— Она действительно умерла. А знаю я о ней довольно мало. Кажется, фамилия ее Дэвис.

— А вы не могли бы навести еще кое-какие справки?

— Попытаюсь, а там посмотрим.

— Если бы мы могли познакомиться с людьми, которые ее окружали, можно было бы как-нибудь выведать, каким образом она узнала о том, что рассказала отцу Герману.

— Я понял, что вы хотите.

На следующее утро первым делом я позвонил Джиму Корригану и спросил, что нового.

— Дай вспомнить. Продвинулись еще на шаг, но не больше. Дэвис — это не настоящая ее фамилия; вот почему мы не сразу смогли навести справки. Подожди-ка секунду, я тут записал кое-что… Вот, пожалуйста. Ее настоящая фамилия Арчер, а муж ее был мелким жуликом. Она его бросила и опять взяла свою девичью фамилию.

— И чем же таким занимался Арчер? И где он сейчас?

— Воровал в универмагах. По мелочам. Одна-две вещицы. На жизнь. Такие у него были принципы. Что же касается того, где он сейчас, то он умер.

— Тоже не слишком много сведений.

— Ты прав. В фирме, где служила миссис Дэвис до того, как заболела — это И ПС (Изучение потребительского спроса), — насколько можно судить, ничего не известно ни о ней, ни о ее окружении.

Поблагодарив его, я повесил трубку.

Глава 12

Рассказ Марка Истербрука

1

Три дня спустя мне позвонила Джинджер.

— У меня для вас кое-что есть, — сказала она. — Фамилия и адрес. Запишите.

— Диктуйте.

— Фамилия Брэдли, а адрес такой: Бирмингем[190], квартал Муниципальной площади, семьдесят восемь.

— Убей меня, не понимаю, что это значит!

— А кто понимает? Я тоже не понимаю. И думаю, что и сама Поппи не совсем понимает.

— Поппи? Значит, вы…

— Да. Я как следует занялась Поппи. Говорила я вам, что если возьмусь за это дело, то кое-что из нее вытрясу. Важно было расположить ее к себе, а остальное пошло как по маслу.

— Как же вам это удалось? — полюбопытствовал я.

Джинджер рассмеялась.

— Обычное девчачье шушуканье. Вам этого не понять. Дело в том, что когда девушка откровенничает с подружкой, то все, что она ей рассказывает, как бы не в счет. Она не придает этому значения.

— То есть это как бы только их дело, никого больше не касающееся?

— Можно сказать, да. Так или иначе, мы с ней уговорились вместе сходить на ленч, и я начала плести что-то о своих амурных делах, о том, как все у меня неудачно складывается: он женат, а жена — мегера и католичка, не дает развода, отравляет ему жизнь. Рассказала, что она очень больна, вот уже который год не живет и не умирает, хотя смерть ее могла бы стать облегчением, даже и для нее самой. Что часто подумываю о том, чтобы обратиться к услугам дамочек из «Бледного коня», но плохо представляю, как это все устроить и не будет ли это чересчур дорого. На что Поппи сказала, да, она думает, что это обойдется дорого. Она слышала, что дерут они безбожно. А я ей: «Ну кое-какие деньги мне должны перепасть». Что, знаете ли, истинная правда, если иметь в виду двоюродного дедушку. Смерти его ни я, ни моя сестренка никоим образом не желаем, но в данном случае наличие престарелого дедушки пришлось как нельзя кстати. Я поинтересовалась, не устроит ли их рассрочка. И как бы все это узнать? И тут вдруг Поппи дает мне эту фамилию и адрес и объясняет, что для начала надо повидать этого человека и все деловые моменты уладить с ним.

— Фантастика! — воскликнул я.

— В общем-то, да.

Мы оба помолчали, потом я недоверчиво спросил:

— Вот так, прямо, открыто, она вам это и сказала? без всякого… страха?

— Вы не понимаете! — нетерпеливо отвечала Джинджер. — Говорю вам, то, что она рассказывала мне, — не в счет. А потом, Марк, если наши с вами домыслы верны и предприятие это поставлено на деловые рельсы, то ведь всякое предприятие нуждается в какой-никакой рекламе, верно? Другими словами, им надо постоянно привлекать новых клиентов.

— Но верить в подобные вещи способны лишь сумасшедшие!

— Пускай. Мы сумасшедшие. Так вы поедете в Бирмингем повидать мистера Брэдли?

— Да, — сказал я. — Поеду и повидаю. Если он существует.

Квартал Муниципальной площади представлял собой настоящий улей из всяческих фирм и контор. На первом этаже одного здания я обнаружил стеклянную дверь с аккуратной черной табличкой: «С.-Р. Брэдли, комиссионер», а ниже, помельче: «Пожалуйста, входите».

Я вошел.

Небольшая приемная оказалась пустой, внутренняя дверь с надписью «Служебное помещение» была полуотворена. Голос из-за двери сказал:

— Сюда, пожалуйста.

Кабинет был побольше. Он вмещал стол, пару удобных кресел, телефон, ящики с картотекой и самого мистера Брэдли, сидевшего за столом.

Мистер Брэдли был небольшого роста, темноволосый, с проницательными темными глазами. На нем был строгий темный костюм, и выглядел он воплощением респектабельности.

— Только дверь, пожалуйста, закройте, хорошо? — с ласковой непринужденностью сказал он. — Присаживайтесь. Вот в этом кресле вам будет удобно. Сигарету? Нет? Итак, чем я могу вам быть полезен?

Я глядел на него. И не знал, с чего начать. Понятия не имел, что бы такое ему сказать. И очертя голову выпалил фразу, произнести которую меня заставило, наверное, отчаяние. А может быть, меня толкнул на это взгляд его маленьких, как бусинки, глаз.

— Ну так сколько? — спросил я.

И обрадовался, увидев, что он несколько оторопел — немного, не так, как должен был бы. Не подумал, как подумал бы на его месте ясам, что в кабинет к нему ворвался сумасшедший.

Брови его поползли вверх.

— Ну-ну, — сказал он, — даром времени не теряете, правда?

Я гнул свою линию:

— Что же вы мне скажете?

Он покачал головой с легким укором.

— Так дела не делаются. Всему должен быть свой черед.

Я пожал плечами.

— Как угодно. И какой же черед вы предлагаете?

— Мы даже не представились друг другу. Я не знаю вашей фамилии.

— До поры до времени, — сказал я, — не считаю целесообразным вам ее сообщать.

— Осторожничаете.

— Осторожничаю.

— Осторожность — прекрасное качество, но не всегда уместное. Так кто же вас ко мне направил? Кто наш общий друг?

— И этого я вам не могу сказать. У моего приятеля есть приятель, знакомый с одним вашим приятелем.

Мистер Брэдли кивнул.

— Мои клиенты нередко попадают ко мне именно таким путем. Ведь некоторые из наших задач довольно… довольно деликатны. Полагаю, вы знаете, чем я занимаюсь?

Ждать моего ответа он явно не собирался, потому что поспешил ответить сам.

— Я комиссионер на ипподроме, — сказал он. — Может быть, вы интересуетесь… лошадьми?

Последнее слово он произнес после легкой заминки.

— Нет, на ипподроме я не бываю, — упорствовал я.

— Но лошади бывают разные. Лошади на скачках, для охоты, лошади-тяжеловозы. Я лично занимаюсь спортивными делами. Помогаю делать ставки.

Он помолчал и потом спросил небрежно, может быть, даже чересчур небрежно:

— Высмотрели какого-нибудь коня?

Я пожал плечами и бросился с головой в омут:

— Да. Бледного коня.

— Ах, вот как! Хорошо, очень хорошо. А сами вы, насколько я могу судить, скорее лошадка темная…[191] Ха-ха! Не надо волноваться, потому что волноваться, уверяю вас, совершенно не о чем.

— Так я вам и поверил… — довольно грубо буркнул я.

Тон мистера Брэдли стал еще ласковее и вкрадчивее.

— Я вполне понимаю ваши чувства. Но беспокойство ваше совершенно излишне. Можете не сомневаться. Я сам юрист. Изгнанный из корпорации, конечно, — добавил он с откровенностью почти обезоруживающей, — иначе я не был бы здесь. И учтите: все, что я предлагаю, вполне законно и честно. Это просто разновидность пари. Пари ведь можно держать на что угодно — будет ли завтра дождь, могут ли русские послать человека на Луну, родит ли ваша жена двойню или не родит. Вы можете держать пари, умрет ли миссис Б. до Рождества и доживет ли миссис С. до ста лет. Мнение ваше основывается на здравом смысле и интуиции, как бы вы сами их ни называли. Видите, никаких хитростей тут нет.

Я чувствовал себя точь-в-точь как больной перед операцией, которого хирург уговаривает не бояться. В качестве психотерапевта мистер Брэдли действовал мастерски.

— Я не очень понимаю, как они работают там, в «Бледном коне», — не сразу выговорил я.

— И это вас беспокоит? Конечно. И не одного вас. «Есть многое на свете, друг Горацио…», и так далее и тому подобное. Откровенно говоря, я и сам этого не понимаю. Но результаты налицо. Достигнутые каким-то непостижимым образом.

— Не можете ли вы рассказать мне об этом поподробнее…

Теперь я утвердился в своей роли — человека осторожного, обуреваемого желанием рискнуть и страхом. Наверное, с такими клиентами мистеру Брэдли часто приходилось иметь дело.

— Вы были там хоть раз?

Решение я принял быстро: лгать недальновидно.

— Я… да… был… с друзьями. Они однажды взяли меня туда.

— Очаровательный старый трактир! Историческая достопримечательность. Они совершили чудо, так его отреставрировав. Значит, вы знакомы с ней? Я имею в виду мою приятельницу, Тирзу Грей.

— Да-да, конечно. Поразительная женщина!

— Поразительная, правда? Поистине поразительная! Вы очень точно выбрали слово. Поразительная женщина! И обладает поразительными способностями.

— Но что она себе приписывает! Вещи, конечно, совершенно… ну, невозможные, что ли…

— Верно. В том-то и дело! Приписывает себе знания и умения совершенно невозможные. Кто угодно это скажет. И даже, например, суд.