Чёрные тучи, окаймлённые тусклым серебром, закрыли всё ещё яркое солнце.

Г.М. покачал головой в медленном и горьком недоверии. Он подошёл проверить мусорное ведро, снял крышку и с лязгом закрыл её. Затем открыл дверь в сарай и просунул внутрь большую лысую голову. И не обнаружил ничего, кроме газонокосилки, разных грабель и ножниц, короткой лестницы, тачки и пары шезлонгов.

— Нет! — сказал он.

— Что вы имеете в виду под "нет"? — поинтересовался Мастерс.

— Я имею в виду, что это не просто ужасающая извращённость мира в целом. Не на сей раз. Это расчёт.

На гравиевой дорожке, ведущей через розовый сад, послышались шаги. Из сада вышел Хьюберт Фэйн, одетый в серый двубортный костюм, приличествующий чёрный галстук и с белой розой в бутоньерке. На солнечном свету его редкие волосы были похожи на стекловолокно, а небольшие проплешины на висках обрели чёткость. Даже большой нос придавал ему безмятежный и благожелательный вид. В руках у него были садовые ножницы.

— Добрый день, моя дорогая, — сказал он, отечески улыбаясь Энн. — И вам тоже, джентльмены. Старший инспектор Мастерс, я полагаю. Не имел удовольствия быть с вами знакомым, по меньшей мере, официально. Сэр Генри Мерривейл.

— Добрый, — пробурчал Г.М. — Садовничаете.

— Если и есть у меня смертельная слабость, — ответил Хьюберт, бросая ножницы на землю и вытирая руки шёлковым платком, — то это розы. Как и сержант Кафф, и Клик, и другие герои детективного жанра, я...

— Знаете что-нибудь о грейпфруте?

Хьюберт резко остановился.

— Не как садовник. Единственный факт, известный мне о грейпфруте, состоит в том, что я категорически его не переношу, в то время как моя племянница любит его, и мой племянник также отдавал ему должное.

— Вот как? Артур Фэйн тоже любил грейпфрут?

— Да. Почему вы спрашиваете?

— Миссис Фэйн подсунули яд в грейпфруте, — сказал Г.М.

Удивить Хьюберта удавалось редко. Но на этот раз почти получилось. Он застыл на месте, улыбка не до конца сошла с лица.

— Позвольте мне внести ясность в это дело, — попросил он, выждав паузу. — Не намереваетесь ли вы заявить, что моя отважная, хоть и многострадальная племянница была отравлена дважды?

— Нет. Только один раз. В грейпфруте, который капитан Шарплесс отнёс ей в четверг днём, было около трёх гранов стрихнина.

Хьюберт провёл ладонью по гладким волосам.

— В таком случае, мой дорогой сэр, позвольте мне заметить, что вы порете чушь.

— Никакой чуши. Это правда. Свидетели: один желудочный зонд, доктор Нитсдейл, один больничный санитар, я. Вы находились в доме, когда Шарплесс нёс грейпфрут миссис Фэйн?

— Да. Я помню, что разминулся с ним в коридоре. Но...

— О? У вас состоялся разговор?

— Да. Разговор состоял в следующем. Когда я прошёл мимо него, я сказал: "Грейпфрут, вот как?". На что он ответил: "Грейпфрут", и удалился. Наш разговор нельзя отметить ни особой длиной, ни великолепным остроумием.

— О времена, — сказал Г.М. — О нравы! О, ад!

— Цицерон, — подметил Хьюберт, — как мне кажется, менее подходит к случаю, чем римская сивилла. Сэр, вы беспокоите меня. Что всё это значит?

Г.М. не обращал внимания. Он моргал по-совиному в сторону розового сада. Решётки, подпиравшие большую часть роз, были узкими, из очень лёгкого дерева, выложены ромбами и покрашены в белый цвет. Забыв про своё дурное настроение, Г.М. наблюдал за ними с восхищением.

— Полагаю, — подсказал Хьюберт, — вы пришли, чтобы переговорить с Викторией?

— В общем, да.

— Я кровно заинтересован, что и не удивительно, в её благосостоянии. Дорогая девочка сердечно предложила мне остаться здесь, пока я не найду себе небольшое убежище. Могу ли я искренне просить вас не беспокоить её слишком большим количеством вопросов? Ей всё ещё, с моей точки зрения, не стоит никого видеть.

— Согласна, сэр Генри, — быстро сказала Энн. — Она пытается сразу заняться слишком многим. Мы же не хотим, чтобы у неё случился рецидив? Пожалуйста! Вы же не расстроите её, правда?

— О, мы будем осторожны. Только обычные дела, знаете ли, пока она не поправится.

Он выпятил грудь.

— Пошли, Мастерс. Давайте уже с этим разберёмся.

Затем уставился на Кортни и Энн.

— Хотите пойти?

— Нет, спасибо, — ответил первый с некоторой горячностью.

Только Г.М. и Мастерс зашли в дом вместе с последовавшим за ними Хьюбертом, а Энн повернулась к Кортни с искажённым от отчаяния лицом, как их снова прервали.

Кортни поразила перемена во внешнем виде доктора Ричарда Рича. Доктор Рич торопливо прошёл вокруг дома и свернул на бетонную дорожку, проходившую под задними окнами гостиных.

Его лицо было измождённым. Завиток волос, торчавший сзади мягкой чёрной шляпы, не расчёсывался днями. Но на лице читалось настолько явное облегчение, что это трудно было передать.

— Прошу прощения, — сказал Рич, резко останавливаясь и снимая шляпу. — Сэр Генри Мерривейл здесь? Горничная сказала, что он вернулся.

— Он здесь, но я не думаю, что вы сможете сейчас повидаться с ним. Они ушли поговорить с миссис Фэйн. Что-то случилось?

— Я всего лишь хотел поблагодарить его, — просто ответил Рич.

Он вытер лоб.

— Он удостоил меня чести, — продолжил Рич, — и отправил письмо лично мне на съёмную квартиру. В ней нельзя похвастаться наличием телефона. Он написал, что болезнь миссис Фэйн была вызвана не столбняком, а отравлением стрихнином. Ещё он добавил...

Рич остановился. Порывшись в нагрудном кармане пиджака, он достал сложенный листок почтовой бумаги.

— "И ещё", — громко прочитал он, щурясь на солнце, — "У меня есть пара связей тут и там, сынок. Я собираюсь пересмотреть ваше другое дело — вы знаете, о чём я, — перед медицинским советом. Думаю, вас вполне можно восстановить в правах. Выше нос, сынок. Вы ещё не умерли".

Рич резко сложил письмо и засунул его в карман.

— Никогда не думал, что доживу до момента, когда смогу сказать "слава богу", — добавил он, — но я это сделал.

Энн смущённо стояла, опустив глаза.

— Боюсь, что наговорила вам массу неприятных вещей той ночью, доктор Рич, — сказала она ему. — Но я тогда была расстроена. Простите меня, пожалуйста.

Рич улыбнулся.

— Мисс Браунинг! Господи! Это не имеет никакого значения. Пожалуйста, забудьте. Если на то пошло, мы все были расстроены.

Он снова улыбнулся.

— Вы смотрите на мою руку? Ничего страшного. С той ночи четверга меня не оставляла тревога, и я порезался при бритье. Кусок пластыря покроет урон.

Он сменил тему.

— Нет. Что действительно важно, так это новые аспекты дела.

— Стрихнин? — спросил Кортни.

— Да! Стрихнин! Мы можем где-нибудь сесть?

Кортни повёл их через сад по гравиевой дорожке к тенистой лужайке с задней стороны сада. Энн села на каменную скамейку под яблоней. Рич, находившийся не в лучшей форме, тяжело дышал, когда уселся с другого её конца.

— Простите мне моё любопытство, — сказала Энн, — но что имелось в виду в записке под "вашим другим делом"? Что за другое дело?

Глаза Рича сузились.

— Но вы... господи, нет! — он вспомнил прошлое. — Вас не было в комнате, когда я об этом рассказывал. Вы зашли гораздо позже. Я забыл.

Его лицо стало ещё более красным.

— Ничего особенного. Сменим тему?

— Что за другое дело? Пожалуйста!

Какое-то мгновение Рич изучал её.

— Хорошо, — хмуро согласился он. — Вы должны знать, с кем делаете дело. Я жалкий грешник, мисс Браунинг. Меня вычеркнули из врачебного...

— Полегче! — мягко вмешался Кортни. — В этом действительно есть необходимость?

Рич жестом заставил его замолчать.

— ... реестра. Меня обвинили в... Если вежливо, то "соблазнении" одной из моих пациенток, находившейся под гипнозом.

— Ой.

— Клянусь, я был невиновен. Однажды, возможно, скоро, я смогу это доказать. И тогда! Конечно, моё имя будет всё ещё запятнано, если дело касается обычной практики. Но я мог бы занять какой-нибудь официальный пост: скажем, корабельного врача!

Энн смотрела вверх на ветви дерева. Она кивнула, будто следя за речью собеседника.

— Но после такого обвинения — в том, что я был настолько безумен, что вогнал заражённую булавку человеку в руку — со всеми надеждами можно было распрощаться. Спокоен ли я теперь? Господи, да я готов танцевать фанданго!

— Доктор, — тихо спросил Кортни, — можно задать вам один вопрос?

— Конечно. Спрашивайте.

Он наполнил трубку, зажёг её и принялся наблюдать за серым дымом, тяжело повисшим в плотном грозовом воздухе.

Птицы препирались среди виноградных лоз. Каменная стена, выходившая в аллею, была серой и пятнистой. Деревья с зелёными и жёлтыми яблоками и тёмно-синим блеском слив, казалось, излучали тепло, будто внутри палатки. Доносилось глухое жужжание ос.

— Доктор, — продолжил Кортни, вынимая трубку изо рта, — в ту ночь, когда вы демонстрировали фокус с булавкой, я стоял на балконе.

Тишина.

— Вы стояли... где?

— Я подслушивал. Не по своей воле, но так уж вышло. Я видел и слышал всё, что вы делали. В частности, я подслушал вопросы, которые вы задавали миссис Фэйн, пока она по-прежнему находилась под гипнозом.

— В самом деле, — хрипло подтвердил Рич, будто его горло пересохло. Пальцы вцепились в край скамейки.

— И я слышал ответы. Мне интересно, почему вы не рассказали об этом полиции. Г.М. предоставил вам такую возможность в том самом разговоре, упомянутом вами минуту назад. Но вы заявили, что вам нечего добавить.

Снова тишина.

— А полиция, — спросил Рич, обдумав, — знает об этом?