Он зашагал по улице, не чувствуя полуденной жары. Все выглядело таким обычным. На поверхности ничего не было видно. Только во дворце чувствовался тлеющий огонь – там шпионили, шептались. Армия – все зависело от нее. Кто сохранил верность? Кто предал? Наверняка будет попытка государственного переворота. Удастся он или нет?

Боб нахмурился, входя в лучший отель Рамата. Тот носил скромное название «Ритц Савой» и имел величественный модернистский фасад. Его открыли с помпой три года назад, наняли управляющего из Швейцарии, шеф-повара из Вены и метрдотеля из Италии. Все было чудесно. Венский шеф-повар уехал первым, потом швейцарский управляющий. Теперь уехал старший официант из Италии. Еда по-прежнему оставалась претенциозной, но плохой, обслуживание стало ужасным, а бо́льшая часть дорогой сантехники вышла из строя.

Дежурный за стойкой хорошо знал Боба и широко ему улыбнулся.

– Доброе утро, майор. Вам нужна ваша сестра? Она уехала на пикник со своей девочкой…

– На пикник? – Боб был поражен. Что за глупость – отправиться сейчас на пикник, более неподходящего времени и придумать невозможно.

– Вместе с мистером и миссис Хёрст из Нефтяной компании, – сообщил дежурный. Все всегда все знают. – Они поехала на дамбу Калат Дива.

Боб тихо выругался. Джоан вернется очень не скоро.

– Я поднимусь к ней в номер, – сказал он и протянул руку за ключом, который дежурный ему дал.

Ролинсон отпер дверь и вошел. В большом двойном номере, как всегда, царил беспорядок – Джоан Сатклифф не отличалась аккуратностью. Клюшки для гольфа лежали на стуле, теннисные ракетки бросили на кровать. Одежда валялась повсюду, а стол был завален фотопленками, открытками, книжками в бумажных обложках и различными местными антикварными вещицами с Юга, которые в основном были сделаны в Бирмингеме и Японии.

Боб огляделся кругом, посмотрел на чемоданы и сумки на молниях. Перед ним встала проблема. Он не сможет повидаться с Джоан перед полетом с Али. Ему не хватит времени, чтобы добраться до дамбы и вернуться назад. Он мог бы упаковать камни и оставить их с запиской… Но Боб тут же покачал головой. Он хорошо понимал, что за ним почти всегда следят. Возможно, за ним проследили от дворца до кафе и от кафе сюда. Он никого не заметил, но понимал, что эти люди хорошо знают свое дело. Нет ничего подозрительного в том, что Боб пришел в отель повидаться с сестрой, но если он оставит сверток и записку, то записку прочтут, а сверток вскроют.

Время… время… У него нет времени.

Три четверти миллиона в драгоценных камнях у него в кармане брюк.

Он еще раз оглядел комнату. Потом усмехнулся и достал из кармана маленький набор инструментов, который всегда носил с собой. У его племянницы Дженнифер имелся пластилин, как он заметил, и тот ему пригодится.

Ролинсон работал быстро и умело. Один раз он поднял глаза и подозрительно посмотрел на открытое окно. Нет, в этой комнате не было балкона. Просто напряженные нервы вызвали у него ощущение, будто за ним кто-то наблюдает.

Боб закончил работу и одобрительно кивнул головой. Никто не заметит, что он сделал, в этом он был уверен. Ни Джоан, ни кто-то другой. И уж конечно, не Дженнифер, сосредоточенная на себе девочка, которая никогда не видела и не замечала ничего, кроме самой себя.

Ролинсон смел все следы своей работы и сунул их в карман. Потом заколебался, оглядываясь. Придвинул к себе блокнот миссис Сатклифф и сидел так, хмурясь…

Он должен оставить записку Джоан…

Но что он мог ей сказать? Это должно быть нечто такое, что Джоан поймет, но что не будет иметь никакого смысла для любого постороннего, кто прочтет записку.

Но это просто невозможно! В тех триллерах, которые любил читать Боб в редкие свободные минуты, принято было составлять нечто вроде криптограмм, которые кто-нибудь всегда успешно расшифровывал. Но он не может придумать криптограмму, и в любом случае Джоан принадлежала к тем лишенным воображения людям, для которых все точки над «i» должны быть расставлены, чтобы она вообще хоть что-то заметила…

Потом лицо его просветлело. Был еще один способ сделать это – отвлечь внимание от Джоан: оставить обычную, будничную записку. Потом передать письмо с другим человеком, которое вручат Джоан в Англии. Он быстро написал:

«Дорогая Джоан! Заходил узнать, не захочешь ли ты сыграть партию в гольф сегодня вечером, но если ты ездила на дамбу, то, наверное, ужасно устала. Как насчет завтра? В пять часов в клубе.

Твой Боб».

Небрежное послание сестре, которую он, возможно, больше никогда не увидит, но в данном случае чем небрежнее, тем лучше. Джоан не следует втягивать в рискованное дело; она даже не должна знать, что существует некое рискованное дело. Джоан не умеет притворяться. Ее защитой станет то, что она явно ничего не будет знать.

И эта записка выполнит двойную задачу. Она покажет, что он, Боб, и сам не собирается никуда уезжать.

Ролинсон минуту или две подумал, потом подошел к телефону и назвал номер британского посольства. Вскоре его соединили с Эдмундсоном, третьим секретарем, его другом.

– Джон? Говорит Боб Ролинсон. Можешь встретиться со мною где-нибудь, когда сможешь вырваться? Постарайся раньше. Ты должен, старик. Это важно. Ну, собственно говоря, речь идет о девушке… – Он смущенно кашлянул. – Она чудесная, просто чудесная. Совершенно бесподобная. Только это немного рискованно.

Голос Эдмундсона, звучавший несколько чопорно и неодобрительно, произнес:

– В самом деле, Боб, ты со своими девушками… Ладно, в два часа тебя устроит?

И он повесил трубку. Боб услышал слабый второй щелчок, когда тот, кто подслушивал, положил трубку.

Славный старина Эдмундсон… Поскольку все телефоны в Рамате прослушивались, Боб и Джон выработали небольшой собственный шифр. Чудесная девушка, «просто бесподобная», – это означало нечто срочное и важное.

Эдмундсон подберет его на своей машине у нового Торгового банка в два часа, и Боб расскажет ему о тайнике. Скажет ему, что Джоан не знает о нем, но если с ним что-то случится, то это станет важным. Отправившись в долгое путешествие по морю, Джоан и Дженнифер вернутся в Англию только через шесть недель. К этому времени революция почти наверняка произойдет и либо окажется успешной, либо будет подавлена. Али Юсуф переберется в Европу, или они с Бобом оба погибнут. Он расскажет Эдмундсону достаточно, но не слишком много.

Боб в последний раз оглядел комнату. Она выглядела точно такой же – мирной, неопрятной, домашней. Единственное, что добавилось, – это его невинная записка Джоан. Он прислонил ее к какому-то предмету на столе и вышел. В длинном коридоре никого не было.

II

Женщина в номере, соседнем с тем, который занимала Джоан Сатклифф, вернулась в комнату со своего балкона, держа в руке зеркало. Она вышла на балкон для того, чтобы рассмотреть волосок, который посмел вырасти у нее на подбородке. Женщина расправилась с ним при помощи пинцета, потом стала внимательно изучать свое лицо при ярком солнечном свете.

Именно тогда, расслабившись, она увидела еще кое-что. Она держала зеркало под таким углом, что в нем отразилось зеркало висящего в соседнем номере шкафчика, и в этом зеркале она увидела мужчину, занятого чем-то очень любопытным. Настолько любопытным и неожиданным, что она застыла и смотрела. Он не мог ее видеть с того места, где сидел за столом, а женщина видела его только посредством двойного отражения.

Если бы мужчина повернул голову и посмотрел назад, то мог бы увидеть отражение ее зеркала в зеркале шкафчика, но он был слишком поглощен тем, что делал, и не смотрел назад…

Правда, один раз мужчина внезапно все-таки взглянул в окно, но так как там видеть было нечего, он снова опустил голову.

Женщина наблюдала за ним, пока он не завершил свою работу. Помедлив несколько минут, написал записку, которую оставил на столе, потом вышел из поля ее зрения, но женщина слышала достаточно, чтобы понять, что он звонит по телефону. Она не расслышала, что именно он сказал, но голос его звучал беззаботно, небрежно. Потом она услышала, как закрылась дверь.

Женщина подождала несколько минут, потом открыла свою дверь. В дальнем конце коридора какой-то араб лениво махал метелкой из перьев, смахивал пыль. Затем он свернул за угол и пропал из виду.

Женщина быстро скользнула к двери соседнего номера. Та была заперта, но она этого ожидала. Шпилька для волос, которую женщина прихватила с собой, и лезвие маленького ножика быстро и ловко справились с задачей.

Она вошла, прикрыла за собой дверь. Взяла записку. Клапан конверта был приклеен лишь слегка и легко открылся. Она прочитала записку, хмуря брови. Записка ничего не объясняла.

Женщина снова заклеила конверт, положила на место и пересекла комнату.

Уже протянув руку, она услышала голоса под окном, на террасе внизу. Один голос, как она знала, принадлежал хозяйке номера, в котором она стояла. Решительный, поучающий голос человека, полностью уверенного в себе.

Женщина бросилась к окну.

Стоя внизу, на террасе, Джоан Сатклифф, рядом с которой стояла ее дочь Дженнифер, бледная крепкая девочка лет пятнадцати, сообщала всему миру и высокому, несчастному на вид англичанину из британского консульства, что именно она думает о той новости, которую он пришел ей сообщить.

– Но это абсурд! Никогда не слышала о подобной чепухе. Здесь все абсолютно спокойно, и все очень любезны. Я думаю, все это просто напрасная паника.

– Надеюсь, что это так, миссис Сатклифф, мы, конечно, на это надеемся… Но его превосходительство считает, что ответственность так велика…

Миссис Сатклифф оборвала его. Она не собиралась учитывать ответственность послов.

– У нас много вещей, знаете ли. Мы возвращаемся домой морем, отплываем в следующую среду. Морское путешествие будет полезно Дженнифер. Так сказал врач. Я категорически отказываюсь менять свои планы и лететь в Англию с такой глупой поспешностью.