Дафна дю Морье

ПРОРЫВ

Все это началось 18 сентября, когда шеф послал за мной и объявил, что переводит меня в Саксмир на восточное побережье. Конечно, он весьма сожалел об этом, но только у меня оказалась необходимая техническая квалификация для работы, которую там вели. Никаких подробностей он не знал. Там собралась довольно странная компания, и при малейшей попытке сунуть нос в их дела, все они тут же прятались за своей колючей проволокой. Несколько лет назад в Саксмире работала экспериментальная радиолокационная станция, но опыты были завершены, и теперь исследования носили совершенно иной характер: что-то связанное с акустическими колебаниями и частотой звука.

— Буду с вами совершенно откровенен, — заявил мой шеф, снимая очки в роговой оправе и с извиняющимся видом покачивая ими. — Дело в том, что Джеймс Маклин — мой старинный друг. Мы вместе учились в Кембридже и частенько виделись в те годы, да и потом, после окончания университета тоже. Но пути наши разошлись. Он занялся какими-то сомнительными исследованиями, зря потратил кучу правительственных денег, и его репутация от этого, конечно, не стала лучше. Но, думаю, сейчас все забыто. Он снова обосновался в Саксмире с отобранной им командой специалистов и правительственной субсидией. Им не хватает инженера-электронщика, а это ведь по вашей части. Маклин послал мне прямо «SOS», умоляя прислать специалиста, за которого я мог бы поручиться. Короче, ему нужен парень, умеющий держать язык за зубами. Вы окажете мне одолжение, если поедете.

Коль скоро он ставил вопрос таким образом, мне оставалось только принять его предложение. И все-таки было ужасно досадно. Никогда бы мне не пришло в голову пожелать такого — оставить компанию «Ассошиэйтид Электроник Лимитид» с ее уникальными возможностями для исследований и ехать, Бог знает куда, на восточное побережье, чтобы работать там на человека, который уже однажды замарал свою репутацию и, как знать, не запятнает ли себя снова.

— И когда вы хотите, чтобы я отправился? — спросил я.

Шеф выглядел совсем смущенным:

— Как только сможете. Например, послезавтра. Не возражаете? Мне, право, очень неудобно, Сондерс, но если все будет нормально, к Рождеству вы вернетесь обратно. Я заявил Маклину, что уступаю вас только на один проект. Речи не может быть о долговременном переводе — вы слишком нужны здесь.

Вот какую он бросил мне кость. Так по-начальственному похлопал меня по плечу. Уж я-то знал, что АЭЛ преспокойно забудет обо мне на следующие три месяца. Но у меня был еще вопрос.

— Так что же это за тип?

— Маклин? — шеф все еще не надевал очки (так он всегда давал мне понять, что разговор окончен). — Я бы назвал его энтузиастом, своего рода фанатиком. О, с ним не соскучитесь. Помню, в Кембридже он пристрастился наблюдать за птицами — у него была какая-то особенная теория об их миграциях, но к нам он с ней не привязывался. Позже он чуть не забросил физику из-за неврологии. Наверное, девушка, на которой он собирался жениться, склоняла его к этому. А потом произошла трагедия — она умерла через год после свадьбы, — шеф надел очки: он сказал все. А если у него и оставалось еще что-нибудь, это уж, конечно, не относилось к делу. Когда я выходил из комнаты, он обронил мне вслед:

— Об этом помалкивайте. Я имею в виду жену. Его сотрудники там, возможно, ничего и не знают.

Лишь только когда я распрощался с АЭЛ и покинул свое уютное жилище, когда поезд тронулся с вокзала Ливерпуль-стрит,[1] я полностью осознал, в какой оказался передряге. На меня свалилась работа, которая мне вовсе была не нужна, да еще в компании совсем незнакомых людей. И все это, чтобы только угодить начальнику, который, судя по всему, имел веские причины прийти на помощь старому приятелю. Я угрюмо глядел в вагонное окно, и настроение мое портилось с каждой минутой. Я вспомнил выражение лица коллеги, которому сдавал в компании дела, когда объявил, что еду в Саксмир.

— В эту дыру? — удивился он. — Вы шутите! Там ведь годами не вели никаких серьезных исследований. Министерство отдало Саксмир на откуп каким-то ненормальным. Видимо, наверху рассчитывали, что те без посторонней помощи взлетят там на воздух.

Я осторожно навел справки в других местах и получил тот же ответ. Один знакомый посоветовал мне по телефону захватить с собой клюшки для гольфа и побольше книжонок:

— Там и не пахнет никакой организацией. Маклин работает с горсткой ребят, которые смотрят на него как на мессию. И если ты не впишешься в их порядки, он просто не будет тебя замечать. Не даст работы, будешь только штаны просиживать.

— Прекрасно. Это меня устраивает, — солгал я. — Мне хочется отдохнуть, — и бросил трубку, злясь на весь мир.

К поездке я отнесся так же легкомысленно, как и ко всей этой истории не сверился как следует с расписанием, и в результате новая неприятность: пришлось вылезать из экспресса в Ипсвиче и минут сорок ждать поезда до Тирлволла, ближайшей от Саксмира железнодорожной станции. Накрапывал дождь, когда я наконец вышел к пустой, продуваемой ветром платформе. Носильщик принял мой багаж и сообщил, что обычно подъезжающее к этому поезду такси взяли минут пять назад.

— Напротив «Трех петухов» есть гараж, — прибавил он. — Может быть, он еще открыт, и кто-нибудь подбросит вас до Саксмира.

Я прошел мимо касс со своими чемоданами, кляня себя за то, что ничего не продумал заранее. Выйдя из вокзала, я остановился размышляя, не воспользоваться ли сомнительным гостеприимством «Трех петухов». Было уже около семи, и я в любом случае был не прочь промочить горло, даже если не смогу достать машину. В это время в привокзальный двор свернул допотопный «Моррис» и резко затормозил напротив меня. Водитель выскочил из кабины и устремился к чемоданам.

— Вы, надо полагать, Сондерс? — улыбаясь, спросил он. Водитель был молод, не старше девятнадцати лет, с копной светлых волос.

— Верно, — ответил я. — Я тут как раз гадал, где бы, черт побери, взять такси.

— А вы бы его не нашли. В дождливые вечера янки здесь все подчищают. Расхватывают все, что может двигаться, чтобы выбраться из Тирлволла. Ну что же вы, влезайте!

Я совсем забыл, что в Тирлволле располагалась американская база, и сейчас про себя отметил, что в свободное время «Трех петухов» придется обходить стороной: американских солдат в увольнении я никак не мог считать своей излюбленной компанией.

— Вас не слишком беспокоит грохот? — извинился водитель. Мы кружили по городу, а под задним сидением бренчало так, словно там бились друг о друга пустые канистры. — Все хочу их закрепить, но никак не найду времени. Между прочим, моя фамилия Райан. Кен Райан. Но все зовут меня Кен. Мы здесь не любим фамилий.

Я не ответил. Мое имя Стивен еще, пожалуй, никто не сокращал до Стива. Настроение у меня совсем испортилось, и я закурил сигарету. Дома Тирлволла остались позади, и мы ехали полями, засеянными турнепсом. Внезапно дорога превратилась в песчаную колею, проложенную через пустошь. Мы выскочили на нее так, что я чуть не пробил головой крышу. Водитель снова извинился:

— Можно было бы подъехать с главного входа, но так намного короче. Не беспокойтесь, рессоры притерпелись к этой дороге.

Колея забралась на холм. Впереди в бесконечность уходили акры и акры пустоши — топь, поросшая тростником, обрамленная слева песчаными дюнами, за которыми вдали виднелась полоска моря. Болото кое-где пересекали канавы и по их сторонам тянулись угрюмые заросли камыша, склонившегося под дождем и ветром. Канавы расширялись, образовывая лужи и маленькие озерца, по берегам которых рос все тот же тростник.

Появилось что-то вроде покрытия: дорога была присыпана шлаком и щебенкой. Внезапно она нырнула вниз, в самую середину раскинувшейся под нами пустоши и запетляла, будто лента, среди болот. Вдали на фоне неба показалась квадратная башня, серая и приземистая. Когда мы подъехали ближе, я различил над ней скрученную спираль того, что когда-то было радаром, нависшую над равниной, подобно раковине гигантской устрицы. Это и был Саксмир. Даже в кошмарах я не мог бы себе представить более унылого места.

Так как я молчал, мой спутник, видимо, почувствовал, насколько я подавлен, и обратился ко мне.

— В этом освещении все кажется немного мрачным, — заметил он. — Но это из-за дождя. А вообще погода здесь сносная, хотя ветер иногда и досаждает. Но зато бывают потрясающие закаты.

Я хмыкнул. Но он, не почувствовав иронии, принял мой смешок за одобрение:

— Если вы интересуетесь птицами, вы попали туда, куда надо. По весне шилоклювки высиживают здесь птенцов, а прошлым мартом я слышал, как кричит выпь.

Я подавил ехидное замечание, готовое было сорваться с языка — такими наивными показались мне его слова. Сообщив, что равнодушен ко всему, что разгуливает в шерсти или летает в перьях, я все же выразил удивление, что в таком гиблом месте кто-то еще имеет охоту высиживать птенцов. Мой сарказм пропал даром, и он ответил совершенно серьезно:

— Вы будете просто поражены, — и подрулил «Моррис» к воротам в высоком заборе из колючей проволоки. — Сейчас открою, — он выбрался из машины, и я понял, что теперь-то мы уж в самом Саксмире.

Территория была со всех сторон обнесена однообразным забором десяти футов вышиной, что придавало ей вид концентрационного лагеря. Это приятное впечатление еще усилилось, когда из болота слева появилась овчарка и, помахивая хвостом, остановилась, разглядывая, как юный Кен возился с воротами.

— А где автоматчики? — спросил я, когда он вновь плюхнулся на сиденье. — Или проводник этой собачки наблюдает за нами из какого-нибудь скрытого в болоте дота?

На этот раз он соблаговолил рассмеяться.

— Здесь нет охраны и нет проводников, — проговорил он, когда мы проезжали ворота. — Цербер кроток, как агнец. Я, правда, не ожидал встретить его здесь, но ведь Мак может заставить его делать все, что угодно.