— Нет. Оно, должно быть, залежалось на почте Такое у нас случается. Зато я получила другое письмо.

— От Селии Равенскрофт?

— Опять не угадали. От ее друга, Десмонда Бартон-Кокса. Он предупредил меня о вашем приезде.

— А, понятно. Толковый молодой человек и, судя по всему, времени терять не любит. Он очень настаивал на том, чтобы я как можно скорее повидался с вами.

— Очевидно, у них с Селией возникли какие-то проблемы. Что-то, что требует безотлагательного решения Видимо, они надеются на вашу помощь?

— Да, и еще на то, что мне поможете вы.

— Они хотят пожениться.

— Да, но им чинят всяческие препятствия.

— Мамаша Десмонда? Он дал мне это понять.

— В жизни Селии, точнее, в ее прошлом, имеются некоторые обстоятельства, которые очень смущают миссис Бартон-Кокс.

— А… Вы о той трагедии…

— Именно. Миссис Бартон-Кокс даже попросила крестную мать Селии выведать у нее подробности гибели родителей.

— Совершенно бессмысленно, — сказала мадемуазель Моура, показывая на стул. — Садитесь, пожалуйста. Селия ничего не смогла бы сказать своей крестной — это миссис Ариадна Оливер, писательница, не так ли? Селия и сама ничего не знает.

— Ее не было дома в тот момент, и никто ей ничего не рассказывал. Верно?

— Ну да. Зачем было травмировать девочку.

— Так. А сами вы как полагаете — это было разумное решение?

— Трудно сказать. Я до сих пор не знаю, что было бы лучше. По-моему, Селию все это не слишком волновало. Я имею в виду, причины. Она восприняла их смерть, как несчастный случай — ну как автомобильную или авиакатастрофу. То есть нечто от человека не зависящее. Она ведь редко бывала дома и не знала, что там на самом деле происходит. Она училась в пансионе за границей.

— Я полагаю, это был ваш пансион, мадемуазель Моура.

— Совершенно верно. Я совсем недавно ушла на покой. А директором назначила одну из коллег. А тогда Равенскрофты обратились ко мне с просьбой найти хорошую школу, где Селия могла бы завершить образование, и я порекомендовала им несколько учебных заведений. В Швейцарию многие присылают своих детей. Потом я решила забрать ее к себе.

— И Селия ни о чем вас не спрашивала, не пыталась ничего разузнать?

— Нет. Она же уехала до трагедии.

— О-о. Извините, я не очень хорошо вас понял.

— Селия приехала сюда за несколько недель до того несчастья. Вообще-то она училась в английской школе, но родители вдруг решили отправить ее в Швейцарию. Ну а я так и осталась в доме генерала и леди Равенскрофт. Уже в качестве ее компаньонки.

— Леди Равенскрофт была не совсем здорова, как я понял?

— Да. Но ничего серьезного. Во всяком случае, ее опасения не оправдались. Но она столько перенесла… нервное напряжение, шок, она была в постоянной тревоге.

— И вы остались с ней?

— Да, но моя сестра, которая жила здесь, в Лозанне, встретила Селию и устроила ее в пансионат, а где-то через три или четыре недели вернулась и я.

— Значит, вы были в «Доме у обрыва», когда это случилось.

— Да, была. Вечером. Генерал и леди Равенскрофт отправились на обычную прогулку. И не вернулись. Их нашли мертвыми… Револьвер лежал тут же, рядом с ними. Это был револьвер генерала. Мистер Равенскрофт хранил его в ящике стала, в кабинете. Узнать, кто из них держал револьвер последним, было невозможно. Понимаете, отпечатки были смазаны, хотя имелись и те, и другие. Естественно, все подумали, что это двойное самоубийство.

— И у вас не было причины сомневаться в этом?

— Насколько мне известно, полиция таких причин не нашла.

— Да-да, — сказал Пуаро.

— Простите?

— Ничего. Ничего. Просто мне пришла в голову одна мысль, — сказал Пуаро, не сводя глаз со своей собеседницы.

Каштановые волосы, почти не тронутые сединой, плотно сжатые губы, спокойные серые глаза. Эта женщина отлично умеет справляться со своими чувствами.

— Значит, вам больше нечего мне сказать?

— Боюсь, что так. Столько лет прошло.

— Однако вы помните то время довольно хорошо.

— Разве можно забыть такое…

— Значит, вы решили, что Селии незачем знать о том, что привело к этой трагедии?

— Но мне и самой больше ничего не известно.

— Вы ведь жили в «Доме у обрыва» довольно долго до того, как произошло несчастье?

— Да ведь я была гувернанткой Селии, а после того, как ее отослали в школу, приехала помогать леди Равенскрофт.

— Сестра леди Равенскрофт тоже жила там в то время?

— Вообще-то она какое-то время жила в санатории, где проходила курс лечения. В результате ее состояние настолько улучшилось, что ее решили выпустить… то есть выписать. Врачи подумали, что ей будет лучше в обычных условиях, в домашней обстановке. А так как Селию как раз отправили в школу, леди Равенскрофт и пригласила ее к себе.

— Сестры любили друг друга?

— Как сказать… — Мадемуазель Моура слегка нахмурилась. Очевидно, вопрос Пуаро заставил ее задуматься. — Признаться, мне это до сих пор не очень ясно. Хотя я много над этим раздумывала. Они ведь были двойняшки. Между ними существовала особого рода связь — как не любить того, кто так на тебя похож, — во многом они были поразительно похожи. Но далеко не во всем.

— Что вы хотите сказать?.. Я был бы вам очень признателен, если бы вы были более откровенны.

— О, к трагедии это не имеет никакого отношения. Ни малейшего. Но все же у меня было совершенно отчетливое ощущение — как бы это сказать — какой-то психической или даже физической ущербности — это уж как вам больше нравится. Сейчас принято считать, что любое психическое расстройство имеет физическую подоплеку.

Вообще-то, насколько мне известно, ученые давно определили, что однояйцовые близнецы похожи друг на друга не только внешне, но и по складу характера. В их жизни очень много поразительных совпадений — даже если они выросли вдали друг от друга и в совершенно разных условиях. У них одинаковые склонности и привычки. Они заводят собак одной породы — и примерно в одно время. Они выходят замуж за мужчин, которые удивительно похожи друг на друга. Дети у них рождаются почти одновременно, с разницей не больше, чем в месяц. Такое впечатление, что в их души и тела заложен какой-то единый код. Но встречаются и прямо противоположные случаи. Полное отчуждение, порой доходящее до ненависти, чуть ли не до отречения от собственного брата или сестры. Эти люди словно стараются преодолеть сходство, забыть все, что их объединяет. Так вот… Подобное стремление может выражаться в очень странной форме.

— Мне приходилось несколько раз наблюдать такое, — сказал Пуаро. — Недаром говорят, от любви до ненависти один шаг. Того, кого любили, люди ненавидят гораздо чаще, чем тех, к кому были равнодушны.

— Значит, вы с этим тоже сталкивались? — спросила мадемуазель Моура.

— Да, сталкивался. Сестра леди Равенскрофт была очень на нее похожа?

— Внешне — да. Но глаза, выражение лица… совершенно другие. Леди Равенскрофт отличалась ровным характером, а ее сестра была постоянно раздражена. И еще Долли терпеть не могла детей. Не знаю, по какой причине. Может быть, у нее когда-то был выкидыш. Может, она мечтала о ребенке, а у нее долгое время ничего не выходило. Вот и озлобилась. Но, так или иначе, дети ее очень раздражали. Она их не любила.

— Настолько, что это порою оборачивалось бедой, не так ли? — сказал Пуаро.

— Вам кто-то об этом рассказывал?

— Те, кто был знаком с обеими сестрами в Малайе Леди Равенскрофт жила там с мужем, а Долли приехала к ним погостить. Там и произошло несчастье с ребенком, и все были уверены, что к этому приложила руку Долли. Доказательств ее вины не было, тем не менее мистер Равенскрофт немедленно отвез свояченицу обратно в Англию и в очередной раз поместил ее в специальную лечебницу.

— Я смотрю, вы хорошо осведомлены. Сама я тоже слышала об этой истории.

— Да, но я полагаю, что есть вещи, которые вы знаете не понаслышке.

— Возможно, только я не вижу причин снова ворошить прошлое. Не лучше ли оставить все как есть — в соответствии с официальной версией?

— Да в том-то и дело, что более или менее четкой официальной версии не существует. Это могло быть и самоубийство, и убийство. Вердикт вердиктом, но судя по тому, что вы только что сказали, вы знаете то, что никому больше не известно. Не только то, что произошло в тот день, но и то, что этому предшествовало. Я имею в виду тот отрезок времени, когда Селию отправили в Швейцарию. Позвольте задать вам один вопрос. Нет-нет, он касается не конкретных фактов. Мне просто интересно узнать ваше мнение… Каковы были отношения генерала с каждой из сестер?

— Я, кажется, поняла ваш вопрос. — Она слегка улыбнулась неожиданно мягкой улыбкой. Словно вдруг отпала необходимость быть начеку. Она чуть наклонилась вперед и продолжила уже вполне доверительным тоном: — Они обе были красавицы, — сказала она, — особенно в юности. Мне многие об этом говорили. Генерал Равенскрофт влюбился в Долли, которая была несколько взбалмошной и эксцентричной девушкой. Несмотря на явные странности в характере, она была необыкновенно привлекательна — чисто по-женски. Он влюбился без памяти, но потом — не знаю, может быть, заметил в ней что-то, что испугало его или даже вызвало отвращение. Возможно, он разглядел первые признаки наступающего безумия. Более мягкая и отзывчивая Молли выгодно отличалась от сестры. В конце концов они полюбили друг друга и поженились.

— Вы считаете, что он любил их обеих? Что чувство к жене тоже было настоящим? Что она не была для него просто двойником прежней возлюбленной, с которой он не мог быть вместе из-за болезни.