Он виновато кашлянул и, уже вставая, произнес:

— Может так случиться, что мистер и миссис Экклс захотят поговорить с вами. Если вы, конечно, не против.

— Разумеется, я не против, — ответила Банч. — Прекрасно понимаю их чувства. Хотелось бы только знать побольше, чтобы их не разочаровывать.

— Ну, я пойду? — заторопился сержант.

— Одно меня радует, — вздохнула Банч. — Что это хоть, слава Богу, не убийство.

Услышав шум подъезжающей машины, сержант выглянул в окно и нервно заметил:

— Похоже на то, что они все-таки приехали. Мне, наверное, лучше уйти.

Проводив сержанта, Банч приготовилась к тяжелой сцене.

«Но ведь я всегда могу позвать на помощь Джулиана, — успокаивала она себя. — В конце концов, это его прямая обязанность — утешать родственников в такую минуту».

При виде четы Экклсов она даже удивилась, до чего не похожими они оказались на тот образ, который она уже успела мысленно себе нарисовать. Мистер Экклс, розовощекий толстяк, был явно не в своей тарелке от того, что обстоятельства не позволяют ему отпустить какую-нибудь шутку и сочно над ней расхохотаться. Его жена была низкорослой вульгарной особой с недобро поджатыми губками и противным писклявым голосом.

— Думаю, вы понимаете, миссис Хармон, — поинтересовалась она, — какой страшный удар мы пережили?

— О да, понимаю, — поспешила заверить ее Банч. — Садитесь, пожалуйста. Позвольте вам предложить… Хотя для чая сейчас, пожалуй, рановато…

Мистер Экклс протестующе замахал своими пухлыми ручками.

— Нет-нет, ничего не нужно, спасибо. Мы ведь просто хотели… узнать… эти, как их… последние слова нашего бедного Уильяма. Ну, и все такое… вы понимаете.

— Он долго путешествовал, — пояснила миссис Экклс, — и много пережил. Он вернулся домой таким тихим, таким подавленным… Все повторял: этот мир не стоит того, чтобы в нем жить, что у него нет будущего и еще что-то вроде этого… Бедный Билли, он всегда был слишком впечатлительным.

Банч молча ждала продолжения.

— Он унес револьвер мужа, — всхлипнула миссис Экклс. — А мы даже и не знали! Он сел на автобус и поехал сюда… Не хотел делать это в нашем доме. Так благородно!

— Бедняга, — вздохнул мистер Экклс. — Не нам его осуждать.

И, немного помолчав, добавил:

— А он не оставил какой-нибудь записки? Самоубийцы, я слышал, страсть как любят это дело.

Его блестящие глазки так и впились в лицо Банч. Миссис Экклс тоже наклонилась вперед, с видимым нетерпением ожидая ответа.

— Нет, — тихо произнесла Банч. — Ему было достаточно того, что он умер в церкви. В святом убежище, как он сказал.

— В святом убежище? — удивленно переспросила миссис Экклс. — Я что-то не пойму…

— В святилище, моя дорогая, в святилище, — нетерпеливо перебил ее муж. — Ну что тут непонятного? Церковь считает самоубийство грехом. Ну, вот Билли вроде как и извинился.

— Перед самой смертью, — продолжала Банч, — он попытался что-то сказать, но, кроме «Прошу вас…», ничего не успел.

Миссис Экклс поднесла платок к глазам и шмыгнула носом.

— О Боже! — простонала она. — Мое сердце сейчас разорвется.

— Ну, ну, возьми себя в руки, Пам, — сказал ее муж. — Хватит уже убиваться. Что сделано, то сделано. Билли теперь хорошо. Мы вам очень благодарны, миссис Хармон. Надеюсь, мы не слишком вас задержали. Мы ведь понимаем, сколько обязанностей у жены священника.

Уже пожимая ей на прощание руку, мистер Экклс хлопнул себя по лбу.

— Ах да, пальто! Его пальто все еще у вас?

Банч нахмурилась.

— Пальто?

— Ну да, — вмешалась миссис Экклс. — Мы хотели за брать все его вещи. Все-таки память… Вы понимаете.

— У него были только часы, бумажник и железнодорожный билет, — сказала Банч, — и все это я отдала сержанту Хэйсу.

— Ну и отлично, — сказал мистер Экклс. — Заглянем к нему и заберем. Его документы, должно быть, в бумажнике.

— Там была только банкнота в один фунт, — заметила Банч. — Никаких документов.

— Не было документов? Ну, может, письма? Ничего такого?

Банч покачала головой.

— Что ж, еще раз огромное вам спасибо, миссис Хармон. Прощайте. Да… а пальто тоже у сержанта?

Банч нахмурилась, пытаясь вспомнить.

— Кажется, нет, — протянула она. — Дайте припомнить. Я помогла доктору снять с него пальто, чтобы удобнее было осмотреть рану… Потом…

Она обвела комнату рассеянным взглядом.

— А потом, наверное, я отнесла его наверх вместе с тазом и полотенцами.

— Если не возражаете, миссис Хармон… Хотелось бы его взять. Все-таки последняя вещь, которую он носил. Для нас это много значит.

— Да, конечно, — сказала Банч. — Только давайте я сначала отошлю его в чистку. Оно… оно в пятнах.

— Нет-нет, ни в коем случае, мы сами!

— Куда же я его все-таки положила? — снова задумалась Банч. — Извините, я на минуту.

Она поднялась наверх, однако минутой дело не ограничилось. Наконец она, запыхавшись, вернулась.

— Простите, ради Бога! Оказывается, служанка положила его с другими вещами, приготовленными для чистки. Насилу отыскала. Вот, возьмите. Только заверну в бумагу…

Не обращая внимания на протесты супругов, она тщательно упаковала пальто. Экклсы, рассыпаясь в благодарностях, попрощались и наконец ушли.

Банч медленно вернулась в дом и прошла в кабинет мужа. Его преподобие Джулиан Хармон, оторванный от сочинения воскресной проповеди, был вынужден с горечью констатировать, что историк опять возобладал в нем над служителем церкви и проповедь больше напоминает лекцию о политических разногласиях между Иудеей[98] и Персией в эпоху царствования Кира[99].

— Да, дорогая? — растерянно произнес он.

— Джулиан, — спросила Банч, — как ты думаешь… Почему этот человек сказал «святое убежище»?

Джулиан Хармон с явным удовольствием отложил рукопись в сторону.

— Видишь ли, — начал он, — одно из помещений в римских и древнегреческих храмах, где стояло изваяние какого-нибудь божества, называлось «cella» и служило убежищем для тех, кто хотел спастись от преследователей. До тех пор, пока человек находился внутри, он считался неприкосновенным. Потом, латинское слово «ara» — алтарь — имеет также значение защиты, покровительства. В триста девяносто девятом году нашей эры, — продолжал он, потихоньку увлекаясь, — право на убежище было официально признано в христианстве. Первое упоминание о подобном же праве в Англии относится к шестисотому году нашей эры, оно встречается в Своде Законов, изданном Этельбертом…[100]

Он принялся добросовестно развивать эту тему, но она, нагнувшись, нежно поцеловала его в кончик носа. Его преподобие тут же окончательно сбился с мысли. В такие минуты он готов был поклясться, что в точности знает, какие чувства испытывает собака, угодившая хозяйке особенно ловким исполнением сложного трюка. В общем и целом, это были приятные чувства.

— Приходили супруги Экклс, — сообщила Банч.

— Экклс? — принялся старательно морщить лоб его преподобие. — Что-то не припоминаю…

— А ты их и не знаешь. Это сестра человека, которого я нашла в церкви, и ее муж.

— Надо было позвать меня, милая.

— Не было нужды, — сказала Банч, — они вовсе не нуждались в утешении. Слушай, Джулиан, я хочу тебя кое о чем спросить. Если я оставлю тебе еду в духовке, ты справишься без меня? Я хотела завтра съездить в Лондон на распродажу.

— На распродажу? А что это такое?

— Ну, это когда в большом магазине, «Берроуз и Портман», например, продают кучу разного белья. Джулиан, ну это-то ты должен знать: простыни, скатерти, полотенца… Ума не приложу, что творится с нашими кухонными полотенцами: они просто горят. И потом, — задумчиво добавила она, — я хотела повидать тетю Джейн.

Упомянутая дама, мисс Джейн Марпл, всю жизнь провела в деревне и теперь, на склоне лет, вынуждена была — по настоянию своего племянника и по его же выражению — «целых две недели наслаждаться прелестями столичной жизни» в его лондонской квартире.

— Реймонд такой милый, — объясняла она Банч. — Они с Джоан улетели на две недели в Америку и прямо-таки заставили меня переехать на это время к ним. А теперь, дорогая, рассказывай, что тебя тревожит.

Банч была любимой крестницей мисс Марпл. Под ласковым взглядом старушки она небрежно сдвинула на‘затылок свою лучшую шляпку и приступила к рассказу о вчерашних событиях.

Излагала Банч коротко и предельно четко. Когда она закончила, мисс Марпл понимающе кивнула головой.

— Все ясно, — сказала она. — Яснее некуда.

— Вот-вот, — обрадовалась Банч. — Потому-то я и пришла. Мне, например, ровным счетом ничего не ясно…

— Дорогая, ты себя недооцениваешь…

— Нет-нет. Вот Джулиан, тот действительно умный.

— Хм, — промычала мисс Марпл. — Я бы, скорее, назвала это интеллектом.

— Какая разница? У Джулиана интеллект, а у меня только обычный здравый смысл.

— Зато, дорогая, его у тебя столько, что это очень напоминает ум.

— Как бы там ни было, я в совершеннейшем тупике. Можно, конечно, посоветоваться с Джулианом, но эти его нравственные принципы…

Мисс Марпл поняла ее с полуслова.

— Разумеется, дорогая. У нас, женщин, все это как-то… сложнее. Итак, что произошло, ты мне уже рассказала, — продолжала она. — Теперь хотелось бы услышать, что ты об этом думаешь.

— Здесь что-то не так! — заявила Банч. — Я сразу это почувствовала. Этот человек знал о праве убежища в церкви. То есть это начитанный и образованный человек. Почти как Джулиан. Если бы он стрелял в себя сам, то не пытался бы добраться до церкви и не говорил бы об убежище. По-моему, он просто пришел в место, где, как ему казалось, он будет в безопасности. Ведь когда-то даже закон не мог покарать человека, пришедшего в церковь.