Порядочных перьев, чтобы делать записи в журнале, здесь нет, так что пишу этим – черт бы его побрал. Сегодня ходили на берег и, пошатавшись там, я набрел на футбольный матч между оркнейцами и шетландцами – зрелище довольно-таки жалкое. Повстречал капитанов с «Ян-Майена» (Денчерс), «Новой Земблы»[35] и «Эрика», а также доктора Брауна с «Эрика» – тоже лондонца. Вшестером мы по окончании матча отправились в «Квинс», где сначала выпили дурного виски, после чего перешли на кофе. Затем Браун заказал бутылку шампанского, и Мюррей, как и я, последовали его примеру. Сигары и трубки. Думаю, со спиртным мы немного перебрали.

В прошлом году Браун на судне «Воронья скала» попал в кораблекрушение. Говорит, что отлично стреляет[36]. Мы с капитаном вернулись на судно в полдесятого.


Письмо от этого же дня, направленное писателем в Эдинбург, матери, Мэри Фоли-Дойл.

С борта судна «Надежда». Леруик. Понедельник

Драгоценная мэм!

С помощью все того же птичьего пера и бутылочки чернил сообщаю тебе новости с Севера: вчера прибыл почтовый пароход, привез письмо от тебя и очень милую весточку от Летти, которая, по всей видимости, имеет весьма смутное представление о том, зачем я отправляюсь в Гренландию – то ли держать экзамен перед медицинской комиссией, то ли что-то в этом роде (судя по ее пожеланиям мне успеха и выражениям надежды, что вернусь я уже дипломированным доктором)! Ну и забавная же она девчонка! Привезли «Скотсмен» и нужный мне пинцет. Теперь насчет твоих вопросов, постараюсь ответить на них как можно лучше.

Вопрос 1. Я получил – письма, посылки и прочее.

2. Мой [?] не получил и продолжаю его желать.

3. Я здоров.

4. На письмо миссис Хор[37] я ответил.

5. В качестве доброго и послушного мальчика (каким являюсь) я навестил Роджеров[38], виделся с ними, видел и малышку – по крайней мере, видел два огромных светло-голубых глаза, уставившихся на меня из вороха пеленок.

Похожа на спрута женского пола и с четырьмя щупальцами (подвид: спрут-пышка). Однако безмолвной ее не назовешь: «Son et oruet et prosterea nihil – голос и глаза, а больше ничего – искаж. лат.), если не считать не очень приятного запаха. О да, Вельзебуб – прошу прощения, Кристабель – прекрасный младенец. А теперь, когда я успокоил твою мятущуюся душу столь целительными ответами, разреши мне изложить что-нибудь более интересное. Во-первых, тебе приятно будет узнать, что никогда в жизни я еще не был так счастлив. Во мне есть явная цыганская жилка, и теперешняя моя жизнь, по-моему, как нельзя более мне подходит[39]. Вокруг меня хорошие, красивые люди, и притом очень крепкие. Ты удивишься, насколько хорошее образование смогли самостоятельно получить некоторые из них. Вчера вечером старший механик, поднявшись из угольного трюма, затеял со мной на палубе под звездами диспут о дарвинизме. Я положил его на обе лопатки, но он взял реванш, рассуждая о замечаниях Колензо[40] по поводу Пятикнижия… В этом вопросе он меня обскакал. Капитан тоже человек ученый. В Леруикской гавани сейчас почти 30 китобойных судов, но только два из них приписаны к Питерхеду – «Недосягаемый» и «Надежда». Два лагеря недолюбливают друг друга. Грей и Мюррей считаются аристократами. Колин Маклин, наш первый помощник, в субботу заглянул в «Квинс», где полдюжины матросов из Данди стали поносить «Надежду». Колин – этот здоровенный и рыжий бородач-шотландец – не привык болтать попусту, так что он сразу поднялся и, объявив, что он тоже с «Надежды», без лишних слов дал волю кулакам. Он пригвоздил к полу их доктора и изувечил капитана, после чего триумфально покинул помещение. Наутро он сказал мне: «Счастье еще, доктор, что я был трезв, а не то не миновать бы им было настоящей драки». Я же призадумался насчет того, что Колин понимает под настоящей дракой. Леруик – это городишко с кривыми улицами и некрасивыми девушками. Унылое захолустье, где есть две гостиницы и один бильярдный стол. Остров голый, без деревьев. В пятницу был на обеде у Тейта, нашего представителя. Обилие вкусной еды, шампанское и все прочее, но скучновато. Кстати, мы взяли на борт и отличное шампанское, и вино, и едим до отвала, как призовые свиньи. Уже долгое время я не знаю, что такое хотеть есть. Что мне нужно, так это физические упражнения. Я боксирую понемножку[41], и только. Прибыли мы как раз вовремя, опередив сильнейший шторм, разразившийся позавчера. Капитан уверяет, что, останься мы в открытом море, то потеряли бы не только шлюпки и фальшборты, но, весьма вероятно, и мачты. Сейчас погода наладилась и, думаю, к четвергу мы отчалим.

Вот, дорогая, и весь мой запас новостей. Да благословит Господь вас всех, пока я вдали от вас. Теперь получить от меня весточку сможете месяца через два с лишним. Парламент запретил нам бить тюленей раньше третьего апреля, вот почему мы околачиваемся здесь. Шлю мою любовь и привет на Гринхилл-пл.[42]

Твой любящий сын, А. К. Д.

Капитан дал мне сегодня увольнительную, разрешив отправиться с несколькими самыми крепкими из младших членов экипажа на берег в «Квинс» – проверить, не будет ли желающих подраться.

Миссис Драммонд[43], вероятно, дала тебе неверную информацию.

Лотти прислала мне очень умное и забавное письмо[44].

Здесь письмо завершается, продолжение дневника.


Вторник, 9 марта

Перед ужином гулял на берегу с капитаном. Джек Вебстер[45] напился и безобразничал на улице. Капитан обезвредил его и отправил на борт в лоцманском катере. Но на полпути к «Надежде» он спрыгнул в воду и вплавь добрался до берега. Такелажники и матросы потом ловили его. Утро провел в скучном хождении по лавкам. Отправляемся завтра, если позволит погода. Потом на судно поднялся Тейт, и мы с ним приятно побеседовали. Он парень неглупый, хоть и зануда. Просматривал Скорбси[46]. Капитан рассказал мне кое-что любопытное о китобойном промысле – о том, как киты еще издалека слышат приближающийся пароход и как пугает их звук двигателя[47]. Жир их стоит фунтов 30 за тонну, а ус идет примерно по 800 фунтов. Китовый ус целиком и полностью уходит на континент. Морские единороги[48] здесь встречаются повсеместно, равно как и акулы с дельфинами. Однако особенностью здешних мест являются простейшие, которыми киты и питаются.


Среда, 10 марта

Северный ветер помешал нашему отбытию. Ветхое «Затмение» показалось в гавани. Оно величественно проплыло мимо в клубах пара, приветствуемое всеми судами[49]. Я поднялся на борт, где встретился с капитаном Дэвидом[50], Алеком и Крэббом. Вечером был на берегу, где сразился в «капитана»[51] и имел честь обыграть Крэбба в бильярд. А ведь он знаменитость среди здешних бильярдистов. Забыл перчатки и трубку в курительной.


Четверг, 11 марта

Великий день для Лейта[52]. Корабли начали свое движение после завтрака, прочь из Леруикского пролива. Это было прекрасное зрелище – ясное, безмятежное небо, и суда одно за другим трогаются под аккомпанемент клацающих якорных цепей. Каждое уходящее судно трижды приветствовали остающиеся. Мы с капитаном отправились на берег, и я вместе с матросами занялся поисками этой несчастного скотины, Джека Вебстера.

Наконец нашли, впятером протащили его, отчаянно кусающегося, по главной улице Леруика, и погрузили на судно. Моей задачей было удерживать его и не давать спрыгнуть за борт. Около часа мы снялись с места и начали петлять между островов, пока около семи не бросили якорь в маленькой бухточке, неподалеку от «Ян-Майена», «Эрика» и «Активного». С «Ян-Майеном» мы от самого Леруика состязались в скорости и, опередив его, встали почти впритык к «Эрику»[53]. Обсуждали с Маклеодом[54] и капитаном возможность достичь полюса уже к вечеру. Все уверены, что прежде курс выбирали неправильно[55]: путь к полюсу должен пролегать в открытом море, а не в тесной трубе, становящейся чем дальше, тем у́же и со всех сторон теснимой льдами, как мы это наблюдаем в Девисовом проливе[56].


Пятница, 12 марта

Вынуждены простоять весь день из-за ветра, предвещающего шторм, хотя барометр и показывает «ясно».

Полное бездействие. Суша представляет собой гряду пологих холмов торфяников и редких домишек под соломенной кровлей. Вечером капитан отправился на «Эрик». Похоже, они рыбачили, мы же с помощником и матросами за неимением хорошей наживки сошли на берег, чтоб набрать раковин. Почти стемнело, так что раковин мы не нашли, а, постучавшись в одну из хижин, попросили о помощи. Хижины здесь убогие, у эскимосов и то жилища лучше: в каждом доме на потолке квадратное отверстие, через которое наружу идет дым от очага в середине помещения (топят его торфом). Но люди здесь приветливые. Встретили в этом варварском месте девушку[57] – хорошенькую, хотя и застенчивую. Добыли себе на наживку двустворчатых моллюсков, после чего, воспрянув духом, и удалились – по пояс в грязи. Вечером к нам подъехал таможенный катер, и умиротворить лейтенанта смогла лишь плитка табаку, врученная ему в качестве подарка. Капитан раздосадован тем, что мы застряли в этой дыре. Давление в барометре продолжает стоять высоко.


Суббота, 13 марта

Ветер и сильный дождь. «Активный» и «Ян-Майен» уже отбыли. Вскоре мы последуем их примеру. Матросы выбирают якорную цепь, распевая «Прощай и до свидания»[58]. Красивая песня. За бортом умеренные волны. На полных парусах прошли между островов, оставив самый северный из них справа: оконечность его – причудливые скалы, называемые Стога Рамна[59].



Весь день идет дождь. Мы устроили гонки с «Эриком» и победили. Ни малейших признаков морской болезни я не чувствую. Видел Беррафьорд-Холмс – самую крайнюю северную точку Великобритании[60], и в четыре часа пополудни земля скрылась из глаз. Ночью летели на всех парах сквозь косой дождь и туман… Снилось, что меня схватила горилла и бьет и что я плыву на дистанцию в 167 миль в Оксфорде на соревнованиях по гребле[61].