– Минутку. – Старший инспектор Дэви подошел к стене, соединяющей номер с соседним, и постучал.

– Стучать нужно громче, – посоветовала мисс Марпл. – Это здание очень хорошо построено.

Старший инспектор удвоил силу удара.

– Я велел канонику Пеннифезеру сосчитать до десяти, – сообщил он, взглянув на часы. – Так, начали.

Мисс Марпл коснулась лампы, посмотрела на воображаемые часы, встала, подошла к двери, открыла ее и выглянула. Справа от нее по направлению к лестнице шел каноник Пеннифезер. Он подошел к лестничной площадке и начал спускаться. Мисс Марпл негромко ахнула и обернулась.

– Ну? – нетерпеливо спросил старший инспектор Дэви.

– Человек, которого я видела, не мог быть каноником Пеннифезером, если сейчас это сам каноник, – объявила мисс Марпл.

– Мне помнится, вы говорили…

– Знаю. Он был похож на каноника Пеннифезера: волосы, одежда и прочее. Но у него была другая походка. И мне кажется, тот был моложе. Я очень, очень сожалею, что подвела вас, но, значит, в ту ночь я видела не каноника Пеннифезера. В этом я уверена.

– На этот раз вы совершенно уверены, мисс Марпл?

– Да, – твердо сказала мисс Марпл. – Простите, что сбила вас с толку.

– Вы почти не ошиблись. Каноник Пеннифезер действительно возвратился в отель в ту ночь. Никто не заметил его возвращения, что и немудрено. Он пришел после полуночи. Он поднялся наверх, отпер дверь номера рядом с вашим и вошел. Что он увидел или что произошло, мы не знаем, потому что он не может или не хочет нам рассказать. Если бы мы могли как-то оживить его память…

– Есть же это немецкое слово… – раздумчиво проговорила мисс Марпл.

– Какое немецкое слово?

– Боже, забыла, но…

Раздался стук в дверь.

– Можно мне войти? – спросил каноник Пеннифезер и вошел. – Ну как, вы удовлетворены?

– Вполне, – ответил Папаша. – Я только что говорил мисс Марпл… Вы знакомы с мисс Марпл?

– О да. – Ответ каноника Пеннифезера прозвучал не вполне уверенно.

– Я говорил мисс Марпл, как мы проследили за вашим передвижением. Вы вернулись в отель в ту ночь после полуночи. Поднялись по лестнице, открыли дверь номера, вошли… – Он замолчал.

Мисс Марпл вдруг воскликнула:

– Вспомнила, вспомнила это немецкое слово! Doppelgenger![10]

Каноник Пеннифезер вдруг вскрикнул.

– Ну конечно же, – возбужденно заговорил он. – Конечно! Как это я забыл? Вы совершенно правы. После фильма «Стены Иерихона» я вернулся сюда, поднялся наверх, открыл номер и увидел – потрясающе! – я увидел самого себя сидящим в кресле напротив. Как вы сказали, милая леди, Doppelgenger. Вот удивительно! А потом… постойте… – Он поднял глаза к потолку, пытаясь вспомнить.

– А потом, – подхватил Папаша, – они насмерть перепугались, что видят вас, в то время как вы должны быть в Люцерне, и кто-то ударил вас по голове.

Глава 26

Каноника Пеннифезера отправили на такси в Британский музей, а старший инспектор Дэви усадил мисс Марпл в вестибюле гостиницы. Не затруднит ли ее подождать его минут десять? Мисс Марпл не возражала. Она была рада возможности посидеть, посмотреть кругом и подумать.

Отель «Бертрам». Столько воспоминаний… Прошлое мешается с настоящим. Ей на ум пришло французское выражение: «Plus ca change, plus c’est la mame chose» – «Чем более все меняется, тем более все остается неизменным». Она переставила части выражения, и получилось: «Чем более все остается неизменным, тем более все меняется». Верно и то и другое.

Ей стало жаль и «Бертрам» и себя. Интересно узнать, чего еще хочет от нее старший инспектор Дэви. Она чувствовала в нем возбуждение, которое испытываешь, приближаясь к цели. Сейчас он казался человеком, планы которого наконец-то осуществляются. Это был день начала операции для старшего инспектора Дэви.

Жизнь в отеле шла как обычно. Нет, подумала мисс Марпл, не как обычно. Было отличие, пока она не знала какое. Может быть, некая подспудная тревога?

– Все в порядке? – спросил Папаша заботливо.

– Куда вы теперь меня поведете?

– Мы с вами навестим леди Седжвик.

– Она остановилась здесь?

– Да, с дочерью.

Мисс Марпл поднялась. Она окинула взором вестибюль:

– Бедный «Бертрам».

– Что вы хотите сказать этим «бедный „Бертрам“?»

– Я думаю, вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

– Ну, если посмотреть на дело с вашей точки зрения, может, и понимаю.

– Всегда становится грустно, когда предстоит разрушить произведение искусства.

– Вы называете это произведением искусства?

– Конечно. Так же, как и вы.

– Пожалуй, я понимаю, о чем идет речь.

– Это все равно как если у вас в цветнике вдруг обнаруживается корневая гниль. Ничего другого не остается, как все выкопать с корнем.

– Я не слишком разбираюсь в садоводстве, но замените метафору на гниль в обществе, и я соглашусь.

Они поднялись наверх и прошли по коридору к угловому апартаменту, который занимала леди Седжвик с дочерью.

Старший инспектор Дэви постучал в дверь, раздался голос, приглашающий войти, и он вошел впереди мисс Марпл. Бесс Седжвик сидела у окна в кресле с высокой спинкой. У нее на коленях лежала раскрытая книга, которую она не читала.

– Это снова вы, старший инспектор?

Бесс перевела глаза с него на мисс Марпл, и в них мелькнуло удивление.

– Это мисс Марпл, – объяснил старший инспектор Дэви. – Мисс Марпл, это леди Седжвик.

– Мы уже встречались, – сказала леди Седж-вик. – Вы на днях беседовали с Селиной Хейзи, не так ли? Садитесь, пожалуйста. – Она повернулась к старшему инспектору Дэви: – Есть ли какие-нибудь новости о человеке, стрелявшем в Эльвиру?

– В сущности, это нельзя отнести к разряду новостей.

– Сомневаюсь, что когда-нибудь вам удастся дознаться. В таком тумане всякая нечисть бродит в поисках одиноких женщин.

– До некоторой степени это так, – согласился Папаша. – Как ваша дочь?

– О, Эльвира пришла в себя. С ней все в порядке.

– Она здесь, с вами?

– Да. Я позвонила полковнику Ласкомбу, ее опекуну. Он пришел в восторг от того, что я ею займусь. – Бесс неожиданно рассмеялась. – Такой милый старикан. Он очень стремился к воссоединению матери с дочерью.

– Наверное, он был в этом прав, – сказал Папаша.

– Да ничего подобного! Может быть, просто на данный момент так лучше. – Она повернулась к окну, и голос ее изменился. – Я слышала, вы арестовали моего приятеля Ладислава Малиновского. В чем его обвиняют?

– Он вовсе не арестован, – поправил ее старший инспектор Дэви. – Он просто помогает следствию.

– Я направила к нему своего адвоката.

– Очень разумно, – одобрил Папаша. – Любой человек, у которого сложности с полицией, должен опираться на помощь адвоката. Иначе так легко сказать что-нибудь не то.

– Даже если ты абсолютно невиновен?

– Возможно, в таком случае адвокат еще нужнее.

– Да вы, оказывается, циник? О чем же вы его расспрашиваете, хотела бы я знать. Или это недопустимо?

– Прежде всего нам необходимо точно установить все, что он делал в тот вечер, когда убили Гормана.

Бесс Седжвик резко выпрямилась:

– Неужели вам в голову пришла безумная мысль, что Ладислав стрелял в Эльвиру? Они даже незнакомы.

– Он мог бы это сделать. Его машина как раз стояла за углом.

– Чепуха, – произнесла леди Седжвик безапелляционным тоном.

– Вас сильно расстроила стрельба в тот вечер, леди Седжвик?

Она выглядела слегка удивленной.

– Конечно, я расстроилась, когда моя дочь чуть не лишилась жизни. Чего еще вы ждали?

– Я не то имел в виду. Насколько вас расстроила смерть Майкла Гормана?

– Я очень сожалела. Он был смелым человеком.

– И только?

– Что еще я могу сказать?

– Вы его знали, не так ли?

– Конечно. Он ведь здесь работал.

– Вы знали его немного лучше, чем просто в качестве швейцара.

– О чем вы?

– Ну, полно, леди Седжвик. Он был вашим мужем, разве не так?

Бесс помолчала, не проявив, однако, никаких признаков волнения или удивления.

– Вам многое известно, не так ли, старший инспектор? – Она вздохнула и откинулась на спинку кресла. – Я его не видела… постойте-ка… много лет. Двадцать, а может быть, больше. А тут однажды выглядываю в окно и узнаю Мики.

– И он вас узнал?

– Как ни странно, но мы оба узнали друг друга, – сказала Бесс. – Мы и пробыли-то вместе всего какую-нибудь неделю. Потом нас отыскала моя семья, они откупились от Мики и вернули меня с позором домой. – Она вздохнула. – Я была очень молода, когда сбежала с ним. И очень мало знала. Юная дурочка с головой, набитой романтическими бреднями. Он казался мне героем, особенно из-за того, что ловко сидел на лошади. Он не знал страха. И был хорош собой, весел да еще остер на язык, как всякий ирландец! Думаю, что именно я убежала с ним. Ему бы и в голову это не пришло. Но я была необузданной, упрямой и без памяти влюбленной! – Она покачала головой. – Продолжалось это недолго… Первых суток хватило, чтобы я разочаровалась. Он пил, был груб на язык и скор на руку. Когда мои домашние появились и забрали меня, я обрадовалась. Я его больше никогда не хотела видеть.

– Ваша семья знала, что вы поженились?

– Нет.

– Вы им не сказали?

– Я не считала, что я замужем.

– Как все это произошло?

– Мы поженились в Балигоулане, но, когда объявилась моя родня, Мики сказал, что все было подстроено. Он со своими друзьями все это просто разыграл. К этому времени мне уже казалось, что он на такое вполне способен. Не знаю, хотел ли он денег, которые ему предложили, или испугался, что нарушил закон, женившись на несовершеннолетней. Тем не менее я ни минуты не сомневалась, что он говорит правду, – тогда не сомневалась.

– А потом?

Она, казалось, целиком ушла в свои мысли.

– Только через много лет, узнав жизнь получ– ше и познакомившись с законодательством, я вдруг поняла, что, вполне возможно, я замужем за Мики Горманом!