Агата Кристи - Место назначения неизвестно

Сидящий за письменным столом человек передвинул тяжелое стеклянное пресс-папье на четыре дюйма вправо. Он не выглядел ни задумчивым, ни озабоченным. Его лицо, пожалуй, ничего не выражало. И было очень бледным. Возможно, оттого, что большую часть времени этот человек проводил при искусственном освещении. Чувствовался затворнический образ жизни — в стихии письменных столов и документов. Казалось удивительно характерным то, что попасть в его кабинет можно было, лишь долго петляя по длинным коридорам. Трудно было определить возраст хозяина. Выглядел он ни молодым, ни старым. Кожа лица была без морщин, гладкой, глаза же выражали безмерную усталость.

Второй из находившихся в кабинете был старше. У него были темные волосы и маленькие усики военного образца. От второго исходила тревожная нервная энергия. И сейчас, не в состоянии сидеть спокойно, он мерил кабинет шагами, время от времени бросая короткие отрывистые замечания.

— Донесения! — возмущенно восклицал второй. — Донесения, донесения и еще раз донесения! И ни от одного ни капли пользы!

Человек за столом посмотрел на лежащие перед ним документы. Верхним был официальный бланк с надписью «Беттертон, Томас Чарльз». После имени кем-то жирно выведен вопросительный знак. Задумчиво кивнув, человек за столом сказал:

— Изучив донесения, вы не обнаружили в них ничего ценного?

Его собеседник пожал плечами:

— Кто знает?

— Да, этого не знает никто, — вздохнул человек за столом.

Более пожилой продолжил, будто стреляя очередями из автомата:

— Донесения из Рима, донесения из Турина, встречен на Ривьере, замечен в Антверпене, определенно опознан в Осло, наверняка обнаружен в Биаррице, подозрительно вел себя в Страсбурге, без маскировки появился на пляже в Остенде с очаровательной блондинкой, замечен разгуливающим по улицам Брюсселя с борзой! Разве что еще в зоопарке его не видели в обнимку с зеброй, но, даю слово, это еще впереди!

— У вас есть какие-либо объясняющие это предположения, полковник Уортон? Лично я возлагал надежды на донесение из Антверпена, но оно тоже ничего не дало. Хотя, конечно… — сидевший за столом замолчал и, казалось, впал в коматозное состояние. Но тут же очнулся и неопределенно произнес: — Да, возможно… и все же… интересно!

Уортон резко сел на подлокотник кресла.

— Но мы обязаны выяснить! — Голос его зазвучал настойчивее. — Мы обязаны ответить на все «как?», «почему?» и «куда?». Нельзя же терять лояльных ученых чуть ли не ежемесячно и не иметь ни малейшего представления, как они исчезают, почему и куда! Правильны ли наши рассуждения? Мы всегда воспринимали подобные вопросы как само собой разумеющееся, но теперь я уже в этом не уверен. Вы читали информацию о Беттертоне, полученную из Америки?

Человек за столом утвердительно кивнул:

— В политике — обычный левый уклон. Причем в тот период, когда все были ему подвержены. Насколько удалось выяснить, наклонности не были продолжительными. До войны он делал добротную работу, но ничего выдающегося. Когда Маннгейм бежал из Германии, Беттертона назначили его ассистентом. Все кончилось тем, что он женился на дочери Маннгейма, после смерти которого продолжал работу уже самостоятельно. Беттертон проснулся знаменитым после потрясающего открытия ЗЕ-распада. Открытия, революционного по своему содержанию! Оно вознесло Беттертона на самый верх. Впереди — блестящая карьера, но вскоре после свадьбы умирает жена, и это просто убило Беттертона. Он переехал в Англию. Последние восемнадцать месяцев жил и работал в Харуэлле. Шесть месяцев назад женился вторично.

— В этом что-нибудь есть? — резко спросил Уортон.

Его собеседник покачал головой:

— Ничего, за что можно зацепиться. Она — дочь местного адвоката. До замужества работала в страховой компании. Никаких сильных политических симпатий, насколько мы смогли установить.

— ЗЕ-распад, — мрачно, с неприязнью продолжал полковник Уортон. — Как расшифровать? Просто не укладывается в голове. Я старомоден и никогда не мог представить себе, что такое молекула Они же теперь расщепляют Вселенную! Атомные бомбы, ядерный распад, ЗЕ-распад и тому подобное. А Беттертон — один из главных расщепителей!. Что о нем говорят в Харуэлле?

— Как о довольно приятной личности Что касается его работы, то никаких выдающихся, эффектных оценок. Комментируются только варианты практического применения ЗЕ-распада.

Оба помолчали минуту. Далее разговор велся отрывочно, почти автоматически. Донесения контрразведки лежали в папке на столе, выудить из них что-либо ценное не удавалось.

— Его политическая благонадежность была, разумеется, тщательно проверена, когда он приехал сюда? — процедил Уортон.

— Да, все было вполне удовлетворительно.

— Восемнадцать месяцев назад… — задумчиво проговорил Уортон. — Прошлое, связанное с левыми политическими взглядами, убежден, таких угнетает. Меры предосторожности. Ощущение того, что постоянно находишься под микроскопом… Уединенная жизнь. Нервозность, подозрительность. Я такое наблюдал достаточно часто… Возникают мечты об идеальном мире, свободе и братстве, общий банк всех тайн и секретов и труд на благо человечества. А это тот самый момент, которого ждет какой-нибудь представитель отбросов человечества, он видит свой шанс и действует! — Уортон потер нос. — Никто так не доверчив, как ученые. И все шарлатаны-медиумы того же мнения. Только не пойму почему.

Сидевший за столом улыбнулся, и улыбка его была очень усталой.

— О да, так и есть, — сказал он. — Такие думают, что знают истину, понимаете? Это всегда опасно. Ну а мы совсем другие. Мы скромные, незаметные люди, не рассчитываем спасти мир. Мы всего лишь подбираем один-два разбитых кусочка или раз-другой поворачиваем гаечный ключ, когда случаются перебои в работе. — Он задумчиво постучал пальцем по столу. — Если бы я только знал немного больше о Беттертоне! Не о его жизни и поступках, а о бытовых, ежедневных мелочах. Над чем он смеется? Что заставляет его ругаться? Кто были люди, которыми он восхищался, и кто сводил его с ума?

Полковник взглянул на него с любопытством:

— А как его теперешняя жена? Вы допрашивали ее?

— Несколько раз.

— Она не может помочь?

Сидевший за столом пожал плечами:

— Пока не помогла.

— Вы думаете, она что-то знает?

— Она, конечно, не признается, что знает что-нибудь. Хотя все признаки налицо: тревога, горе, переходящее в отчаяние, волнение, но отсутствие каких-либо предварительных намеков и подозрений. Супружеская жизнь в полном порядке, никаких стрессов и так далее, и так далее. По ее мнению, он был похищен.

— А вы ей не верите?

— У меня есть большой недостаток: я никогда никому не верю.

— Хорошо, — медленно произнес Уортон. — Думаю, нужно собрать о ней побольше сведений. Что она из себя представляет?

— Совершенно обычная женщина, какую можно встретить каждый день за партией в бридж.

Уортон понимающе кивнул:

— Это еще более все усложняет.

— Она сейчас здесь, ждет встречи со мной. Будем опять все ворошить с самого начала.

— Ничего другого не остается, — согласился Уортон. — Хотя лично я не могу этим заниматься. Просто не хватает терпения. — Он поднялся. — Ладно, не буду вас задерживать. Не намного же мы продвинулись.

— К сожалению. Вы можете устроить тщательную проверку донесения из Осло. Оно вселяет надежду.

Уортон кивнул и вышел из кабинета. Оставшийся поднял трубку и сказал:

— Я приму миссис Беттертон сейчас. Просите.

Он сидел, уставившись в пространство перед собой, пока не раздался стук в дверь и в кабинет не вошла миссис Беттертон. Это была высокая женщина лет двадцати семи. Самым отличительным признаком была пышная шапка огненно-рыжих волос. Под их великолепием лицо казалось каким-то незначительным. У нее были сине-зеленые глаза и светлые ресницы, которые так часто сопутствуют рыжим волосам. Он заметил, что на ней совсем не было косметики. И размышлял над значением этого, пока здоровался с вошедшей и приглашал поудобнее устраиваться в кресле около стола. Отсутствие косметики склонило его к мысли, что мисс Беттертон в действительности знает больше, чем говорит.

Исходя из опыта, он знал, что женщины, перенесшие большое горе и волнения, редко пренебрегают косметикой. Осознавая, какое разрушительное воздействие оказывает горе на их внешний вид, они делают все возможное, чтобы свести такое воздействие до минимума. Подумалось, что, может быть, миссис Беттертон намеренно воздержалась от применения косметики с целью более убедительно сыграть роль убитой горем жены. Она сказала, почти выдохнула:

— О, мистер Джессоп, я так надеюсь… Есть какие-нибудь новости?

Он покачал головой и тихо произнес:

— Мне очень жаль, что я вызвал вас, миссис Беттертон, у нас нет никаких определенных известий.

Оливия Беттертон быстро сказала:

— Я знаю. Вы так и написали в своем письме. Но я подумала, что, может быть, с тех пор… ох! Я рада вашему вызову. Сидеть дома, размышляя и задавая себе вопросы… Это самое ужасное! Потому что не в состоянии ни на что повлиять.

Хозяина кабинета звали Джессоп. Он мягко произнес:

— Вы не будете возражать, миссис Беттертон, если мы еще раз обсудим с вами все с самого начала? Я опять буду задавать те же вопросы, подчеркивать те же моменты. Понимаете, всегда есть вероятность того, что может всплыть какой-то маленький штришок. Что-нибудь, о чем вы раньше не задумывались или считали не стоящим упоминания.