Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта

– Ладно, я присоединяюсь к вам. Мне льстит ваше предложение. Куда мы отправимся отсюда?

– Вы и я уедем отсюда завтра, – сказала Рената, – и переправимся на Континент. Возможно, вы читали – или знаете – о музыкальном фестивале в Баварии. Он проводится всего два года и носит довольно громоздкое название, означающее в переводе с немецкого «Компания молодых певцов», а в качестве его спонсоров выступают правительства нескольких стран. Его организовали в пику музыкальному фестивалю в Байройте. Звучит там в основном современная музыка. Молодым композиторам предоставляется возможность для самовыражения. Мнения по поводу этого мероприятия резко расходятся. Одни отзываются о нем с восторгом, тогда как другие категорически отвергают его и относятся к нему с презрением.

– Да, – сказал Стаффорд, – я слышал о нем. Мы собираемся посетить его?

– Для нас там забронированы два места.

– Этот фестиваль имеет какое-то особое значение для нашего расследования?

– Нет, – ответила Рената. – Он служит, так сказать, для удобства входа и выхода. Это всего лишь повод. Мы появляемся там по вполне очевидной причине, а потом, когда приходит время, уходим оттуда, чтобы предпринять следующий шаг.

Сэр Най огляделся.

– Видимо, я должен получить инструкции? Мне дадут какие-нибудь указания?

– В привычном для вас смысле – нет. Вы отправитесь в путешествие с исследовательскими целями и будете получать информацию по ходу дела. Вы поедете под собственным именем, зная только то, что знаете в настоящий момент. Вы появитесь на фестивале в роли меломана, немного разочарованного дипломата, не получившего в своем ведомстве должность, на которую он рассчитывал. В противном случае вам ничего не удастся узнать. Так безопаснее.

– Значит, интересующая нас деятельность осуществляется в настоящее время в Германии, Баварии, Австрии, Тироле?

– Это один из центров, представляющих для нас интерес.

– Что, таких центров несколько?

– Да, и этот даже не самый главный. Есть другие центры на земном шаре, имеющие разное значение. Нам как раз и нужно определить значение каждого из них.

– И я не должен знать, где находятся эти центры?

– Только в общих чертах. Один из них – по нашему мнению, наиболее важный – имеет свою штаб-квартиру в Южной Америке. Штаб-квартиры двух других находятся в Соединенных Штатах – одна в Калифорнии, вторая в Балтиморе. Еще два центра действуют в Швеции и Италии, и за последние шесть месяцев их деятельность заметно активизировалась. В Испании и Португалии тоже имеются менее крупные центры. Ну и, конечно, в Париже. Есть и другие интересные места, «вступающие в пору зрелости», если можно так выразиться, но еще не полностью развившиеся.

– Вы имеете в виду Малайю или, может быть, Вьетнам?

– Нет, это все, скорее, относится к прошлому. Это был громкий призыв к протестам, насилию и многому другому, обращенный к молодежи и студентам. Вы должны понимать: всюду ширится движение молодежи, настроенной против политических режимов в их странах, против обычаев отцов и зачастую против религии, в лоне которой они воспитывались. В их среде процветает отвратительный культ вседозволенности. К насилию они прибегают не ради материальной выгоды, а из любви к насилию. Это особо подчеркивается, и выяснение причины этого имеет для заинтересованных лиц первостепенное значение.

– Вседозволенность… Неужели это так важно?

– Это образ жизни, не более того. Сама по себе вседозволенность сводится к определенным злоупотреблениям, но не к чрезмерным.

– Как насчет наркотиков?

– В последнее время употребление наркотиков искусственно культивировалось. Были потрачены огромные суммы, но это делалось – во всяком случае, мы так считаем – не в целях извлечения финансовой прибыли.

Все посмотрели на мистера Робинсона.

– Нет, – сказал он, медленно покачав головой. – Некоторых людей задержали и привлекли к уголовной ответственности. За ними последуют торговцы наркотиками. Однако за этим стоит не только наркоторговля. Это лишь средство, преступное средство добывания денег. Все гораздо сложнее.

– Но кто… – Стаффорд запнулся на полуслове.

– Кто, что, почему и где? Те самые вопросы, на которые нужно найти ответы. В этом и заключается ваша миссия, сэр Стаффорд, – сказал мистер Робинсон. – Вы должны это выяснить. Вы и Мэри Энн. Это будет нелегко, и помните: одно из самых трудных дел на свете – хранить секрет.

Стаффорд Най с интересом рассматривал желтое лицо мистера Робинсона. Наверное, секрет его господства в финансовом мире состоял именно в этом. Секрет состоял в том, что он хранил свой секрет. Мистер Робинсон улыбнулся, и во рту у него блеснули зубы.

– Когда человеку что-то известно, – сказал он, – его всегда мучает искушение продемонстрировать это знание. И не потому, что он хочет выдать информацию. И не потому, что ему предлагают деньги за то, чтобы он выдал информацию. А потому, что он хочет показать свою значимость. Все очень просто.

Глаза мистера Робинсона медленно закрылись.

– Действительно, все в этом мире очень-очень просто. Люди почему-то не понимают этого.

Графиня поднялась на ноги. Сэр Най последовал ее примеру.

– Надеюсь, ваш сон будет крепок и безмятежен, – сказал мистер Робинсон. – Мне кажется, этот дом достаточно комфортен.

Стаффорд пробормотал, что он в этом не сомневается. В скором времени ему предстояло убедиться в справедливости этого мнения. Едва его голова коснулась подушки, как он тут же заснул.

Они вышли из Фестивального молодежного театра на свежий ночной воздух. Внизу, у подножия холма, горели огни ресторана. На его склоне располагался еще один, меньших размеров. Цены в этих ресторанах слегка разнились, хотя ни один из них не был слишком дорогим. На Ренате было вечернее платье из черного вельвета. Сэр Стаффорд Най был облачен в костюм и белый галстук.

– Да, шикарная публика, – пробормотал Стаффорд. – Одета очень богато. И ведь в основном молодежь, которая едва ли может себе позволить это.

– Ничего удивительного.

– Субсидии элитарной молодежи? Что-нибудь в этом роде?

– Совершенно верно.

Они шли в сторону ресторана, приютившегося на склоне холма.

– Они дают всего час на то, чтобы люди могли перекусить. Разве это правильно?

– Вообще-то час с четвертью.

– Должен заметить, большинство или даже почти все зрители производят впечатление настоящих любителей музыки, – сказал сэр Най.

– Да, действительно. Это очень важно.

– Что вы имеете в виду? Почему это важно?

– Энтузиазм должен быть искренним. По обоим краям шкалы, – ответила Рената.

– Что это значит?

– Те, кто практикует и организует насилие, должны любить насилие, желать его, жаждать его. Печатью экстаза отмечено каждое движение, имеющее целью нанесение удара, причинение боли, разрушение. То же самое относится к музыке. Уши должны наслаждаться каждой гармонией, каждым красивым пассажем. В этой игре не может быть притворства.

– Вы хотите сказать, что насилие может сочетаться с любовью к музыке?

– Да. Хотя, думаю, это не всегда легко. Многие способны на это. Но в действительности гораздо безопаснее, если не приходится сочетать две эти вещи.

– Как говорит наш друг мистер Робинсон, все в этом мире просто. Пусть любители музыки любят музыку, а приверженцы насилия любят насилие. Вы это имеете в виду?

– Да.

– Эти два дня, что мы находимся здесь и ходим на концерты, я получаю истинное удовольствие. Не могу сказать, что мне нравится вся музыка, – видимо, я недостаточно современен в своих вкусах. Очень интересна одежда.

– Вы говорите о сценической постановке?

– Нет-нет, я говорю о публике. Мы с вами старомодные консерваторы – вы в своем светском облачении, и я в своем костюме и галстуке. Прямо скажем, не очень удобные наряды. А как одеты остальные – шелк, вельвет, рубашки с гофрированным воротником, кружева, бархат… Роскошь авангарда и роскошь восемнадцатого века – как в елизаветинскую эпоху или на картинах Ван Дейка.

– Да, вы правы.

– Я так и не приблизился к пониманию того, что все это значит. Я ничего не узнал. Ничего не выяснил.

– Нужно проявлять терпение. Это великолепное шоу, чрезвычайно популярное, очень востребованное молодежью, щедро спонсируемое…

– Кем?

– Пока мы не знаем. Но узнаем обязательно.

– Рад слышать, что вы так уверены в этом.

Они вошли в ресторан и сели за столик. Еда была вкусной, но ни в коей мере не изысканной и не роскошной. Несколько раз с ними заговаривали друзья или знакомые. Два человека, знавшие сэра Ная, увидев его, выразили удовольствие и удивление. Круг знакомых Ренаты был шире, поскольку она знала больше иностранцев: хорошо одетые женщины, двое немцев или австрийцев и двое – как показалось Стаффорду – американцев. Всего несколько отрывочных, бессвязных слов. Говорили исключительно о музыке, критикуя или восхваляя выступления исполнителей. Все спешили утолить голод, поскольку антракт был весьма непродолжительным.

Они вернулись в театр, чтобы прослушать два последних номера – симфоническую поэму «Разрушение в радости» молодого композитора Солуконова и торжественный, величественный марш Мейстерзингеров.