После обеда Хилари выпила кофе на террасе. Было прохладно, но не слишком, и она наслаждалась ароматом цветов. Чувствуя усталость, Хилари рано легла спать.

На следующее утро, сидя на освещенной солнцем террасе под зонтиком в красную полоску, Хилари в полной мере почувствовала, насколько фантастично то, что с ней происходит. Она сидела на террасе отеля в далеком марокканском городе, выдавая себя за умершую женщину и ожидая чего-то мелодраматического и из ряда вон выходящего. В конце концов, разве не могла Олив Беттертон поехать за границу только для того, чтобы отвлечься от печальных мыслей? Возможно, бедная женщина действительно не знала, что произошло с ее мужем.

Слова, сказанные ею перед смертью, могли иметь вполне обычное объяснение. Олив хотела предупредить Томаса Беттертона о ком-то по имени Борис. Ее мысли блуждали – она процитировала странный стишок, потом сказала, что не могла в это поверить. Поверить во что? Возможно, лишь в то, что Томас Беттертон исчез столь загадочным образом.

Нигде не ощущалось ничего зловещего. Хилари посмотрела на сад внизу. Все вокруг выглядело красиво и мирно. Дети весело болтали и бегали туда-сюда, французские мамаши звали их, пытаясь урезонить. Светловолосая шведка подошла к столику, села, зевнула и, вынув помаду, стала подводить уже накрашенные губы. Она рассматривала свое лицо в зеркальце с серьезным видом, слегка нахмурив брови.

Вскоре к ней присоединился ее компаньон – муж, а может, отец, подумала Хилари. Девушка не улыбнулась ему. Склонившись вперед, она заговорила с ним, очевидно споря о чем-то. Мужчина протестовал и извинялся.

Старик с желтым лицом и козлиной бородкой поднялся на террасу из сада. Он сел за столик у дальней стены, и к нему сразу же метнулся официант. Старик сделал заказ, официант поклонился и поспешил прочь. Блондинка возбужденно схватила за руку своего спутника и посмотрела на старика.

Хилари заказала мартини и, когда его принесли, негромко спросила официанта:

– Кто такой этот старик у стены?

– О! – Официант наклонился с видом заговорщика. – Это мсье Аристидис. Он чудовищно богат!

Официант тяжко вздохнул при мысли о столь невероятном богатстве, а Хилари снова посмотрела на сморщенную, согбенную фигуру за дальним столиком. Человек походил на мумию, но из-за его денег официанты ходят перед ним на задних лапках и говорят о нем с благоговением в голосе. Старый мсье Аристидис обернулся, и на момент их взгляды встретились. Потом он снова повернул голову.

«Не так уж он незначителен», – подумала Хилари. Глаза старика даже на расстоянии казались на редкость живыми и смышлеными.

Блондинка и ее спутник встали и направились в столовую. Официант, теперь, очевидно, считавший себя гидом и наставником Хилари, остановился у ее столика, собирая бокалы, и сообщил очередную информацию:

– Се monsieur-lа[8] крупный бизнесмен из Швеции. Он очень богат. А леди с ним – кинозвезда, как говорят, вторая Гарбо. Шикарная женщина, но постоянно устраивает ему сцены. Вечно всем недовольна. Ей скучно в Фесе, где нет ни ювелирных магазинов, ни других роскошных дам, которые восхищались бы ее туалетами и завидовали ей. Она требует, чтобы завтра он повез ее в какое-нибудь более интересное место. Увы, даже богатые не всегда могут наслаждаться миром и покоем.

Сделав это нравоучительное замечание, официант, словно ушибленный током, понесся по террасе к подзывающему его клиенту:

– Что угодно мсье?

Большинство постояльцев отправились на ленч, но Хилари поздно позавтракала и не хотела есть. Она снова заказала мартини. Красивый молодой француз вышел из бара, бросил быстрый взгляд на Хилари и двинулся по террасе к лестнице, напевая отрывок из французской оперы:

Le long des lauriers roses,

Revant de douces choses.[9]

Слова что-то смутно напомнили Хилари. «Le long des lauriers roses». Laurier – Лорье? Фамилия француза в поезде. Было ли это всего лишь совпадением или чем-то бо́льшим? Она открыла сумочку и достала карточку, которую дал ей попутчик. «Мсье Анри Лорье, Касабланка, рю де Круассан, 3». Хилари перевернула карточку – на обороте виднелись следы карандаша, словно что-то было написано и затем стерто. Она попыталась расшифровать следы надписи. Вначале были слова «Oc sont», а в конце – «d’antan»[10]. На момент Хилари подумала, что это какое-то сообщение, но потом покачала головой и спрятала карточку. Должно быть, это цитата, которую француз зачем-то записал и после стер.

На Хилари упала тень – она вздрогнула и подняла взгляд. Солнце заслонил мистер Аристидис, который стоял, устремив взгляд на далекие силуэты холмов. Старик вздохнул, потом резко повернулся к столовой, задев рукавом бокал на столике Хилари, отчего тот упал на пол и разбился. Он тут же вежливо извинился:

– Mille pardons, madame.[11]

Хилари, улыбаясь, заверила его по-французски, что ничего страшного не произошло. Щелкнув пальцами, мистер Аристидис подозвал официанта, приказал подать мадам свежую порцию напитка и, снова извинившись, направился в ресторан.

Молодой француз, все еще напевая, поднялся из сада на террасу и замешкался, проходя мимо Хилари, но, так как она никак не прореагировала, философски пожал плечами и отправился на ленч.

Французская супружеская пара окликнула своих детей:

– Mais viens donc, Bobo. Qu’est-ce que tu fais? Dupeche-toi![12]

– Laisse ta balle, cherie, on va dejeuner.[13]

Счастливое семейство двинулось в ресторан. Хилари внезапно ощутила страх и одиночество.

Официант принес ей напиток, и она спросила, сопровождает ли кто-нибудь мсье Аристидиса.

– Естественно, мадам, такой богатый человек, как мсье Аристидис, никогда не путешествует один. С ним его слуга, двое секретарей и шофер.

Идея, что мсье Аристидис может путешествовать без сопровождения, явно шокировала официанта.

Однако, придя наконец в столовую, Хилари отметила, что старик, как и вчера вечером, сидит в одиночестве. Правда, двое молодых людей за соседним столиком, очевидно, были его секретарями, так как то один, то другой бросал настороженный взгляд на сморщенного, обезьяноподобного мсье Аристидиса, поедавшего ленч и не замечавшего их присутствия. По-видимому, секретари для него не являлись человеческими существами.

Вторая половина дня протекала словно во сне. Хилари прогуливалась по саду. Красота и покой этого места поражали ее. Хилари нравились восточная атмосфера уединения, плеск воды, ароматы цветов, оранжевые плоды на апельсиновых деревьях. Таким и должен быть сад – полным зелени и золота, отгороженным от внешнего мира…

«Если бы я могла остаться здесь навсегда…» – думала Хилари.

В действительности она имела в виду не столько сад «Пале-Джамель», сколько символизируемое им душевное состояние. Хилари нашла покой, когда уже перестала искать его. Он пришел к ней в тот момент, когда она устремилась навстречу приключениям и опасностям.

Но, возможно, не было никаких приключений и опасностей. Если она останется здесь и ничего не произойдет, тогда…

Тогда – что?

Подул прохладный ветерок, и Хилари поежилась. Можно забрести в сад, где царят мир и покой, но все треволнения жизни, все горести и беды так или иначе никуда не денутся.

Дело шло к вечеру – солнце утрачивало свою силу. Хилари вернулась в отель.

В восточном салоне к ней устремилось нечто говорливое и жизнерадостное, и, когда ее глаза привыкли к полумраку, это «нечто» превратилось в миссис Келвин Бейкер с заново подсиненными волосами и, как всегда, безукоризненно опрятную.

– Я прилетела самолетом, – объяснила американка. – Не выношу поезда – они отнимают столько времени! К тому же в них антисанитарные условия – в этих местах понятия не имеют о гигиене. Видели бы вы, дорогая, мясо на прилавках – оно все покрыто мухами. Здесь, кажется, считают вполне естественным, когда мухи садятся куда угодно.

– Полагаю, так оно и есть, – заметила Хилари.

Миссис Келвин Бейкер не собиралась оставлять без внимания столь еретическое заявление.

– Я сторонница движения за чистоту пищи. В Штатах все скоропортящееся заворачивают в целлофан – но даже у вас в Лондоне хлеб и печенье оставляют незавернутыми. Вы, конечно, успели осмотреть старый город?

– Боюсь, я еще ничего не успела, – улыбнулась Хилари. – Просто сидела и грелась на солнце.

– Ну конечно – я забыла, что вы только что из больницы. – Очевидно, миссис Келвин Бейкер могла принять только болезнь в качестве оправдания отсутствия внимания к достопримечательностям. – Как глупо с моей стороны! Разумеется, после сотрясения мозга вам приходится почти весь день лежать и отдыхать в темной комнате. Ну ничего, мы можем вместе отправиться на экскурсию. Я принадлежу к людям, которые предпочитают насыщенные дни, когда каждая минута спланирована заранее.

Для Хилари в ее теперешнем состоянии это выглядело подобием ада, но она поздравила миссис Келвин Бейкер с ее энергией.

– Ну, я бы сказала, что чувствую себя неплохо для женщины моего возраста. Помните мисс Хезерингтон в Касабланке? Англичанку с длинным лицом? Она приезжает сегодня вечером – предпочитает поезда самолетам. Кто сейчас живет в отеле? Полагаю, в основном французы и молодожены, проводящие здесь медовый месяц. Ну, я должна выяснить насчет своего номера. Мне не понравилась комната, и они обещали предоставить мне другую.

И миссис Келвин Бейкер удалилась – воплощенный сгусток энергии.

Придя вечером в столовую, Хилари первым делом увидела мисс Хезерингтон, обедавшую за столиком у стены, на котором лежала книжка издательства «Пингвин».

После обеда три леди вместе пили кофе. Мисс Хезерингтон обнаружила радостное возбуждение при виде шведского магната и светловолосой кинозвезды.

– Они наверняка не женаты, – заявила она, скрывая любопытство под маской неодобрения. – За границей постоянно с этим сталкиваешься. А вот за столиком у окна сидит очень приятная французская семья. Дети так любят своего папу! Конечно, французским детям позволяют засиживаться слишком поздно. Они не ложатся до десяти и пробуют каждое блюдо в меню, вместо того чтобы ограничиться молоком и бисквитами.