Агата Кристи - Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— Но почему у вас такой голос?

— Просто немножко горло болит, и больше ничего.

— Джинджер!

— Послушайте, Марк, горло может болеть у каждого. Наверное, я простудилась, а может быть, легкий грипп.

— Грипп? Знаете, не темните! Вы здоровы или больны?

— Не шумите. Я здорова.

— Скажите мне прямо, как вы себя чувствуете! Вам кажется, что у вас начинается грипп?

— Ну… может быть… Немножко знобит, ломает, знаете, как при гриппе…

— А температура?

— Ну, может быть, и температура немножко есть…

Я и сам почувствовал озноб — от ужаса. Я был страшно испуган. И кроме того, знал, что и Джинджер, как бы она это ни отрицала, тоже испугана.

В трубке опять послышался ее голос:

— Марк… не паникуйте. Вы паникуете, а причины для этого нет.

— Может быть. Но мы должны принять все меры предосторожности. Позвоните своему доктору, пусть он придет и осмотрит вас. Немедленно!

— Хорошо… Только… он решит, что я жутко мнительна.

— Пускай. Сделайте это! А как только он уйдет, перезвоните мне.

Положив трубку, я долго сидел, уставившись на черный безжизненный телефонный аппарат. Паника… Нельзя поддаваться панике… В это время года всегда гуляет грипп… Доктор успокоит нас, возможно, это просто окажется легкая простуда…

Мысленным взором я видел Сибиллу в ее павлиньем наряде, украшенном злодейскими символами. В ушах раздавался голос Тирзы, ее властный, приказной тон. На расчерченном мелом полу — Белла, она вопит свои злодейские заклинания и сжимает в руках белого петуха, а он вырывается.

Ерунда, полная ерунда… Вне всякого сомнения, это все лишь глупые суеверия… Но ящик… не так-то легко, однако, отмахнуться от ящика. В ящике воплотилось уже не просто суеверие, а новые возможности, которые открывает нам современная наука.

Нет, это невероятно, не может быть, чтоб это было правдой…

Миссис Дэн Калтроп застала меня все в той же позе: я тупо глядел на телефонный аппарат. Она тут же спросила:

— Что случилось?

— Джинджер, — сказал я, — плохо себя чувствует… Я хотел, чтобы она сказала, что это ерунда, чтобы она ободрила меня. Но она меня не ободрила.

— Плохо, — сказала она. — Да, ничего хорошего.

— Но это невозможно, — упирался я. — Ни на минуту невозможно допустить, что они в состоянии совершить то, о чем говорили!

— Невозможно?

— Ведь вы не верите… вы не можете верить…

— Дорогой Марк, — сказала миссис Калтроп, — и вы и Джинджер уже допустили такую возможность, иначе бы вы не стали делать то, что вы делаете.

— Наша вера только портит все, создает благодатную почву!

— Ну о вере пока речи нет — вы лишь допускаете, что доказательство может заставить вас поверить.

— Доказательство? Какое доказательство?

— Болезнь Джинджер — это доказательство, — констатировала миссис Калтроп.

В этот момент я просто ненавидел ее. И даже повысил голос:

— Откуда такой пессимизм? Это всего лишь простуда или еще какая-нибудь ерунда! Почему вы так упорно верите в худшее?

— Потому что в случае худшего мы должны встретить его во всеоружии, а не прятать голову в песок, иначе будет слишком поздно.

— Вы думаете, что такой смехотворный фетишизм[209] действенен? Трансы, заклинания, петушиные жертвоприношения — полный набор всех этих фокусов?

— Что-то из них действует, — сказала миссис Дэн Калтроп. — И нам следует это признать. Я думаю, что подобные вещи в большинстве своем — всего лишь мишура. Но ими создается атмосфера, а атмосфера тоже важна. А главное — глубоко в сердцевине, спрятанное среди всей этой мишуры, имеется что-то, и это что-то действует.

— Что-то наподобие радиоактивных излучений?

— Похоже. Видите ли, ученые ведь все время делают открытия, и опасные в том числе. Какое-нибудь новейшее научное достижение могло быть использовано и не очень щепетильным человеком — для личных нужд. Отец Тирзы, между прочим, был физиком.

— Но что же это? Что? Проклятый ящик? Если б можно было его подвергнуть исследованию! Если б полиция…

— Полиция не станет заниматься исследованиями, при которых необходима конфискация имущества, даже в случаях куда как более ясных.

— А если мне пробраться туда и разбить эту чертову машину?

Миссис Дэн Калтроп покачала головой.

— Судя по тому, что вы мне рассказали, если и были произведены какие-то действенные манипуляции, то в тот вечер.

Схватившись за голову, я застонал.

— Зачем только мы впутались в эту проклятую историю!

— Ваши побуждения были прекрасными, — твердо заявила миссис Дэн Калтроп. — И что сделано, то сделано. Вы узнаете больше, когда Джинджер вам позвонит после ухода доктора. Я думаю, она позвонит по телефону Роды.

Я понял намек.

— Мне лучше вернуться.

— Я веду себя глупо, — неожиданно заявила миссис Калтроп, когда я уже стоял в дверях. — И знаю, что веду себя глупо. Мишура! Мы купились на мишуру! Не могу избавиться от чувства, что мы вообразили себе что-то, что они пожелали нам внушить!

Возможно, она была права. Но что другое можно было вообразить себе на нашем месте, я не знал.

Два часа спустя мне позвонила Джинджер.

— Доктор был, — сказала она. — Казался немного озадаченным, но при этом заявил, что это может быть грипп. Грипп сейчас довольно-таки у многих. Он уложил меня в постель и обещал прислать какое-то лекарство. Температура у меня высокая. Но ведь это же естественно для гриппа, правда?

Несмотря на деланную бодрость, хриплый голос ее звучал потерянно и жалобно.

— Все будет хорошо, — беспомощно сказал я. — Слышите? Все будет хорошо! Вы очень скверно себя чувствуете?

— Ну… температура… ломает всю… все болит… ноги… кожа… Даже прикоснуться больно… И горит…

— Это от температуры, милая! Послушайте, я сейчас приеду! Я уже выезжаю. Немедленно! И не возражайте!

— Хорошо. Я рада, что вы приедете, Марк. Должна признаться, что я оказалась не такой храброй, как думала.

Я позвонил Лежену.

— Мисс Корриган заболела, — доложил я.

— Что?

— Что слышали. Она заболела. Она вызвала своего врача. Он говорит, что это, возможно, грипп. Но может быть, и нет. Чем вы могли бы помочь, не знаю. Единственное, что приходит в голову, — это позвать какого-нибудь специалиста, подключить его к этому.

— Какого рода специалиста?

— Психиатра. Или психоаналитика Или психолога. Психо — кого-нибудь! Кто разбирался бы во внушении, гипнозе, «промывке мозгов» и прочих вещах подобного рода. Ведь есть же такие специалисты, правда?

— Конечно есть. Есть. Например, в министерстве внутренних дел один-два человека специализируются в этой области. Я считаю, вы попали в самую точку. Конечно, это может быть и простой грипп, но может быть и связано с каким-то не совсем понятным нарушением психики Тогда, Истербрук, это может оказаться именно тот случай, которого мы все так долго ждали!

В сердцах я бросил трубку. Возможно, мы в результате и узнаем нечто новое о психологическом оружии, но моей-то единственной заботой была Джинджер, храбрая, но напуганная Джинджер. Мы не верили в это по-настоящему, ни она, ни я, а может быть, верили? Нет, конечно, не верили. Для нас это была игра — игра в бандитов и сыщиков. Но оказалось, это не игра. «Бледный конь» доказал свою реальность. Я обхватил голову руками и застонал.

Последовавшие затем несколько дней я, наверное, никогда не забуду. Они видятся мне теперь как в каком-то калейдоскопе, какие-то разрозненные и бесформенные, то и дело сменяющие друг друга странные картинки… Джинджер забрали в частную лечебницу. Навещать мне ее разрешалось лишь в приемные часы. Личный ее доктор склонен был, как я понимаю, никоим образом не терять самообладания. Он вообще не понимал, почему такая паника. Ему диагноз был совершенно ясен — бронхопневмония[210] как следствие гриппа, но осложненная некоторыми не совсем обычными симптомами, однако, повторял он, «это встречается сплошь и рядом. Ход болезни никогда не бывает типичным. К тому же и антибиотики не на всех действуют».

Без сомнения, все, что он говорил, было верно. Джинджер заболела бронхопневмонией. Ничего таинственного в ее недуге нет. Просто бронхопневмония, в тяжелой форме.

Я повидался с психологом министерства внутренних дел. Маленький, задиристый, как петушок, он раскачивался на носках, посверкивая глазами за толстыми стеклами очков.

Он задал мне бесчисленное количество вопросов, половина из которых показалась мне бессмысленной. Но смысл в них, по-видимому, был, так как на мои ответы он глубокомысленно кивал. Связывать себя каким-либо обязательством он наотрез отказался, что было, вероятно, мудро с его стороны. Отдельные замечания его, как я понял, были на профессиональном жаргоне. По-моему, он попробовал на Джинджер некоторые разновидности гипноза, но, словно по какому-то молчаливому уговору, никто об этом мне почти ничего не рассказывал. Может быть, потому, что рассказывать было практически нечего.

Друзей и знакомых я избегал, хотя такое затворничество делалось все более невыносимым.

В конце концов, когда отчаяние мое достигло крайности, я позвонил Поппи в цветочный магазин. Не согласится ли она куда-нибудь сходить со мной пообедать? Она ответила, что с большим удовольствием.

Я пригласил ее в «Фантази». Поппи весело болтала, и общество ее действовало на меня успокаивающе. Однако пригласил я ее не только для успокоения. Вогнав ее при помощи всяческих деликатесов и приятных напитков в состояние блаженного оцепенения, я начал осторожную разведку. Поппи могла кое-что знать, сама не отдавая себе полного отчета в том, что же именно она знает. Я спросил ее, помнит ли она мою приятельницу Джинджер. Поппи сказала «конечно» и, распахнув свои огромные голубые глаза, спросила, что теперь поделывает Джинджер.