Положив трубку, я покосился на часы.

Я уже собрался уходить, когда опять раздался звонок.

Я медлил в нерешительности. Наверняка это снова Джим Корриган; хочет узнать поподробнее о том, что за мысль пришла мне в голову.

Продолжать беседу с Джимом мне сейчас было бы крайне некстати. Я двинулся к двери, но телефон все звонил, настойчиво, неотвязно.

Конечно, могли звонить из больницы… от Джинджер.

Нет, я подойду, а то буду терзаться потом неизвестностью. Я нетерпеливо ринулся к телефону, рывком поднял трубку.

— Алло?

— Это вы, Марк?

— Да, кто это?

— Ну конечно же я, — с упреком произнес голос. — Послушайте, мне надо вам кое-что рассказать.

— Ах, это вы! — наконец-то я узнал миссис Оливер. — Знаете, я ужасно спешу. Стою на одной ноге. Я вам потом позвоню.

— Никаких потом, — твердо заявила миссис Оливер. — Вы должны выслушать меня сейчас же. Это важно.

— Ну хорошо, только побыстрее, пожалуйста. У меня свидание.

— Пф, — фыркнула миссис Оливер. — На свидание не грех и опоздать. Привлечете к себе больше внимания.

— Но мне и вправду нужно бежать.

— Послушайте, Марк. Это важно. Я в этом уверена. Это непременно окажется важно.

Я изо всех сил сдерживал раздражение, поглядывая на часы.

— Ну так что?

— У моей Милли тонзиллит[213]. Она очень скверно себя чувствовала и потому уехала в деревню. К сестре.

Я скрипнул зубами.

— Мне ужасно жаль ее, но я действительно…

— Слушайте. Это только пролог. Так на чем я остановилась? Ах да! Милли надо было уехать, и я позвонила в бюро по найму, с которым всегда имею дело. «Регент» — так оно называется. Не устаю удивляться, что за идиотское наименование, прямо как у кинотеатра!

— Ей-богу, мне пора…

— Я спросила, не могли бы они прислать мне кого-нибудь. Они отвечали, что как раз сейчас это очень трудно — фраза, которую они, между прочим, говорят всегда, — но что они постараются…

Никогда еще моя приятельница Ариадна Оливер так меня не бесила.

— Сегодня утром появляется женщина, и кто бы, вы думали, она такая?

— Понятия не имею! Видите ли, я…

— Женщину эту зовут Эдит Биннз — смешное имя, правда? — и вы, оказывается, ее знаете!

— Нет, не знаю. В жизни не слыхал ни о какой Эдит Биннз!

— Да нет же, знаете! И не так давно вы с ней виделись. Она много лет прослужила у вашей крестной, леди Хескет-Дюбуа.

— Ах, вот это кто!

— Да. И она видела вас, когда вы приходили забрать картины.

— Это все, конечно, очень мило, и вам повезло, что это оказалась она. По-моему, она человек верный, надежный и все такое прочее. Тетя Мин так говорила. Но теперь я, право же…

— Неужели так трудно подождать? Я еще не дошла до сути. Она сидела у меня и все говорила о леди Хескет-Дюбуа, о ее роковой болезни, ну и так далее, потому что, знаете, этих женщин хлебом не корми, но дай поговорить о болезнях и смерти, а потом вдруг она возьми и скажи!

— Что скажи?

— Одну вещь, которая сразу привлекла мое внимание. Примерно следующее: «Бедная моя хозяйка, сколько же она вытерпела! Эта штука в голове, новообразование, так они ее называют, а ведь, пока это не случилось, она была совсем здоровая. А в лечебнице-то жалость была и глядеть на нее, волосы ее, такие хорошие, густые седые волосы, она их еще подсинивала аккуратно так, раз в две недели, все повылезли, и вся подушка в волосах была! Волосы лезли прямо пучками!» И тогда, Марк, я вспомнила о моей приятельнице Мэри Делафонтен. У ней ведь тоже выпадали волосы, и еще я вспомнила, что вы мне рассказывали о какой-то девушке в Челси, о том, как она подралась с другой, и та выдирала у нее волосы клочьями. Но волосы так легко не выдираются, Марк! Попробуйте-ка потяните себя за волосы, попробуйте выдрать у себя хоть маленькую прядь с корнями! Попробуйте! И вы увидите! Это неестественно, Марк, что у всех этих людей волосы выпадали клочьями. Неестественно! Видимо, это какая-то новая болезнь — и должна отыскаться причина.

Я сжимал трубку, и голова моя шла кругом. Обрывки самых разных сведений собрались воедино. Рода со своими собаками на лужайке… статья в нью-йоркском медицинском журнале… Конечно… Конечно!

Тут я внезапно понял, что миссис Оливер все еще оживленно лопочет что-то.

— Благослови вас Господи! — сказал я. — Вы прелесть!

Я бросил трубку и тут же вновь поднял ее. Набрав номер, я, по счастью, сразу же услышал голос Лежена.

— Слушайте, — сказал я, — у Джинджер выпадают волосы пучками?

— Как вам сказать… вообще-то, мне кажется, да. Наверное, это от высокой температуры.

— От температуры — держи карман шире! — сказал я. — У Джинджер, как было и у всех остальных, отравление таллием[214]. Молю Бога, чтобы мы еще не опоздали!

Глава 22

Рассказ Марка Истербрука

1

— Еще есть шанс? Она выживет?

Я метался по комнате. Я не находил себе места. Лежен сидя наблюдал за мной. Он был терпелив и участлив.

— Врачи сделают максимум возможного, уверяю вас.

Все тот же ответ! Который ни капельки не утешал.

— Они знают, как лечить отравление таллием?

— Случай нечастый. Но они испробуют все, что только возможно. Если вас интересует мое мнение, то, по-моему, она выдюжит.

Я пожирал его глазами. Как бы узнать, вправду ли верит он тому, что говорит? Не пытается ли просто меня успокоить?

— По крайней мере, подтвердилось, что это действительно был таллий?

— Да, в этом они удостоверились.

— Надо же, к какой банальности свелись все фокусы «Бледного коня»! Яд! Ни колдовства, ни гипнотического воздействия, ни смертоносных лучей, изобретенных нынешней наукой! Примитивное отравление! А она-то мне морочила голову! Лгала в глаза. И наверное, имела еще наглость смеяться исподтишка!

— О ком вы?

— О Тирзе Грей. О том вечере, когда я пил у них чай. Рассуждала со мной о Борджиа, о редких нераспознаваемых ядах, отравленных перчатках и прочей чепухе. «Обыкновенный белый мышьяк, ничего больше» — надо было слышать, с каким пренебрежением она это говорила! И сама же при этом пользовалась ядом… Ах как сложно! Умеют же пускать пыль в глаза! Трансы, белые петухи, жаровня, начертанные колдовские знаки, «переселение» душ, перевернутое распятие — расчет на элементарное суеверие. А их пресловутый «ящик» — еще одна уловка, но уже для шагающих в ногу с веком. Мы теперь не верим в духов, ведьм и наговоры, но легковерны как дети, когда дело доходит до «лучей», «волн» и явлений психики. Держу пари, что этот ящик не более чем набор электрической бутафории, разноцветных лампочек, гудящих проводов и переключателей! И все из-за того, что мы живем в постоянном страхе перед радиоактивными осадками, стронцием и прочими ужасами, мы крайне подвержены внушению в научной упаковке. Все, что они нагородили в «Бледном коне», — чистейшая фальшивка. «Конь» оказался своего рода обманкой, ширмой. Нас отвлекали всякой чертовщиной, чтобы мы не заподозрили ничего иного, никаких действий совсем в другом направлении. Изящество их замысла в том, что он гарантировал им полную безопасность. Тирза Грей могла сколько угодно хвастаться, что сумела подчинить или может подчинить себе потусторонние силы. Ее нельзя было привлечь к судебной ответственности на этом основании, нельзя было судить за убийство. Исследуй кто-нибудь ее «ящик», в нем не нашли бы ничего крамольного. Любой суд вынес бы решение, что все это абсолютная чепуха. И разумеется, был бы совершенно прав.

— Вы думаете, что вся троица — мошенницы? — спросил Лежен.

— Не сказал бы. Я считаю, что Белла искренне верит в свое колдовство. И так же искрения Сибилла. Она действительно прирожденный медиум. Она впадает в транс, а все остальное происходит без нее. Она верит всему, что ей внушает Тирза.

— Стало быть, всем заправляет Тирза? — спросил я, а подумав, добавил: — Заправляет всем, что касается «Бледного коня». Но не она мозговой центр всего предприятия. Тот действует за кулисами. Он все планирует и организует. Да, знаете ли, дело у них налажено отлично. У каждого — своя функция, и никто не лезет в область другого. Брэдли отвечает за финансовую и юридическую сторону. А помимо этого он не разбирается ни в чем и не знает, что делают все прочие. Его услуги щедро оплачиваются, как, впрочем, и услуги Тирзы.

— Довольны, что все это раскрутили?

— Не раскрутил. Пока что не раскрутил. Но мы выяснили главное — способ. Он все тот же, испытанный веками. Простой и грубый. Обыкновенный яд. Старое доброе смертное зелье.

— Что навело вас на мысль о таллии?

— Несколько сопоставленных фактов. Начало всему положила сцена, которую я наблюдал в тот достопамятный вечер в Челси. Девушка, выдиравшая клочья волос у своей соперницы. Слова, сказанные пострадавшей: «Это вовсе не больно», — не были бравадой, как я тогда решил, они были чистой правдой — больно ей действительно не было.

Как-то в Америке мне случилось прочитать статью, посвященную действию таллия. На фабрике один за другим умерли несколько рабочих. Смерть их приписали разнообразнейшим причинам. Среди прочих, если я не ошибаюсь, названы были паратиф, апоплексический удар, алкогольный неврит, паралич, вызванный мозговыми нарушениями, эпилепсия, гастроэнтерит и так далее. Приводился также случай, когда женщина отравила семерых человек. У этих несчастных были диагностированы, среди прочих, опухоль мозга, энцефалит и крупозное воспаление легких. Симптомы, как я понимаю, отличаются большим разнообразием. Первыми признаками могут быть расстройство желудка и рвота, словом, картина отравления. В ряде случаев болезнь может начинаться с болей в костях, объясняемых полиневритом, ревматизмом или полиомиелитом — на одного больного даже нацепили корсет. Иногда наблюдаются нарушения в кожной пигментации.