— Путешествие закончено, вы говорите? — удивилась Хилари. — Но… но ведь мы не пересекли ни одного моря?

— А вы этого ожидали? — Замечание Хилари, видимо, развеселило миссис Бейкер. Хилари смутилась.

— Вообще-то, да. Я, действительно, думала… — Она замолчала.

Миссис Бейкер покачала головой.

— Знаете, именно так думает большинство. Тысячи глупостей говорят о каком-то железном занавесе. Что до меня, то мне кажется, этот самый железный занавес может быть опущен в любом месте. Люди как-то не понимают этого.

Пассажиров обслуживали двое арабов. Перекусили сэндвичами, бисквитами и кофе. Потом миссис Бейкер взглянула на свои часы:

— Ну, что ж, теперь все. Здесь я с вами прощаюсь.

— Вы возвращаетесь в Марокко? — с удивлением спросила Хилари.

— Да нет, это не подходит мне, «погибшей при авиационной катастрофе». Нет, теперь у меня будет другая работа.

— Но ведь вас же кто-нибудь может узнать, — не успокаивалась Хилари. — Я имею в виду тех, кто встречался с вами в гостиницах Феца и Касабланки.

— Очень может быть, только они ошибутся, и все тут. Теперь у меня другой паспорт. Кроме того, ведь вполне достоверна версия, что моя сестра миссис Кэлвин Бейкер погибла при воздушной катастрофе. А она была очень на меня похожа. И вообще, для тех постояльцев, которыми обычно переполнены гостиницы, все путешествующие американки средних лет — на одно лицо.

«Да, — подумала Хилари, — именно так оно и есть. Во внешности миссис Бейкер не было ничего примечательного — скромно одетая, подтянутая, с аккуратно уложенными седыми буклями». Что касается ее внутреннего мира, то миссис Бейкер или очень хорошо маскировалась, или у нее просто ничего не было за душой.

— Какая же вы на самом деле, миссис Бейкер? — неожиданно спросила Хилари.

— Зачем вам это?

— Да, вы правы. Зачем!.. Но ведь мы вместе проделали такой большой путь, да еще в таких трудных условиях, и мне кажется странным, что я ничего не знаю о вас. Ничего из того, я имею в виду, что составляет ваше «я», — что вы чувствуете, что думаете, что для вас важно, а что не имеет значения.

— Я и не предполагала, что у вас такие следовательские наклонности, дорогая, — проворковала в ответ миссис Бейкер. — Послушайтесь моего совета, искорените их в себе.

— Я даже не знаю, из какой части Штатов вы приехали, — продолжала настаивать Хилари.

— Это также не имеет ровно никакого значения. Я давно порвала с моей страной. Есть причины, по которым я никогда не смогу туда вернуться. Если бы я могла расплатиться с Америкой за все те неприятности, которые она мне доставила, я бы сделала это с удовольствием.

На какую-то секунду на лице миссис Бейкер прорвалась ненависть. Но она снова перешла на свой бодряческий тон:

— Итак, прощайте, миссис Беттертон! Я надеюсь, что вы скоро встретитесь со своим супругом.

На что Хилари жалобно ответила:

— Я понятия не имею, где нахожусь, даже не знаю, в какую часть света вы меня завезли.

— О, это совсем просто. Теперь уже нет никакого смысла делать из этого тайну. В атласе обозначена удаленная от всего мира точка. Она находится неподалеку от… — Миссис Бейкер недосказала фразы и как ни в чем не бывало отошла от Хилари. Пилот уже стоял у трапа, ожидая ее.

Хилари стало страшно. Все-таки эта американка была последним звеном, которое связывало ее с внешним миром. По-видимому, Питерс, стоявший рядом с Хилари, понял, что она переживала.

— Страна, откуда не возвращаются, — произнес он тихо. — Думаю, что мы попали именно туда.

Ей показалось, что голос доктора Баррона донесся откуда-то издалека:

— Будьте мужественны, мадам. Или вам хочется побежать за вашей американской приятельницей? Мечтаете забраться в самолет и вернуться назад, в тот мир, который вы покинули?

— А могла бы я вернуться, если б захотела?

Француз пожал плечами:

— Кто знает!

— Может быть, окликнуть миссис Бейкер? Еще не поздно, — предложил Питерс.

— Конечно, нет! — Голос Хилари звучал резко.

— Здесь нет места для людей со слабой волей, — презрительно вставила все время молчавшая фрейлин Нидхейм.

— Что вы! Этого нельзя сказать о миссис Беттертон, — вставил мягко Баррон, — просто она, как каждая мыслящая женщина, задает себе вопросы. — Он сделал ударение на слове «мыслящая», как бы противопоставляя Хилари немке. Но на Нидхейм тон Баррона не произвел никакого впечатления, она презирала всех французов вместе взятых и пребывала в счастливом заблуждении относительно оценки собственной персоны.

Раздался высокий нервный голос Эрикссона:

— Как может человек, достигнувший наконец свободы, раздумывать — ехать обратно или нет!

— Но если возвращение невозможно, если даже выбор невозможен, то какая же это свобода! — с возмущением воскликнула Хилари.

В это время к группе спорящих пассажиров подошел один из слуг:

— Прошу вас, автомобили поданы.

Действительно, их ожидали два «кадиллака». Хилари попросила, чтобы ее посадили впереди, вместе с шофером. Свою просьбу она объяснила тем, что от длительной езды на машине у нее начинается тошнота, и объяснение это ни у кого не вызвало подозрений. Пока ехали, Хилари время от времени делала какие-нибудь замечания — то восхищалась погодой, то «кадиллаком». Она неплохо говорила по-французски, и шофер отвечал ей вполне благожелательно. Казалось, что его расположение не было наигранным.

— Нам долго придется ехать? — спросила она.

— От аэродрома до больницы? Часа два, мадам.

Больница. Это было что-то новое. Хилари почувствовала, что ее ожидают какие-то новые неприятности. Она ещё раньше заметила, хотя и не придала этому большого значения, что фрейлин Нидхейм на последней стоянке переоделась в платье, которое носят медицинские сестры. Теперь она связала это со словами шофера.

— Расскажите мне о вашей больнице, — попросила Хилари как можно равнодушнее.

Шофер с удовольствием откликнулся на ее просьбу:

— О, мадам! Наша больница замечательная! Самое современное оборудование! Сюда приезжают со всех концов света врачи — и все не нахвалятся. Все это сделано в гуманнейших целях.

— Да, да, должно быть, это так. Именно так, — машинально проговорила Хилари.

— Эти несчастные, — продолжал шофер, — раньше их просто выслали бы на какой-нибудь отдаленный остров, и там они погибли бы медленной смертью. А здесь их лечат новым препаратом доктора Колини, и, знаете, большинство больных излечивается. Даже те, у кого болезнь запущена.

— Мне кажется, что это слишком уединенное место для больницы, — пустила пробный шар Хилари.

— Это именно то, что требуется. Так настаивали власти. А здесь чудесный, целебный воздух. Смотрите, мадам, отсюда уже видно, куда мы едем!

Они приближались к небольшой цепи гор, образующей котловину, в которой находилось очень длинное сверкающее белизной здание.

— Какое достижение! — восторгам шофера, казалось, не будет конца. — Возвести здесь такое! Деньги затрачены, конечно, баснословные. О, мадам, мы очень обязаны богатым филантропам мира сего. Это не то что всякие там правительственные мероприятия, проводимые на нищенские суммы. Здесь деньги лились, как вода. Наш патрон, говорят, один из самых богатых людей во всем мире. И вот здесь он построил это замечательное учреждение, цель которого — облегчить человеческие страдания!..

Вскоре автомашины остановились у высокой железной ограды, неподалеку от ворот.

— Здесь вам придется выйти, мадам, — услышала Хилари. — Нам не разрешают въезжать в ворота. А наши гаражи находятся в километре отсюда.

Путники вышли из автомобилей. На воротах был прикреплен огромный замок. Но никто из приехавших не успел до него дотронуться: ворота стали медленно открываться. Человек в белой одежде с черным улыбающимся лицом поклонился и знаком пригласил войти. Они медленно вошли в ворота, которые тотчас же были заперты. Первое, что бросилось в глаза, — это проволочная сетка, отгораживающая часть двора. Там прогуливались взад и вперед какие-то люди. Потом они столпились и с любопытством стали разглядывать приехавших. Хилари вдруг издала крик ужаса.

— Смотрите! Да ведь это прокаженные! — ее губы тряслись. — Прокаженные! — Ужас охватил все ее существо.

Глава 10

За путешественниками со скрежетом закрылись железные ворота, и они оказались в лепрозории. «Оставь надежду, всяк сюда входящий…» — вспомнила Хилари.

Да, это конец, думала она, конец всему. О каком побеге может теперь идти речь!.. Ставкой Хилари была смерть, и Хилари проигрывала. Она представляла себе Беттертона, который говорит: «Послушайте, это совсем не моя жена!» И тогда все поймут, кто к ним пробрался…

А может, еще до того, как Беттертон успеет спросить: «Кто вы?» — ей сказать первой: «Вы не мой муж?» Притвориться, разыграть возмущение, ужас и сделать это так, чтобы у них появилось сомнение — тот ли человек Беттертон, за кого себя выдает? Не подослан ли вместо него другой ученый, иными словами, шпион? Это будет непорядочно по отношению к Беттертону, но ведь он продает секреты своей страны…

Приехавших вышел встречать высокий красивый человек.

— Рад вас видеть, дорогой доктор! — сказал он Баррону по-французски. И затем, повернувшись к Хилари, проговорил уже по-английски:

— О! Миссис Беттертон! Мы очень рады приветствовать вас здесь. У вас была такая долгая и трудная поездка. Ваш супруг чувствует себя хорошо и, естественно, с нетерпением ждет вас. — И он сдержанно улыбнулся. Но его глаза оставались холодными.

Хилари почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Питерс, который стоял рядом, поддержал ее.

— Вы, наверное, не знаете, — обратился Питерс к встречающему, — Миссис Беттертон попала в авиационную катастрофу в Касабланке. А теперь еще эта дорога. — Хилари с удивлением уловила какую-то теплоту в его голосе. Головокружение не проходило. Как ей хотелось поддаться соблазну и упасть в обморок, любым способом отсрочить хоть на некоторое время ту минуту, когда ее разоблачат. Но ведь Беттертон может сам прийти сюда, любой муж пришел бы… Хилари попыталась взять себя в руки.