Примерно за минуту до того, как миссис Бэнтри позвонила в дверь, Марина Грегг мягко, однако же настойчиво увещевала мужа:

— Этот дом — то, что мне нужно, Джинкс. То, что нужно. Именно этого мне всегда хотелось. Тишина. Английская тишина и английский сельский пейзаж. Я знаю, что смогу здесь жить хоть до конца своих дней. И жить мы будем на английский манер. В пять часов — китайский чай из моего старинного сервиза. Будем смотреть из окна на эти лужайки и английский цветочный бордюр. Наконец-то я обрела дом, я это чувствую. Здесь я смогу бросить якорь, жить спокойно и счастливо. Это место станет моим домом. Так говорит мой внутренний голос. Домом.

И Джейсон Радд (жена звала его Джинкс) улыбнулся в ответ. Это была улыбка согласия, но снисходительная и в меру сдержанная, потому что все это он слышал не впервые. Может быть, на сей раз ее мечта сбудется? И именно здесь Марина Грегг действительно обретет свой дом? Кто знает… ведь она такая восторженная… И поначалу ей всегда кажется: наконец-то она нашла то, что нужно. Своим низким голосом он произнес:

— Великолепно, милая. Просто великолепно. Я рад, что тебе здесь нравится.

— Нравится? Да я в полном восторге! Ты ведь тоже?

— Конечно, — заверил ее Джейсон Радд. — Конечно.

А что, подумал он про себя, дом и в самом деле неплох. Добротный, выстроен на века, этакий уродец в викторианском стиле. Но, безусловно, дает ощущение надежности. Он, конечно, был фантастически неудобен, но это в основном удалось устранить, теперь жить здесь вполне можно. И совсем неплохо время от времени сюда возвращаться. Если повезет, Марине это место года два, а то и два с половиной не надоест. Что же, поглядим…

Марина с легким вздохом произнесла:

— Так прекрасно снова ощущать себя здоровой. Здоровой и сильной. Способной управляться со всеми житейскими проблемами.

Он снова поддержал ее:

— Конечно, милая, конечно.

Вот в эту минуту дверь открылась, и итальянец-дворецкий ввел миссис Бэнтри.

Марина Грегг приветствовала ее со всем очарованием, на какое была способна. Она вышла вперед, простерла руки, говоря, как счастлива снова видеть миссис Бэнтри. Надо же, чтобы так совпало: два года назад они случайно познакомились в Сан-Франциско, а теперь она и Джинкс купили дом, когда-то принадлежавший миссис Бэнтри! Она надеется, нет, правда, она очень надеется, что миссис Бэнтри не сильно огорчилась из-за того, как они все тут перекроили и перестроили, уж пусть милейшая миссис Бэнтри не считает их злодеями, которые ворвались в ее жилище.

— Что вы, более замечательного события, чем ваш приезд, в этом доме еще не случалось, — с радостной улыбкой сказала миссис Бэнтри, глядя в направлении камина.

Марина Грегг тут же спохватилась:

— Вы ведь с моим мужем не знакомы? Джейсон, это миссис Бэнтри.

Миссис Бэнтри не без интереса взглянула на Джейсона Радда. Кажется, первое впечатление — в жизни не видела более уродливого мужчины! — ее не обмануло. До чего необычные у человека глаза! Как глубоко посажены! Пожалуй, такие ей не встречались. Глубокие недвижные озера — так могла бы написать о них какая-нибудь авторша дамских любовных романов. Черты его лица были какие-то рубленые, почти до смешного непропорциональные. Нос вздернутый — кажется, вымажи его красной краской, и вот тебе, пожалуйста, нос клоуна. И рот клоунский — большой и грустный. То ли в нем сейчас клокотал гнев, то ли он всегда выглядит, будто переполнен гневом, — сразу не определишь. Но вот он заговорил, и голос оказался на удивление приятным. Низшим и певучим.

— О муже, — сказал он, — она всегда вспоминает в последнюю очередь. Но я готов присоединиться к словам моей супруги: мы очень рады, что принимаем вас здесь. Надеюсь, у вас нет ощущения, что все должно быть наоборот.

— Если вы считаете, что выдворили меня из моего родного дома, — сказала миссис Бэнтри, — выбросьте это из головы. Этот дом никогда не был мне родным. Я не нарадуюсь, что в свое время сумела от него избавиться. Очень уж он был обременителен! Сад я любила, но дом причинял мне уйму хлопот. Я его продала и прекрасно себя чувствую, езжу за границу, навещаю моих замужних дочерей, внуков и подруг во всех частях земного шара.

— Дочерей, — повторила Марина Грегг. — У вас, наверное, и сыновья есть?

— Два сына и две дочери, — сообщила миссис Бэнтри. — И разбросало их по всему свету. Один сын в Кении, другой в Южной Африке. Одна дочка в Техасе, а другая, слава Богу, в Лондоне.

— Четверо, — подытожила Марина Грегг. — Четверо. А внуки?

— Пока девять. Быть бабушкой — это так замечательно, — призналась миссис Бэнтри. — Никакой родительской ответственности. Можешь их баловать сколько душе угодно…

Джейсон Радд перебил ее.

— Боюсь, солнце светит вам прямо в глаза, — сказал он, подошел к окну и поправил занавески. Вернувшись, попросил: — Расскажите нам о вашей замечательной деревне. — И передал ей чашку чаю.

— Угощайтесь, пожалуйста, берите горячую лепешку, или бутерброд, или кусочек торта? У нас итальянка повариха, всякие пирожные и торты — ее стихия. Мы, знаете ли, уже привыкли чаевничать по-английски, в пять часов.

— Чай, кстати говоря, восхитительный, — похвалила миссис Бэнтри, потягивая ароматный напиток.

Марина Грегг улыбнулась — кажется, вполне искренне. От Джейсона Радда не укрылось, что минуту назад ее пальцы стали нервно подергиваться — теперь они успокоились. Миссис Бэнтри смотрела на хозяйку дома с неподдельным восхищением Вершина славы Марины Грегг пришлась на пору, когда объем груди, талии и бедер еще не имел решающего значения. Никто не назвал бы ее «секс-бомбой», «несравненным бюстом», «королевскими бедрами». Она была изящной, стройной и гибкой. Овал лица и строение головы вызывали в памяти образ Греты Гарбо[239]. В свои фильмы она привнесла не просто волнующую сексуальность, но и обаяние личности. Внезапный поворот головы, взмах ресниц над обворожительными, загадочными глазами, легкое подрагивание рта — и зрители вдруг оказывались в плену очарования, и будоражили их вовсе не правильные черты лица, но некая магия плоти, застававшая их врасплох. Подобную магию она излучала и сейчас, хотя это не так бросалось в глаза. Как многие актрисы, она умела отключать свой шарм, если того хотела. Могла уйти в себя, замкнуться, быть тихой или отстраненной, на горе восторженным поклонникам. И вдруг — неуловимый жест, внезапная улыбка — и магия этой удивительной женственности снова пленяла вас.

Одной из ее лучших работ в кино была роль в «Марии, королеве Шотландии», и, наблюдая сейчас за Мариной Грегг, миссис Бэнтри вспомнила именно этот образ. Потом перевела взгляд на мужа Марины. Он тоже не сводил с жены глаз, совсем забыв, что они не одни, и его лицо ясно отражало его чувства. Господи, пробормотала про себя миссис Бэнтри, да он ее обожает.

Почему это так ее удивляет? Ну конечно: пресса так расписывает и обсасывает романы кинозвезд, их преданность друг другу, что, увидев нечто подобное, не веришь собственным глазам. Растроганная, она произнесла:

— Я очень надеюсь, что вам здесь понравится. Рассчитываете обосноваться здесь надолго?

Марина повернула голову и широко распахнула глаза, всем своим видом выражая удивление.

— Я хочу остаться здесь навсегда, — сказала она. — Разумеется, мне придется часто уезжать. Это естественно. В следующем году, например, мне предстоят съемки на севере Африки, хотя это еще не решено. Но мой дом будет здесь. И возвращаться я буду сюда. Возвращаться буду только сюда. — Она вздохнула. — И это прекрасно. Наконец-то обрести настоящий дом, куда тебя тянет, словно магнитом.

— Понимаю, — сказала миссис Бэнтри, хотя сильно усомнилась в словах актрисы. Вряд ли такое возможно.

Есть люди, которым стать на якорь просто не суждено. Марина Грегг как раз такая.

Миссис Бэнтри снова украдкой бросила взгляд на Джейсона Радда. Сейчас он не хмурился. Нет, он улыбался, улыбка эта была очень милой, и неожиданной, и в то же время грустной. Видно, и он не очень-то верил порывам своей жены.

Открылась дверь, и в комнату вошла женщина.

— Бартлетты просят вас к телефону, Джейсон, — сообщила она.

— Пусть перезвонят.

— Они говорят, что-то срочное.

Он вздохнул и поднялся.

— Позвольте познакомить вас с миссис Бэнтри, — представил он. — Элла Зелински, моя секретарша.

— Выпейте чашку чаю, Элла, — пригласила Марина, когда Элла Зелински кивнула гостье и с улыбкой пробормотала дежурное: «Рада с вами познакомиться».

— Бутерброд, пожалуй, съем, — сказала Элла. — А чай — без меня.

Элла Зелински выглядела лет на тридцать пять. На ней был хорошо сшитый костюм, блузка с гофрированным воротником — эта женщина явно была уверена в себе. Коротко подстриженные черные волосы открывали широкий лоб.

— Я слышала, вы здесь жили, — обратилась она к миссис Бэнтри.

— С тех пор много воды утекло, — ответила та. — Я продала дом после смерти мужа, а потом тут сменилось несколько хозяев.

— Миссис Бэнтри вполне по душе все, что мы тут понатворили, — объявила Марина.

— Я была бы очень разочарована, если бы вы ничего здесь не поменяли, — воскликнула миссис Бэнтри. — Я ведь вся извелась от любопытства — как тут теперь и что. Вы даже не представляете, какие слухи ходят по деревне.

— Понятия не имела, что в этой стране так трудно заполучить водопроводчиков, — сказала мисс Зелински, с деловым видом откусывая от бутерброда. — Правда, я не очень этим занималась, — добавила она.

— Не скромничайте, Элла, — возразила Марина. — Вы занимались всем. И персоналом, и сантехникой, и спорами со строителями.

— Об окнах во всю стену в этой стране будто и слыхом не слыхивали. — Элла взглянула на окно. — Но вид, надо сказать, отменный.