– Мидоубэнк – очень уважаемая школа, – радостно сказала мисс Роуэн. – Новый спортивный павильон выглядит очень внушительно, правда?.. Никогда не думала, что он будет готов вовремя.

– Мисс Булстроуд сказала, что он должен быть готов, – заявила мисс Блейк тоном человека, который сказал последнее слово. – Ох… – испуганно прибавила она.

Дверь спортивного павильона внезапно распахнулась, и оттуда вышла тощая молодая женщина с рыжими волосами. Она бросила на них резкий, недружелюбный взгляд и быстро пошла прочь.

– Должно быть, это новая учительница физкультуры, – сказала мисс Блейк. – Какая невоспитанная!

– Не очень-то приятное добавление к штату школы, – заметила мисс Роуэн. – Мисс Джонс всегда была такой дружелюбной и общительной…

– Она так злобно посмотрела на нас, – с упреком сказала мисс Блейк.

Они обе очень расстроились.

VII

Окна гостиной мисс Булстроуд выходили на две стороны: одно – на подъездную дорогу и газон за ней, другое – на заросли рододендронов позади дома. Эта комната производила большое впечатление, а мисс Булстроуд производила еще большее впечатление. Она была высокой, аристократичной на вид, с красиво уложенными седыми волосами, серыми глазами, полными юмора, и решительным ртом. Успех школы (а Мидоубэнк являлся одной из самых успешных школ в Англии) был полностью заслугой ее директрисы. Школа принадлежала к числу очень дорогих, но дело было совсем не в этом. Правильнее было бы сказать, что хотя вы и платили бешеные деньги, но получали то, за что заплатили. Вашу дочь учили так, как вы желали, а также как желала мисс Булстроуд, и результат этих общих пожеланий удовлетворял всех.

Благодаря высокой плате мисс Булстроуд получила возможность укомплектовать полный штат. В школе не было ничего от массового производства, но при индивидуальном подходе здесь царила дисциплина. Дисциплина без излишней регламентации – таков был девиз мисс Булстроуд. Дисциплина, утверждала она, поддерживает молодых людей, она дает им чувство защищенности; излишняя регламентация же вызывает раздражение. Здесь учились самые разные девочки. В их число входили несколько иностранок из хороших семей, часто семей правителей. Сюда поступали английские девочки из хороших или состоятельных семей, желающих изучать культуру и искусство, а также получить общее знание жизни и социальных сфер. Выпускницы школы отличались обаянием, воспитанностью и способностью вести умные беседы на любые темы. Там были девочки, которые хотели усердно работать и сдать вступительные экзамены, и в конце получить диплом и которые для этого нуждались только в хорошем преподавании и особом внимании. Там были девочки, которые плохо приживались в школах обычного типа. Но у мисс Булстроуд были свои правила: она не принимала тупых, малолетних преступниц, предпочитая принимать девочек, чьи родители ей нравились, и девочек, в которых она сама видела перспективу развития. Возраст ее учениц варьировался в широких пределах. Туда попадали те, которых в прошлом назвали бы «настоящими леди», и были совсем маленькие девчушки, у некоторых родители жили за границей; для них у мисс Булстроуд имелись интересные планы на каникулы. Одобрение самой мисс Булстроуд являлось последним и окончательным приговором.

Сейчас она стояла у каминной доски и слушала слегка завывающий голос миссис Джеральд Хоуп. Она весьма предусмотрительно не предложила миссис Хоуп сесть.

– Генриетта, видите ли, очень нервозная девочка. Очень нервозная. Наш доктор говорит…

Мисс Булстроуд кивала в знак доброжелательного ободрения и воздерживалась от язвительного замечания, которое ей иногда так и хотелось произнести: «Разве ты не знаешь, идиотка, что именно это любая глупая женщина говорит о своем ребенке?»

Она твердо, с сочувствием, сказала:

– Вам незачем беспокоиться, миссис Хоуп. Мисс Роуэн, наша сотрудница, – высококвалифицированный психолог. Уверена, вас удивит перемена, которую вы найдете в Генриетте (она милый, умный ребенок, слишком хорошая дочь для вас) – после одного-двух семестров в нашей школе.

– О, я знаю. Вы просто сотворили чудо с девочкой Ламбетов, настоящее чудо! Поэтому я очень счастлива. И я… ах да, я забыла. Мы едем на юг Франции через шесть недель. Я собиралась взять с собой Генриетту. Это будет для нее небольшими каникулами.

– Боюсь, это совершенно невозможно, – быстро сказала мисс Булстроуд с очаровательной улыбкой, словно соглашалась на ее просьбу, а не отказывала ей.

– О! Но… – Капризное, нерешительное лицо миссис Хоуп дрогнуло, на нем отразилось недовольство. – И все же я настаиваю. В конце концов, она – моя дочь.

– Вот именно. Но это моя школа, – ответила мисс Булстроуд.

– Но ведь я, разумеется, могу забрать ребенка из школы в любое время, когда захочу?

– О да, – заверила ее мисс Булстроуд. – Можете. Конечно, можете. Но тогда я не приму ее обратно.

Теперь миссис Хоуп рассердилась уже по-настоящему:

– Учитывая размер платы, которую я вношу…

– Вот именно, – согласилась мисс Булстроуд. – Вы ведь хотели, чтобы ваша дочь училась в моей школе, не так ли? Вам выбирать – принимать школу такой, какая она есть, или отказаться от нее… Как? это очаровательное платье от Баленсиаги, которое вы носите? Это ведь модель Баленсиаги, да? Так чудесно встретить женщину с истинным вкусом в одежде…

Ее рука завладела рукой миссис Хоуп, пожала ее и незаметно направила к двери.

– Ни о чем не беспокойтесь. А, вот и Генриетта, она ждет вас. – Мисс Булстроуд с одобрением посмотрела на Генриетту, самую милую, уравновешенную, умную девочку, каких только можно встретить и которая заслуживала лучшей матери. – Маргарет, отведите Генриетту к мисс Джонсон.

Мисс Булстроуд вернулась к себе в гостиную – и через несколько секунд уже говорила по-французски:

– Ну, конечно, ваше превосходительство, ваша племянница сможет изучать современные бальные танцы. Это очень важно при ее общественном статусе. И иностранные языки тоже совершенно необходимы.

Появлению следующих посетителей предшествовала такая волна аромата дорогих духов, что мисс Булстроуд чуть не сбило с ног.

«Должно быть, она каждый день выливает на себя целую бутылку этих духов», – про себя отметила директриса, здороваясь с изысканно одетой темнокожей женщиной.

– Enchantée, Madame[5].

Мадам очень мило хихикнула.

Крупный бородатый мужчина в восточных одеждах взял руку мисс Булстроуд, склонился над ней и произнес на очень хорошем английском языке:

– Я имею честь доставить к вам принцессу Шейсту.

Мисс Булстроуд все знала о своей новой ученице, которая только что приехала из школы в Швейцарии, но не очень хорошо знала, кто ее сопровождает. Не сам эмир, решила она, возможно, министр или временно исполняющий обязанности дипломатического представителя. Как обычно, в случае сомнений она использовала титул «ваше превосходительство» и заверила его, что принцесса Шейста будет окружена всей возможной заботой и вниманием.

Шейста вежливо улыбалась. Она была модно одета и надушена. Мисс Булстроуд знала, что ей пятнадцать лет, но, как и многие восточные и средиземноморские девочки, она выглядела более взрослой, вполне созревшей девушкой. Мисс Булстроуд поговорила с ней о плане занятий и с облегчением обнаружила, что она отвечает ей быстро, на отличном английском языке и не хихикает. Надо сказать, ее поведение производило благоприятное впечатление по сравнению с неловкими манерами многих английских пятнадцатилетних школьниц. Мисс Булстроуд часто думала о том, что было бы очень хорошо посылать английских девочек за границу, в страны Ближнего Востока, чтобы они научились там учтивости и хорошим манерам. Обе стороны обменялись новыми комплиментами, а потом комната снова опустела, но в ней все еще витал такой сильный запах духов, что мисс Булстроуд настежь открыла оба окна, чтобы ее проветрить.

Следующими посетителями были миссис Апджон и ее дочь Джулия.

Миссис Апджон была приятной молодой женщиной около сорока лет, со светло-песочными волосами, веснушками и в шляпке, которая ей не шла и, очевидно, имела целью подчеркнуть важность события, так как миссис Апджон явно принадлежала к тому типу молодых женщин, которые обычно ходят без шляпки.

Джулия была некрасивой веснушчатой девочкой с высоким лбом, излучавшей добродушие и жизнерадостность.

Предварительная беседа быстро закончилась, и Джулию отправили с Маргарет к мисс Джонсон. Уходя, она весело сказала:

– Пока, мам. Очень тебя прошу, осторожно включай этот газовый обогреватель, когда меня не будет рядом, чтобы это делать.

Мисс Булстроуд с улыбкой повернулась к миссис Апджон, но не пригласила ее сесть. Возможно, несмотря на то, что внешне Джулия выглядела жизнерадостной и здравомыслящей девочкой, ее мать тоже хочет объяснить, что ее дочь страдает нервозностью.

– Вы хотите рассказать мне о Джулии что-то особенное? – спросила она.

Миссис Апджон весело ответила:

– О нет. Не думаю. Джулия – совершенно обычный ребенок. Вполне здоровый, и все такое. Думаю, у нее хорошие мозги, в пределах разумного, но мне кажется, матери обычно именно так думают о своих детях, правда?

– Матери, – мрачно ответила мисс Булстроуд, – бывают разные.

– Как чудесно, что она смогла сюда приехать, – сказала миссис Апджон. – За нее платит моя тетя… или помогает платить. Сама я не могла бы этого себе позволить. Но я этим ужасно довольна. И Джулия тоже. – Она подошла к окну и с завистью прибавила: – Какой у вас красивый сад! И такой аккуратный… Должно быть, у вас много настоящих садовников.

– У нас их раньше было трое, – ответила мисс Булстроуд, – но в данный момент людей не хватает, если не считать местных работников.

– Конечно, в наше время проблема в том, что садовником называется вовсе не садовник, а просто молочник, который хочет подработать в свободное время, или старик лет восьмидесяти. Я иногда думаю… О! – воскликнула миссис Апджон, все еще глядя в окно. – Как странно!