Официантка удалилась.

Эркюль Пуаро в одиночестве поглощал рыбное филе, в глазах его время от времени вспыхивали зеленые искры.

— И все-таки удивительно, — сказал он самому себе, — что даже очень умные люди не замечают крайне важных деталей. Боннингтону интересно будет это услышать.

Но пока еще рано было предаваться удовольствию обсуждать эту историю со своим другом.

Вооружившись рекомендациями от влиятельных лиц, Эркюль Пуаро без труда получил у районного следователя материалы дела о смерти мистера Гаскона.

— Этот покойный Гаскон был колоритной личностью, — заметил следователь, — старый одинокий чудак. Но, похоже, его смерть привлекла к себе слишком много внимания.

Говоря это, он с любопытством поглядывал на своего посетителя.

— Видите ли, мосье. — Эркюль Пуаро тщательно подбирал слова. — Есть некоторые обстоятельства, которые указывают на необходимость дополнительного расследования.

— Хорошо, чем я могу вам помочь?

— Насколько я понимаю, в вашей компетенции решать: сохранять материалы по окончании следствия или нет. В кармане халата Генри Гаскона было найдено некое письмо, не так ли?

— Совершенно верно.

— Письмо от его племянника Джорджа Рамзея?

— Именно так. На его основании было установлено время смерти.

— Это письмо сохранилось?

Пуаро с волнением ожидал ответа следователя. Услышав, что может в любое время с ним ознакомиться, он с облегчением вздохнул. Буквально через несколько минут Пуаро держал письмо в руках. Оно было написано перьевой ручкой весьма неразборчивым почерком.

«Дорогой дядя Генри!

С сожалением сообщаю вам, что я так и не смог выполнить ваше поручение. Дядя Энтони никак не отреагировал на ваше предложение встретиться с ним и забыть все прошлые обиды. Он очень болен, и такое впечатление, что теряет рассудок. Боюсь, конец его близок. Он вообще с трудом вспомнил, кто вы такой.

Весьма сожалею, что ничего не получилось, но, уверяю вас, я сделал все, что мог.

Любящий вас племянник Джордж Рамзей».

Само письмо было датировано третьим ноября. Пуаро взглянул на почтовый штемпель. Там было указано время: 16.30.

Он пробормотал:

— Все очень даже сходится.

Теперь он отправился на Кингстон-Хилл. После непродолжительной борьбы, в которой он использовал все свое обаяние и настойчивость, он добился беседы с Амелией Хил — кухаркой и экономкой покойного Энтони Гаскона.

Миссис Амелия Хил поначалу держала себя высокомерно и недоверчиво, но прекрасные манеры экстравагантного иностранца растопили лед. Миссис Хил вскоре обнаружила (как и многие женщины до нее), что рассказывает о своих несчастьях действительно заинтересованному и доброжелательному слушателю.

Четырнадцать лет она вела хозяйство в доме мистера Гаскона, а это вовсе не легкая работа! Конечно нет. Многие женщины спасовали бы перед подобной ношей. Причуд у ее хозяина хватало, к тому же он был очень скуп — просто помешан на экономии, а ведь был очень богат. Но миссис Хил верно ему служила и мирилась со всеми его чудачествами, и, вполне естественно, рассчитывала на благодарность. Но нет, ничего подобного! Старик не изменил своего завещания, в котором оставлял все свои деньги жене, а в случае, если она умрет раньше его, а он раньше своего брата Генри, своему брату. Это завещание было составлено много лет назад. Все это не слишком красило мистера Энтони.

Пуаро не сразу удалось перевести разговор в другое русло и задать интересующие его вопросы. Конечно, мистер Энтони оказался бессердечным и несправедливым человеком! Никто не посмеет упрекнуть миссис Хил за ее негодование по этому поводу. Всем известно, насколько скуп был мистер Гаскон. Говорят даже, что он отверг своего брата. Возможно, миссис Хил что-нибудь об этом известно?

— Вы спрашиваете о том, ради чего сюда приезжал мистер Рамзей? — уточнила миссис Хил. — Насколько мне известно, речь действительно шла о его брате, но я полагаю, что брат мистера Энтони просто хотел с ним помириться. Они поссорились много лет тому назад.

— Я так понял, — сказал Пуаро, — что мистер Гаскон решительно отказался от примирения?

— Совершенно верно, — кивнув, подтвердила миссис Хил. — «Генри? — довольно неуверенно проговорил он. — Так что там с Генри? Не видел его целую вечность и не имею ни малейшего желания увидеть. Этот Генри — скандальный тип». Так оно все и было.

И миссис Хил снова заговорила о своих печалях и горестях и о бесчувственности адвоката покойного мистера Гаскона.

Пуаро стоило немалого труда закончить разговор и удалиться.

И вот, сразу после обеда, он появился в резиденции доктора Джорджа Рамзея по адресу Уимблдон, шоссе Дорсет, Элмкрест.

Доктор был дома. Пуаро провели в приемную, куда и спустился доктор Джордж Рамзей. Было очевидно, что Пуаро оторвал его от трапезы.

— Видите ли, доктор, я вовсе не пациент, — сказал Эркюль Пуаро. — И, возможно, визит к вам — непростительная дерзость с моей стороны, но я уже немолод и предпочитаю решительность и прямоту. Не люблю юристов, их многоречие и всякие там подходцы.

Без сомнения, он заинтересовал доктора Рамзея. Это был мужчина среднего роста. У него была каштановая шевелюра и практически белесые ресницы, что придавало его взгляду что-то змеиное. Тщательно выбрит. Он производил впечатление человека живого и с чувством юмора.

— Юристы? — проговорил он, удивленно подняв брови. — Я сам терпеть их не могу! Честно говоря, вы меня заинтриговали. Прошу вас, садитесь.

Пуаро не замедлил воспользоваться приглашением. Он вручил доктору Рамзею свою визитную карточку, на которой была указана его профессия. Доктор заморгал своими белесыми ресницами.

Пуаро наклонился вперед и доверительно сообщил:

— Большинство моих клиенток — женщины.

— Вполне естественно, — подмигнув, ответил Джордж Рамзей.

— В общем-то вы правы, — согласился Пуаро. — Женщины не доверяют полиции. Они предпочитают частное расследование. Они не хотят, чтобы их проблемы были у всех на виду. Несколько дней тому назад у меня консультировалась одна пожилая дама. Она была очень опечалена судьбой своего мужа, с которым поссорилась много лет тому назад. Ее муж — ваш дядя, покойный мистер Гаскон.

Джордж Рамзей побагровел:

— Мой дядя? Что за чушь! Его жена умерла много лет тому назад.

— Речь идет не об Энтони Гасконе, а о другом вашем дяде, Генри Гасконе.

— Дядя Генри? Но он не был женат!

— Вы ошибаетесь, он был женат. — Пуаро лгал, вдохновенно, совсем не краснея. — В этом нет никаких сомнений. Она принесла свидетельство о браке.

— Это ложь! — закричал Джордж Рамзей. Его лицо стало просто багровым. — Не верю ни единому вашему слову! Вы — наглый лжец!

— Это ведь ужасно для вас, не правда ли? — сказал Пуаро. — Выходит, вы убили напрасно.

— Убил? — Голос Рамзея дрогнул. Его прозрачные глаза смотрели на Пуаро с ужасом.

— Кстати, — продолжал Пуаро. — Я вижу, вы снова лакомились пирогом с черной смородиной. Это весьма вредная привычка. Безусловно, в ягодах черной смородины много витаминов, но иногда их употребление может быть смертельно опасно. Я полагаю, что скоро они помогут затянуть петлю на шее одного человека — на вашей шее, доктор Рамзей.

— Видите ли, mon ami[282], вы допустили ошибку, строя свои рассуждения на неверном предположении.

Эркюль Пуаро лучезарно улыбнулся через стол своему другу, мистеру Боннингтону, сопровождая свои объяснения выразительной жестикуляцией.

— Находящийся в шоке человек никогда не будет делать того, чего он не делал раньше. В таком состоянии люди действуют рефлекторно, по привычке. Человек, который чем-то очень расстроен, может прийти на обед в пижаме, но это будет его пижама, а не чужая. Мужчина, который не любит густой суп, пудинг с почками и пирог с черной смородиной, однажды вечером вдруг все это заказывает. Вы утверждаете, что он так поступает потому, что думает о чем-то своем. Но я утверждаю, что поглощенный своими мыслями человек автоматически закажет то, что заказывал всегда. Хорошо, какое же в этом случае возможно объяснение? Я не находил ответа и потому был обеспокоен. Здесь что-то было не так. А потом вы сообщили мне, что этот человек исчез. Впервые за долгие годы он пропустил свои традиционные вторник и четверг. Это мне еще больше не понравилось. У меня возникли подозрения. Если они были верными, то этот человек должен быть мертв. Я навел справки. Он действительно был мертв. Смерть его была весьма искусно обставлена. Другими словами, это была подпорченная рыба, прикрытая соусом!

Его видели на Кингз-роуд в семь вечера. Он обедал здесь, в ресторане в семь тридцать, за два часа до смерти. Все указывало на это — и содержимое желудка, и письмо в кармане халата. Слишком много соуса! Рыбу совсем не увидишь!

Любящий племянник написал письмо, у любящего племянника алиби на время смерти. Смерть произошла в результате падения с лестницы. Несчастный случай? Или убийство? Все указывало на убийство.

Любящий племянник — единственный родственник. Любящий племянник будет наследником… но есть ли что наследовать? Ведь дядя был нищ как церковная мышь.

Но ведь есть еще второй брат. А он в свое время женился на очень богатой женщине. И этот брат живет в большом шикарном доме на Кингстон-Хилл, следовательно, можно предположить, что его жена завещала ему все свое состояние. Явно наблюдается цепочка: жена оставляет деньги Энтони, от Энтони деньги переходят к Генри, а от него к Джорджу.

— На словах все выглядит логично, — сказал мистер Боннингтон, — но каковы же были ваши действия?

— Если суть дела ясна, все остальное — дело техники.