Возникла ужасная суматоха. Пассажиры, служащие аэропорта, носильщики тащили багаж, входили и выходили, спешили и сталкивались в темноте. В конце концов Хилари, с ледяными от холода ногами, оказалась в автобусе, медленно пробирающемся сквозь туман по направлению к Парижу.

Долгая, утомительная поездка отняла четыре часа. Была уже полночь, когда они прибыли в гостиницу, где для Хилари было забронировано место, и она была благодарна судьбе, что ее поездка наконец завершена. Она слишком устала, чтобы есть, сил хватило лишь на горячую ванну, после чего сразу рухнула в постель.

Самолет в Касабланку должен был вылететь из аэропорта Орли в десять тридцать на следующее утро. Но по прибытии в Орли стало известно, что расписание полетов перепуталось. Самолеты были вынуждены пережидать парижский туман, приземлившись в каком-либо из городов Европы, прилет их задерживался. Впрочем, так же, как и отправление.

Изможденный служащий отдела вылетов только пожал плечами и произнес:

— Для мадам невозможно полететь рейсом, на который у нее заказан билет! Постараемся что-нибудь предпринять. Если мадам присядет всего лишь на минутку, возможно, все прояснится.

Наконец ее пригласили и сказали, что есть одно место в самолете, отправляющемся в Дакар, который обычно не садится в Касабланке, но на этот раз сядет.

— Вы прилетите лишь на три часа позже, только и всего, мадам.

Хилари молча кивнула, не выразив никакого протеста, чем удивила и явно обрадовала служащего.

— Мадам и представления не имеет о тех трудностях, с которыми мне пришлось столкнуться этим утром, — пожаловался он. — Enfin[2], они неблагоразумны, мсье путешественники! Это не я нагнал туман! Конечно, он причинил неудобства. Но нужно же обладать и чувством юмора! Я всегда это говорю, когда, как ни прискорбно, приходится менять планы! Après tout[3], мадам, задержка на час, два или даже три, стоит ли обращать на нее внимание? Разве имеет значение, на каком самолете прилететь в Касабланку?

Однако в данный конкретный день это имело гораздо большее значение, чем мог предположить маленький француз. Стоило Хилари наконец завершить полет и ступить на раскаленную солнцем бетонную взлетную полосу, как носильщик, следовавший за ней со своей доверху нагруженной багажом тележкой, заявил:

— Вам сказочно повезло, мадам, что вас не оказалось на предыдущем самолете, который выполняет регулярные рейсы в Касабланку!

Хилари спросила:

— Что случилось?

Носильщик нерешительно посмотрел по сторонам, но решил, что в любом случае новость недолго останется тайной, и, заговорщически понизив голос, наклонился к ее уху.

— Mauvaise affaire![4] — пробормотал он. — Он разбился… При посадке. Летчик и штурман погибли, большинство пассажиров — тоже. Четверо или пятеро остались в живых, и их отвезли в больницу. Некоторые из них ранены очень тяжело.

Первой реакцией Хилари было что-то, похожее на ослепляющую злость. В голове сами собой возникли мысли: «Почему меня не было в этом самолете? Если бы я была там, все уже было бы кончено — я уже была бы мертва и меня бы ничего не касалось. Никаких болей в сердце, никаких страданий. Люди в том самолете хотели жить. А я… мне все равно… Почему это была не я?»

Она прошла таможню, подвергнувшись небрежному досмотру, и, забрав багаж, поехала в гостиницу. Стоял яркий восхитительный день, солнце только начало клониться к закату. Чистый воздух и золотой свет — все было таким, как представлялось в воображении. Наконец она здесь! Позади остался туман, холод и мрачность Лондона, позади страдания, колебания и несчастья. Здесь ключом била жизнь, яркие краски и солнечный свет.

Она прошла через спальню и, распахнув ставни, выглянула на улицу. Да, все было именно таким, как она представляла. Хилари медленно отвернулась от окна и присела на край кровати. Спаслась; спаслась! Это постоянно звучало у нее в голове с тех самых пор, как она покинула Англию. И теперь она поняла с ужасающей, ошеломляющей ясностью, что спасения просто не существовало!

Все здесь оставалось точно таким, каким было и в Лондоне. Сама она, Хилари Крейвен, осталась та же. Это от Хилари Крейвен пыталась она спастись, а Хилари Крейвен в Марокко была точно такой, как Хилари Крейвен в Лондоне. Очень тихо она сказала себе:

— Какая я была дура… какая же дура! Почему мне взбрело в голову, что я буду чувствовать себя по-другому, если только улечу из Англии?!

Могила Бренды, маленький трогательный холмик, осталась в Англии, и Найджел скоро женится на своей новой подруге тоже в Англии. Почему Хилари решила, что здесь все боли утихнут? Желанные мечты, и только! Что ж, теперь миражи позади. Она снова взглянула в лицо действительности. И увидела, что в состоянии вынести, что — нет. Все можно вытерпеть, пока есть причины и цели, требующие терпения. Она пережила собственную долгую болезнь, пережила измену Найджела и всю ту жестокость и безжалостность, которой измена сопровождалась. Хилари пережила все, потому что у нее была Бренда. Потом началась долгая, медленная и безнадежная борьба за жизнь девочки, и она была проиграна. Теперь у Хилари не осталось никого, ради кого стоило бы жить. И нужно было совершить путешествие в Марокко, чтобы самой убедиться в этом. В Лондоне у нее было странное, необычное чувство, что стоит ей только уехать куда-нибудь, как забудется все, что было раньше, и начнется жизнь сначала. Она преднамеренно предприняла свою поездку в такое место, которое не имело никакого отношения к ее прошлому. Место, совершенно ей незнакомое, но обладающее всеми теми качествами, которые она так любила: обилием солнца, чистым воздухом и необычностью новых лиц и пейзажа. Здесь, мечтала она, все будет по-другому. Но ничего не изменилось. Многое осталось тем же. Факты были совершенно просты и неизбежны. У нее, Хилари Крейвен, больше не было желания продолжать жить.

Если бы не вмешался туман, если бы она летела на самолете, на который у нее был зарезервирован билет, тогда к этому времени все проблемы уже были бы решены. Она могла бы лежать сейчас в каком-нибудь французском морге с разбитым и изуродованным телом, но дух ее был бы умиротворен и избавлен от страданий.

Ладно, Хилари сама сможет достичь того же результата, правда, для этого придется приложить кое-какие усилия.

Все было бы так просто, если бы у нее было с собой снотворное. Она вспомнила, как просила его у доктора Грея, который с довольно странным выражением лица ответил ей:

— Значительно лучше научиться засыпать естественным образом. Сначала будет сложно, но потом получится.

У доктора было странное выражение лица. Знал ли он уже тогда или только подозревал, что до снотворного дойдет?

Ладно, приобрести то, что требуется, несложно. Она решительно поднялась с кровати. Нужно сейчас же отправиться в аптеку.

Ill

Хилари всегда думала, что за границей очень просто купить снотворное. И, к большому своему удивлению, обнаружила, что это далеко не так. Первый аптекарь, к которому она обратилась, продал ей только две упаковки. Если она хочет купить больше, сказал он, необходимо иметь рецепт врача. Она поблагодарила его, беззаботно улыбнувшись, и поспешила покинуть аптеку, столкнувшись в дверях с высоким и каким-то торжественно-серьезным молодым мужчиной, который извинился перед ней по-английски. Она слышала, как он интересовался у аптекаря зубной пастой.

В какой-то степени это даже позабавило ее. Зубная паста — так смешно, так нормально, так буднично. И сразу же ее пронзила резкая боль, так как зубная паста, которую он спросил, была та, которую предпочитал Найджел. Она перешла улицу и вошла в аптеку напротив. Затем заглянула еще в четыре аптеки, прежде чем вернуться в гостиницу.

И опять ее развлекло то, что в четвертой аптеке она вновь столкнулась с тем же похожим на сову мужчиной, настойчиво спрашивающим одну и ту же зубную пасту, которая явно не была широко известна аптекарям Касабланки.

Хилари чувствовала себя почти беззаботно, переодевая платье и подкрашиваясь, перед тем как спуститься в ресторан к обеду. Она намеренно откладывала время обеда, насколько было возможно, так как очень не хотела встретиться с кем-нибудь из своих попутчиков или из команды самолета. Впрочем, встреча была маловероятной, поскольку самолет уже продолжил свой рейс в Дакар. Хилари даже думала, что оказалась единственной пассажиркой, вышедшей в Касабланке.

Когда она спустилась вниз, ресторан был почти пуст. Лишь тот самый англичанин с совиным лицом заканчивал обедать за столиком у стены. Он читал французскую газету и, казалось, был полностью поглощен ею.

Хилари заказала богатый обед и полбутылки вина. Испытывая какое-то безрассудное, пьянящее возбуждение, подумала: «В конце концов, не закончились ли мои приключения?» Затем она заказала бутылку минеральной воды «Виши» себе в номер и, выйдя из ресторана, сразу же отправилась наверх.

Официант принес «Виши», открыл бутылку, поставил на столик и, пожелав ей спокойной ночи, вышел из комнаты. Хилари облегченно вздохнула и, когда официант закрыл за собой дверь, повернула ключ в замочной скважине. Из ящика ночного столика она достала четыре маленьких пакетика, приобретенных в аптеках, и развернула их. Затем положила таблетки на стол и налила в стакан «Виши». Поскольку снотворное было в виде таблеток, ей нужно будет всего лишь проглотить их и запить минеральной водой.

Хилари разделась, завернулась в халат, тут же вернулась к столу и присела. Сердце ее забилось быстрее. Теперь она испытывала что-то вроде страха, но страх был каким-то очаровывающим, а не тем парализующим, какой заставил бы ее отказаться от своего плана. На сей счет она была абсолютно спокойна и решительна. Вот и освобождение, настоящее освобождение! Она взглянула на письменный стол, размышляя, стоит ли оставлять записку. И решила не делать этого. У нее не осталось ни родных, ни близких или друзей, у нее не осталось никого, кому она хотела бы сказать последнее «прощай». Что касается Найджела, то его она не хотела обременять ненужными угрызениями совести, даже если ее записка найдет адресата. Возможно, Найджел прочтет в газете, что некая Хилари Крейвен умерла в Касабланке от чрезмерной дозы снотворного. Наверное, сообщению посвятят совсем маленький абзац. «Бедняжка Хилари… — скажет Найджел, — ей не повезло». Возможно, втайне он почувствует облегчение. Потому что, как она догадывалась, Найджела все же немного мучила совесть, а он был из тех мужчин, которые любят чувствовать себя спокойно.