– Только не англичан, – печально заметила мисс Хезерингтон. – В наши дни за рубежом редко встретишь соотечественника. – Она оглянулась вокруг и добавила: – Всюду одни французы.

Хилари улыбнулась. Казалось, для мисс Хезерингтон не имел значения тот факт, что Марокко является французской колонией. Все зарубежные отели она рассматривала как прерогативу английских путешественников.

– Французы, немцы и греки, – с усмешкой промолвила миссис Келвин Бейкер. – Этот неопрятный старикашка, кажется, грек.

– Мне говорили, что грек, – сказала Хилари.

– Выглядит важной персоной, – заметила миссис Бейкер. – Видите, как официанты пляшут вокруг него?

– Зато англичанам в наши дни не уделяют никакого внимания, – пожаловалась мисс Хезерингтон. – Всегда дают им самые скверные комнаты – раньше такие занимали только горничные и слуги.

– Ну, я не могу пожаловаться на условия проживания с тех пор, как прибыла в Марокко, – сказала миссис Келвин Бейкер. – Каждый раз меня помещают в удобную комнату с ванной.

– Еще бы – ведь вы американка, – с горечью произнесла мисс Хезерингтон и нервно защелкала спицами.

– Мне бы очень хотелось уговорить вас поехать со мной в Марракеш, – сказала Хилари. – Было так приятно встретить здесь вас обеих. Путешествовать одной очень скучно.

– Я уже была в Марракеше, – отрезала мисс Хезерингтон.

Однако миссис Келвин Бейкер предложение, очевидно, показалось привлекательным.

– Это идея, – заметила она. – Прошло уже больше месяца с тех пор, как я побывала в Марракеше. С удовольствием бы съездила туда снова. Я могла бы показать вам город, миссис Беттертон, и уберечь от навязчивых личностей. Когда где-нибудь побываешь и успеешь оглядеться, то начинаешь лучше ориентироваться. Пойду в бюро – узнаю, можно ли это устроить.

Когда она вышла, мисс Хезерингтон ядовито заметила:

– Вот таковы все американки. Носятся с места на место – сегодня Египет, завтра Палестина. Иногда мне кажется, что они сами не знают, в какой стране находятся.

Поднявшись и собрав вязанье, она кивнула Хилари и удалилась. Хилари посмотрела на часы. Этим вечером ей не хотелось переодеваться к обеду. Она сидела одна в темной комнате с восточными занавесями. Вошел официант, включил две лампы и снова вышел. Лампы были тусклые, и в помещении царили приятный полумрак и чисто ориентальная безмятежность. Хилари откинулась на спинку дивана, думая о будущем.

Только вчера она спрашивала себя, не высосано ли из пальца все это дело, которым ей поручили заниматься. А теперь она готовилась отправиться в настоящее путешествие. Нужно соблюдать осторожность – ей нельзя ошибаться. Она должна быть Оливией Беттертон, умеренно образованной, довольно невзрачной, обладающей «левыми» убеждениями и преданной своему мужу.

– Мне нельзя ошибаться, – пробормотала Хилари себе под нос.

Здесь, в Марокко, она ощущала себя как в волшебной стране. Казалось, стоит потереть стоящую рядом медную лампу, как появится джинн! Подумав об этом, Хилари вздрогнула. Из-за лампы неожиданно появились маленькое сморщенное лицо и козлиная борода мистера Аристидиса. Он вежливо поклонился и спросил, прежде чем сесть рядом:

– Вы позволите, мадам?

Хилари ответила утвердительно.

Вынув портсигар, Аристидис предложил ей сигарету. Она взяла ее, и он также закурил.

– Вам нравится эта страна, мадам? – после паузы осведомился старик.

– Я пробыла здесь очень недолго, – ответила Хилари, – но нахожу ее очаровательной.

– А вы побывали в старом городе? Он вам понравился?

– По-моему, он чудесен.

– Да, чудесен. За его стенами и на узких улочках словно оживают древние тайны, интриги и страсти. Знаете, о чем я думаю, мадам, когда хожу по улицам Феса?

– Нет.

– Я думаю о вашей Грейт-Вест-роуд в Лондоне. О промышленных зданиях по обе стороны дороги, о людях внутри, которых вы ясно можете видеть, проезжая мимо в автомобиле, благодаря неоновому освещению. Там нет ничего таинственного – даже окна не имеют занавесок. Весь мир может наблюдать за тем, что происходит в этих зданиях, за работой, которая там ведется. Это похоже на муравейник со срезанной верхушкой.

– Вас привлекает контраст? – с интересом спросила Хилари.

Мистер Аристидис кивнул головой, напоминающей черепаховый панцирь.

– Да, – сказал он. – Там все открыто, а на улицах старого Феса все во мраке… Но… – Он склонился вперед и постучал пальцем по медному кофейному столику. – Но везде творится одно и то же. Те же жестокости, угнетение, жажда власти, мошенничество.

– По-вашему, человеческая натура везде одинакова? – осведомилась Хилари.

– Во всех странах. В прошлом и настоящем всем правят две вещи – жестокость или благодеяние! Иногда и то и другое одновременно. – Он продолжал, почти не делая паузы: – Мне сказали, мадам, что вы недавно пережили авиационную катастрофу в Касабланке?

– Да.

– Я вам завидую, – неожиданно заявил мистер Аристидис.

Хилари изумленно уставилась на него. Старик снова энергично кивнул:

– Да, вам можно позавидовать. Вы приобрели уникальный опыт. Мне бы хотелось пережить нечто подобное. Побывать в двух шагах от смерти и остаться в живых! С тех пор вы не чувствуете себя по-другому, мадам?

– Да, но в этом мало радости, – ответила Хилари. – У меня было сотрясение мозга, которое вызвало головные боли и отразилось на памяти.

– Это мелкие неудобства, – отмахнулся мистер Аристидис. – Зато ваш дух подвергся потрясающему испытанию, не так ли?

– Пожалуй, – медленно согласилась Хилари, думая о бутылке «Виши» и маленькой кучке снотворных таблеток.

– У меня никогда не было подобного опыта, – разочарованно вздохнул мистер Аристидис. – В моей жизни случалось многое, но не это. – Он встал и поклонился. – Mes hommages, madame[14]. – И пожилой грек двинулся прочь.

Глава 8

Как похожи все аэропорты, думала Хилари. В них есть какая-то странная анонимность. Все они расположены на некотором расстоянии от города, который обслуживают, и поэтому здесь испытываешь странное чувство, что находишься вне какой-либо страны. Можно лететь из Лондона в Мадрид, Рим, Стамбул, Каир – куда пожелаешь, но, перелетая из города в город по воздуху, не получишь ни малейшего представления о том, как эти города выглядят! Из окошка самолета они напоминают не то увеличенную географическую карту, не то сооружения из жестких кубиков.

«И почему, – с раздражением подумала Хилари, – в аэропорт нужно приезжать за столько времени до вылета?»

Они провели около получаса в зале ожидания. Миссис Келвин Бейкер, решившая сопровождать Хилари в Марракеш, говорила без умолку с момента прибытия в аэропорт. Хилари отвечала почти автоматически. Но вскоре она почувствовала, что поток слов устремился по иному руслу. Миссис Бейкер переключила внимание на двух высоких светловолосых молодых людей, сидевших рядом с ней. Один из них был американец, с чьего лица не сходила дружелюбная улыбка, другой – серьезный на вид датчанин или норвежец, медленно говоривший на педантичном и аккуратном английском. Американец явно обрадовался, встретив соотечественницу. Миссис Келвин Бейкер повернулась к Хилари:

– Я бы хотела представить вам мою приятельницу миссис Беттертон, мистер…

– Эндрю Питерс. Для друзей Энди.

Второй молодой человек встал, чопорно поклонился и представился:

– Торквил Эрикссон.

– Вот мы все и познакомились! – радостно воскликнула миссис Бейкер. – Вы тоже летите в Марракеш? Моя приятельница впервые посещает этот город.

– Я тоже, – сказал Эрикссон.

– Это относится и ко мне, – кивнул Питерс.

Громкоговоритель внезапно начал хрипло вещать по-французски. Слова были едва различимы, но вроде бы объявляли о посадке на самолет.

Помимо миссис Бейкер и Хилари, было еще четыре пассажира: Питерс, Эрикссон, высокий худощавый француз и суровая на вид монахиня.

Был ясный, солнечный день – погода благоприятствовала полету. Откинувшись на спинку сиденья с полузакрытыми глазами, Хилари изучала своих попутчиков, стараясь отвлечься от беспокойных мыслей.

Сиденье впереди нее, но с другой стороны прохода занимала миссис Келвин Бейкер, в своем сером дорожном костюме и маленькой шляпке с перьями на подсиненных волосах походившая на сытую утку. Она перелистывала глянцевые страницы журнала, иногда наклоняясь вперед и барабаня по плечу сидящего перед ней веселого молодого американца Питерса, который оборачивался со своей добродушной усмешкой и быстро отвечал на вопросы. «Как же дружелюбны американцы, – думала Хилари, – и как они не похожи на чопорных английских туристов!» Она не могла себе представить, к примеру, мисс Хезерингтон сидящей в самолете и легко вступающей в разговор с молодым соотечественником и сомневалась, чтобы последний отвечал ей так же охотно, как Эндрю Питерс.

По другую сторону прохода находился норвежец Эрикссон. Когда Хилари встретилась с ним взглядом, он слегка кивнул и предложил ей журнал, который только что закрыл. Поблагодарив, она взяла журнал.

Позади Эрикссона сидел худощавый темноволосый француз. Он вытянул ноги и, казалось, спал.

Хилари обернулась назад. Монахиня с суровым лицом неподвижно сидела позади нее – в ее глазах отсутствовало какое-либо выражение. Хилари казалось странной причудой времени, что женщина в средневековом одеянии путешествует самолетом в XX веке.

Шесть человек несколько часов летели вместе, направляясь в различные места и с различными целями, чтобы потом разойтись и больше никогда не встретиться. Хилари как-то читала роман, сюжет которого был построен на похожей ситуации, и стала строить предположения относительно своих попутчиков. Француз, должно быть, в отпуске – он выглядит таким утомленным. Молодой американец, возможно, ученый. Эрикссон, наверное, направляется на работу, а монахиня – в свой монастырь.

Хилари закрыла глаза, забыв о других пассажирах. Она снова задумалась о полученных инструкциях. Возвратиться в Англию? Это выглядело безумием! Быть может, она не предъявила то, что должно было иметься у настоящей Олив, и не смогла внушить к себе доверие? Хилари вздохнула. «В конце концов, – подумала она, – я не могу сделать больше, чем уже сделала. Если я потерпела неудачу, ничего не попишешь».