Агата Кристи - Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

Теперь изобразил легкое удивление я.

— О, значит, я ошибся. В Мач-Дипинге есть весьма интересный старинный постоялый двор. Мне случилось недавно побывать в тех краях, и меня туда затащили мои друзья. Здание чудесно отреставрировано, сумели сохранить атмосферу прошлых дней. И мне почему-то вспомнилось, что там говорили о вас, но, может быть, к ним заезжала ваша падчерица или однофамилица. — Я сделал паузу. — Место известное.

Да, я не напрасно припас эти слова на выход: получилось очень эффектно. В одном из зеркал я увидел лицо миссис Такертон. Она неотрывно глядела мне вслед. Она была очень и очень напугана, и я понял, какой она станет с течением времени. Зрелище было не из приятных.

— Итак, теперь мы абсолютно в этом уверились, — сказала Джинджер.

— Мы и раньше были уверены.

— Да, и с полным основанием. Но теперь поставлены все точки над «i».

Я помолчал. Я мысленно представил, как миссис Такертон отправляется в Бирмингем, ищет там квартал Муниципальной площади, знакомится с мистером Брэдли. Представлял себе ее беспокойную настороженность и как по-отечески он ободряет ее. Как умело ввертывает о совершенной безопасности дела. (В случае с миссис Такертон он особенно должен был напирать на безопасность.) Я видел, как она уходит от него, так и не решившись. Может быть, дома ей предстояла встреча с падчерицей, приехавшей на выходные. Мог состояться разговор, в котором девушка намекнула на скорое замужество. И все это время миссис Такер неотступно думала о деньгах, не о жалкой доставшейся ей доле наследства, а о фантастической сумме, которая позволила бы осуществить все заветные мечты… И все эти деньжищи достанутся испорченной невоспитанной девчонке, которая шляется в Челси по барам в джинсах и обвислых свитерах! В компании таких же испорченных подружек и дружков! На что этой мерзавке, которая уже никогда не станет приличным человеком, столько денег?!

И вот — вторая поездка в Бирмингем. Она все еще в смятении, а с его стороны, соответственно, еще больше ободрений. Наконец обсуждение условий. Тут я невольно улыбнулся: мистеру Брэдли не так легко будет сделать все по-своему. Торгуется она отчаянно. Но в конце концов соглашение достигнуто, честь по чести подписана соответствующая бумага, и что же дальше?

Дальнейшее представить было невозможно. Что последовало дальше, мы не знали.

Очнувшись от задумчивости, я увидел, что Джинджер наблюдает за мной.

— Представили себе, как это было? — спросила она.

— Откуда вы знаете?

— Начинаю понимать ход ваших мыслей. Вы сейчас представляли себе все это, да? Мысленно сопровождали ее в Бирмингем и так далее.

— Да. Но потом я словно осекся. В том месте, как в Бирмингеме они ударили по рукам. И что же произошло потом?

Мы обменялись взглядами.

— В конце концов, — сказала Джинджер, — кто-то должен окончательно выведать, что творится в «Бледном коне».

— Каким образом?

— Не знаю. Это нелегко. Никто из причастных к каким-либо крамольным манипуляциям никогда не проговорится. В то же время рассказать об этом могут только они. В чем и трудность… Интересно, имеет ли смысл…

— Обратиться в полицию? — подхватил я.

— Да. В конце концов, теперь мы располагаем вполне определенной информацией. Довольно этого, чтобы действовать, как вы думаете?

Я с сомнением покачал головой.

— Бесспорно лишь намерение. Но разве же этого достаточно? Вся эта чушь насчет желания смерти… Нет, конечно, — тут же поправился я, предвидя ее возражения, — может быть, и не чушь, но в суде это будет выглядеть чушью. Кроме того, мы не имеем ни малейшего понятия о том, как происходит сама… процедура.

— Значит, мы должны получить это понятие. Но как?

— Необходимо все увидеть собственными глазами. Но спрятаться в их огромном флигеле совершенно невозможно, а по моим предположениям, в какой бы форме это ни происходило, происходит оно именно там.

Джинджер выпрямилась, встряхнулась, подобно молодому ретивому терьеру, и сказала:

— Существует только один путь. Стать их клиентом.

— Клиентом? — Я глядел на нее во все глаза.

— Да. Кто-то из нас — кто именно, не важно, — задумывает устранить какого-нибудь человека, для чего отправляется к Брэдли и вступает с ним в сделку.

— Мне ваш план не нравится, — резко сказал я.

— Почему?

— Как бы вам объяснить… он может оказаться опасным.

— Для нас?

— Возможно, и для нас. Но в первую очередь я подумал про… жертву. Ведь нам придется выбрать жертву и сообщить им фамилию. Фамилия не может быть вымышленной. Они способны это проверить и, вероятнее всего, сделают это. Вы согласны со мной?

Прикинув что-то, Джинджер кивнула:

— Да. Жертвой должен стать реально существующий человек, с реальным адресом.

— Вот это мне и не нравится, — сказал я.

— И у нас должна быть реальная причина для устранения этого человека.

Мы помолчали, обдумывая последнее обстоятельство.

— Выбранный нами человек, кто бы он ни был, должен дать свое согласие, — веско сказал я. — А такое даже помыслить невозможно.

— Надо еще раз все тщательно обдумать, — задумчиво сказала Джинджер. — Но вы не так давно сказали одну совершенно правильную вещь: есть в их позиции одно слабое место. Они как бы между двух огней. Предприятие их должно быть тайным — и в то же время не слишком тайным. Слухи о нем должны доходить до ушей потенциальных клиентов.

— Что меня удивляет, — сказал я, — так это абсолютное неведение полиции. Ведь обычно они осведомлены о совершаемых в округе преступлениях.

— Верно. По-моему, вся закавыка в том, что это преступление совершают, так сказать, любители. Не профессионалы. Они вообще не пользуются услугами профессионалов. Никаких наемных убийц — у них предприятие частное. С грифом «Совершенно секретно».

Я сказал, что в этом соображении есть резон.

И Джинджер продолжала:

— Предположим теперь, что вы или я (мы обдумаем обе возможности) жаждем кого-то устранить. Итак, кто бы мог быть этот человек, с которым вы или я решили разделаться? Есть, например, мой дорогой старый дядюшка Мервин. Когда он сыграет в ящик, я получу порядочный куш. Ведь я и еще какая-то австралийская кузина — на данный момент единственные его родственники. Так что мотив к совершению преступления усмотреть тут можно. Но дядюшке больше семидесяти, он слегка выжил из ума, и разумнее было бы подождать естественного хода событий — если я не испытываю каких-нибудь ужасных финансовых затруднений. Признаться, мне весьма трудно будет изобразить безысходность и отчаяние. К тому же дядюшка мой — прелесть, я его очень люблю, и выжил он из ума или не выжил, но от жизни он пока получает полное удовольствие — которого я никак не хочу его лишать, даже помыслить об этом не смею.

Ну, а вы? Есть у вас родственники, от которых можно ожидать наследства?

Я покачал головой.

— Ни одного.

— Досадно. А как насчет шантажа? Хотя эту карту не так просто будет разыграть. Не такая уж вы находка для шантажиста. Будь вы членом парламента, чиновником министерства иностранных дел или еще какой важной птицей — дело другое. Я тоже — так себе добыча. Вот пять — десять лет назад все было бы просто. Компрометирующие письма или фотографии в обнаженном виде, но в наши дни кому до этого дело? Теперь каждый, уподобившись герцогу Веллингтону[198], может заявить: «Опубликуйте их и проваливайте к черту!» Так что нам остается? Двоеженство? — Она с упреком посмотрела на меня. — Какая жалость, что вы не были женаты! Если б когда-нибудь вы были женаты, мы бы из этого могли что-нибудь состряпать!

Должно быть, на лице моем что-то промелькнуло. Джинджер тут же это заметила.

— Простите, пожалуйста! — сказала она. — Я разбередила старую рану!

— Нет, — сказал я. — Это уже не рана. Слишком давняя история. Теперь, думаю, и не осталось никого, кто помнит.

— Вы были женаты?

— Да. Еще в университете. Мы скрывали это. Она не была… в общем, мои родные встали бы на дыбы. Я был еще несовершеннолетним. Мы прибавили себе годы.

Минуту-другую я молчал, вновь переживая прошедшее.

— Наш союз был обречен, — медленно проговорил я. — Теперь я знаю. Она была хорошенькой и умела быть очаровательной, но…

— Что случилось?

— На летние каникулы мы отправились в Италию… Там произошел несчастный случай… автомобильная катастрофа. Она разбилась насмерть.

— А вы?

— Меня в машине не было. Она ехала… с другом.

Джинджер метнула в меня быстрый взгляд. Я думаю, она поняла, как все произошло. Поняла, как больно мне было узнать, что девушка, на которой я женился, — не из тех, что зовутся верными женами.

Джинджер вернулась к вопросам практическим:

— Вы поженились в Англии?

— Да. В регистрационном бюро Питерборо[199].

— Но умерла она в Италии?

— Да.

— Значит, запись о смерти произведена не в Англии?

— Да.

— Так чего ж еще нам надо? Это ж Божье благословенье! Нет ничего проще! Вы безумно влюблены и хотите жениться, однако не знаете, жива ли еще ваша жена. С женой вы расстались много лет назад и ничего о ней с тех пор не слышали. Вы сомневаетесь — рискнуть или нет? В то время, как вы мучаетесь над этой проблемой, на горизонте снова появляется ваша жена. Появившись нежданно-негаданно, она не дает вам развода и угрожает раскрыть на все глаза вашей возлюбленной.

— А кто будет моей возлюбленной? — спросил я немного сконфуженно. — Вы?

Джинджер была шокирована моим вопросом.

— Конечно нет. Такая роль мне вовсе не подходит. Скорее я стала бы жить с вами во грехе. Нет, вы отлично знаете, кого я имею в виду — кандидатура, на мой взгляд, безупречная. Видная брюнетка, с которой вы всюду появляетесь. Жутко интеллектуальная и серьезная.