это, брат,

Крест Виктории дали,

когда бы ты был солдат».

Стало быть, мне в награду

орден бы дали — да-да! —

Когда бы в солдатском званье

я пребывал тогда.

Явился Священник с Библией,

пожелал мне её прочесть.

«Здесь всё, — пояснил Священник, —

обо всём, что на свете есть».

«А есть ли там о лошадках?» —

спросил я его всерьёз,

И он всякой всячины на вопрос означенный.

выдал мне целый воз.

Читал он мне долго-долго,

и, что интересней всего,

Там ни одна лошадка

не ржёт, как здесь, «и-го-го!»

И я сказал Священнику:

«Понятное дело, сэр:

Лошадка — библейская, древнееврейская,

и ржёт на другой манер!»

Когда Священник был мальчиком,

учил я его, как мог,

В седле держаться, но, надо признаться,

Священник — плохой ездок.

Священник твердит… О Боже,

я слышу охотничий рог!

Скорее окно откройте,

чтоб я свору услышать мог!

По землям нашего Сквайра

бежит она… Вот-те на!

Да это же лает Фанни!

Ей-Богу, она! Она!

Вот старый Боксёр залаял,

вот Храбрый залаял сам. —

Я не хвастал, сказав, что знаю

всю свору по голосам!

А ну-ка приподнимите…

Полюбуюсь минутку-две:

Вон Сквайр на мидлендской кобыле

скачет по мокрой траве.

Лошадка должна быть умной, —

иначе какой в ней прок? —

Чтоб осилить могла бы и холмы, и ухабы,

и лес, и душистый дрок.

Ты, что ягнёнок, блеешь. —

Джек, прекрати, наконец!

Рыдать? Да на кой? — Ты вспомни, какой

я прежде был молодец!

Даже гордые дамы не бывали упрямы

со мною наедине.

Прибегали соседки в лесные беседки

и без боя сдавались мне!

Славное было время!

В поле — шумной ордой:

Пёрселл скакал на чалой,

Доктор скакал на гнедой,

На серо-стальной — Хозяин;

не Бог весть какая масть,

Но лошадь, бывало, одолевала

ручей в двадцать футов, — страсть!

Кейна отлично помню

и Макинтайра — тож.

Здешних помню, нездешних,

старых и молодёжь.

Полный дом гостей! До мозга костей —

джентльмены. Жаль, господа

Нашу славную свору в её лучшую пору

уже не застали тогда.

Чу! Свора резко вдоль перелеска

рванула по следу — ату!

Притомились кони от такой погони,

поспеть им невмоготу.

Ветер в спину свищет, лис дорогу ищет, —

и найдёт! — и тогда, боюсь,

Вернётся свора, вернётся скоро,

вернётся ни с чем, клянусь!

Ха! Кто из норки там на разборки

крадётся? В глазах — огонь!

И — вперёд, на север, — в поля, где клевер;

но свора не мчит в погонь.

Ни пёс, ни псица за ним не мчится,

там всякий впал в слепоту.

Эй, Мэгги, жёнка, ты крикни звонко,

крикни вместо меня: «Ату!»

Ты слышишь? Лают, мне слух ласкают.

Ну, слава те! Взяли след.

Бегут из чащи и лают, — слаще

на свете музы?ки нет.

Их век лечил я, их век учил я,

и, Мэгги, пойми меня:

По ним я люто тоскую, будто

они мне и впрямь — родня.

«Всему — свой предел и время», —

Священник твердил не раз.

И конь, и пёс, и охотник

встретят свой смертный час.

Мой пыл всегдашний — мой день вчерашний,

который уже не вернуть.

Я тоже — скоро… Задёрни штору…

Мэгги, хочу уснуть…[7]

Скакал на охоту хозяин

Под небом осенним и мглистым,

Скакал он вьючной тропою,

Скакал он с пеньем и свистом.

«Вернитесь домой, ваша милость:

Недоброе нынче мне снилось!».

Полыхнул огонь. Грохнул выстрел. — Конь

Понёсся. — Предатель, Каин,

Кто свершил такое преступленье злое?

Прости-прощай, хозяин!

Вернулся с охоты хозяин.

Друзья принесли его тело.

Глаза — навеки закрыты,

Лицо его — мертвенно-бело.

«Кто знал бы, что снова… снова…

Мы встретим здесь вас… такого?»

Я схватил миледи. «Здесь твоей победе

Не бывать! Был твой умысел таен.

Вышло зло наружу. Марш на плаху! Ну-же!»

Прости-прощай, хозяин![8]

Смиренное обращение к советникам военно-морского ведомства Её Величества, которые продали Германии старинное судно — флагман Нельсона — за тысячу фунтов стерлингов.

Безденежье — удел глупцов,

А мы… Себе мы — не враги:

Наследство дедов и отцов

Мы выставляем на торги!

В делах застой, карман пустой.

Наш хлопок, уголь — кто берёт?

Торгуй святым; святое — дым.

Вперёд, вперёд!

Очаг Шекспира (господа,

За это кое-что дают!),

Уютный домик (не беда,

Что это — Мильтона приют!),

Меч Кромвеля (хотите, нет?),

Доспех Эдварда (о, восторг!),

Могила, где лежит Альфред, —

Отличный торг!

Сбыть мрамор — тоже не позор

(Большая выгода при сём!).

Эдвардов разнесём Виндзор,

Дворец Уолси разнесём.

Не будь ослом, — продай на слом

Собор святого Павла. (Ай,

Какой барыш! — Чего стоишь?

Считай! Считай!

Ужель неясно, торгаши,

О чём ведётся эта речь? —

Не отовсюду барыши

Вам дозволяется извлечь!

Историю не продают,

Здесь неуместен звон монет.

Мы продаём и жизнь, и труд,

Но славу — нет!

На бойню отведи коня

(Он, старый, срок свой пережил!),

Лакея не держи ни дня

(Тебе он, старый, отслужил!), —

Но взгляд широкий обрети

На то, чем наш народ богат,

И славный флагман вороти,

Верни назад!

И если нет, куда ни кинь,

Стоянок лишних никаких,

Старинный флагман отодвинь

Подальше от путей морских.

Открой кингстоны. Пусть умрёт,

Когда иного не дано,

И с флагом, с вымпелом уйдёт

На дно, на дно![9]

Кристофер Дейвис

Сел на Мейвис,

Сэм Грегор — на Фло, на Флоридку,

Джо Чонси — на Дачника,

На неудачника

(Но Джо б разогнал и улитку!).

Здесь были: Цирцея,

Робин, Боадицея,

И Честерский Боцман, и Ли,

И Ирландка, что ранее,

В Великобритании,

На бегах обойти не смогли.

Маршрут лошадок

На старте был гладок,

Затем — резко в гору; там

Четыре фута

Под гору — круто! —

И — к мельнице; дальше — к садам,

К шлюзу Уиттелси.

Но кого, спроси,

Здесь преграды сдержать могли б?

Любая преграда —

Ничто: награда

Фарнширский кубок! — Гип-гип!

Букмекеры! Ставки!

В давке у лавки

Обсуждаются стати и масти.

Леди — в бархате, в шёлке,

Джентльмены — с иголки.

(Ипподромные страсти-мордасти!).

Молвил Браун: «Из сфер мы

Не из этих, — мы с фермы,

Мы — народец простой, неспесивый,

Но явились на скачки

Поучаствовать в драчке

Мы с кобылкою старой и сивой.

Пусть моя животинка —

Далеко не картинка

(Мы не льнём к благородным лошадкам!),

Ноги — тонкие палки,

Грива — вроде мочалки

Да и та уж облезла порядком, —

Но при всём, брат, при этом

Лошадёнка — с секретом», —

Молвил фермер с усмешкой игривой,

И умолкнул, и снова

Не промолвил ни слова

О лошадушке старой и сивой…

И заржали букмекеры,