Агата Кристи - Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— Какое бессовестное вранье!

— Тебе так кажется?

— Тут двух мнений быть не может! Что с тобой, Марк? Белые петушки! Это для жертвоприношений, что ли? Медиум, местная ведьма, эдакая свеженькая еще старая дева, насылающая лучи, которые несут гибель всему живому! Это же безумие! Чистое безумие!

— Безумие, — грустно подтвердил я.

— И перестань мне поддакивать, Марк! Иначе я решу, что во всей этой чертовщине и впрямь что-то есть! Ты ведь думаешь именно так, верно?

— Разреши мне сперва задать тебе один вопрос. Все эти разговоры о тайном стремлении к смерти — есть под ними какая-то научная основа?

Корриган крепко призадумался, затем сказал:

— Я не психиатр. Между нами говоря, я считаю добрую половину их тоже немножко чокнутыми. Совсем помешались на всяких там теориях. А теории эти их бог знает куда завели. Между прочим, в полиции не очень-то жалуют медицинских экспертов, которые всегда тут как тут, если требуется оправдать очередного убийцу, поднявшего руку на беззащитную старушку ради денег, припрятанных в Шкатулке!

— Предпочитаешь свою теорию желез внутренней секреции?

Он осклабился.

— Ладно, ладно! И у меня есть своя теория, согласен! Но у моей теории будет хорошее материалистическое обоснование, если я своего добьюсь! А вся эта болтовня о бессознательном — пф!

— Ты в бессознательное не веришь?

— Нет, конечно, я верю! Но этих молодцов чересчур уж заносит. Бессознательное стремление к смерти и так далее — частично это верно, но часть эта вовсе не так велика, как они полагают.

— Но, значит, стремление к смерти существует, — настойчиво гнул я свою линию.

— Лучше найди себе учебник психологии — и прочтешь сам, что тебе надо.

— Тирза Грей утверждает, что и так все это знает.

— Тирза Грей! — фыркнул он. — Что может знать чокнутая старая дева из глухой деревеньки о работе человеческого сознания!

— Говорит, что знает много чего на этот счет.

— Как я уже сказал, бессовестное вранье.

— Но так, — возразил я, — и раньше говорили о каждом открытии, противоречащем общепринятым представлениям. Лягушки, дергавшиеся от электродов…

Он прервал меня:

— Итак, ты купился на это, целиком и полностью?

— Вовсе нет! — возразил я. — Я только хотел выяснить, подтверждается ли это современной наукой.

Корриган фыркнул:

— Современную науку ему подавай!

— Хорошо. Я только спросил.

— А скоро ты скажешь, что она и есть та женщина с коробом!

— Какая женщина и с каким коробом?

— Это просто одна из старинных нелепиц, используемых Нострадамусом. Люди ведь купятся на что угодно!

— Ты бы хоть рассказал мне, что слышно нового со списком фамилий?

— Ребята здорово поработали, но подобные розыски — дело длительное и кропотливое. Фамилии без адресов и имен мало что дают.

— А если подойти к этому с другой стороны? Голову даю на отсечение, что на каждую из этих фамилий в списке в последнее время — скажем так: за последний год или полтора — было выписано свидетельство о смерти. Разве не так?

Он бросил на меня странный взгляд.

— Вообще-то так…

— Общее у них одно — смерть!

— Правильно. Но все может оказаться не так страшно, как кажется на первый взгляд. Да знаешь ли ты, сколько народу умирает Каждый день на Британских островах! А среди этих фамилий к тому же есть весьма распространенные, что тоже не облегчает расследование.

— Делафонтен, — сказал я. — Мэри Делафонтен Не слишком распространенная фамилия, правда? Похороны состоялись в прошлый вторник, насколько я знаю.

Он быстро вскинул на меня глаза:

— Откуда тебе это известно?

— Приятельница ее рассказала.

— В ее смерти нет ничего особо примечательного. Смею это утверждать. Вообще все эти смерти — полиция расследовала их — не содержат в себе ничего вызывающего сомнения. Если б то были «несчастные случаи», это могло бы казаться подозрительным. Но тут каждый раз смерть была следствием совершенно естественных причин: воспаление легких, кровоизлияние в мозг или опухоль мозга, камни в желчном пузыре, один случай полиомиелита — никаких странностей не обнаружено.

Я кивнул.

— Вот именно. Не несчастные случаи, — сказал я. — И не случаи отравления. Обычные болезни со смертельным исходом. Как раз то, о чем толковала мне Тирза Грей.

— Ты утверждаешь, что эта женщина может вызвать смерть человека, которого никогда в жизни не видела, человека, живущего от нее на расстоянии многих миль? Может вызвать у него пневмонию, от которой он умрет?

— Я ничего не утверждаю. Утверждает она. Мне это представляется чистой фантастикой, и я предпочел бы, чтобы так оно и было. Но существуют любопытные факты. То случайное упоминание «Бледного коня», когда речь зашла об устранении неугодных. Потом этот «Бледный конь» действительно появляется на сцене, уже в реальном виде, а не в виде упоминания, и женщина, живущая там, грубо говоря, хвастается, что может совершить подобное… м-м… «устранение». Дальше — больше. Выясняется, что поблизости живет человек, который, судя по настойчивому утверждению весьма надежного свидетеля, преследовал отца Германа в вечер его убийства. Причем в тот самый вечер, когда священника вызвали к умирающей, рассказавшей ему о каком-то «злодействе». Не слишком ли много совпадений, как по-твоему?

— Но тот человек не мог быть Венейблзом, ведь, ты мне сообщил, Венейблз уже много лет как парализован.

— А возможно ли симулировать паралич? Как вы, медики, считаете?

— Конечно невозможно. Это привело бы к атрофии[182]конечностей!

— Твое утверждение, по-видимому, исключает такой вариант, — со вздохом признал я. — Жаль. Если б существовала какая-нибудь организация — нечто вроде фирмы «Устранение людей», то я мог бы представить Венейблза в качестве ее мозгового центра. Вещи, которые я видел в его доме, должны стоить фантастических денег. Откуда у него такие деньги?

— И, помолчав, задал еще один вопрос:

— А у этих людей, скончавшихся тихо-мирно в своей постели от той или иной болезни, был кто-нибудь, кому их смерть принесла бы выгоду?

— Та или иная смерть всегда кому-то выгодна — в большей или меньшей степени, но явно подозрительных обстоятельств в наших случаях мы не обнаружили. Ты это имел в виду?

— Не совсем это.

— Леди Хескет-Дюбуа, как ты, возможно, знаешь, оставила чистыми пятьдесят тысяч. Их унаследовали племянник с племянницей. Племянник живет в Канаде. Племянница замужем и обитает на севере Англии. Обоим деньги весьма кстати. Томазина Такертон получила большое наследство от отца. Если она умерла до двадцати одного года и не успела обзавестись мужем, наследство должно было перейти к ее мачехе. Мачеха не производит впечатления человека в чем-то виновного. Далее случай с миссис Делафонтен — деньги достались кузине.

— Да, да, помню. И где эта кузина?

— В Кении[183] с мужем.

— Все благополучно отсутствуют, — заметил я.

Лицо Корригана выразило досаду.

— Из тех трех откинувших копыта Сэндфордов один оставил вдовой жену, на много лет его моложе, которая поторопилась вновь выскочить замуж. Покойный Сэндфорд был правоверным католиком и развода ей не давал. Человека по имени Сидни Хармондсворт, скончавшегося от кровоизлияния в мозг, Скотленд-Ярд заподозрил в умножении своих доходов путем шантажа. Кое-кто из высокопоставленных лиц, наверное, вздохнул с облегчением, услыхав об этой кончине.

— Иными словами, из этих смертей каждая была кому-нибудь на руку? Ну а что скажешь о Корригане?

Корриган ухмыльнулся.

— Корриган — фамилия очень распространенная. Скончалось немало Корриганов, но, насколько удалось установить кончины эти никому особого удовольствия не доставили.

— Тогда понятно. Следующая из намеченных жертв — ты. Будь осторожен.

— Постараюсь. Только не думай, что эта твоя Эндорская ведьма[184] сумеет укокошить меня какой-нибудь язвой или испанкой. Врача с таким стажем прикончить не так-то просто!

— Послушай, Джим. Я хочу выяснить, правду ли говорила эта Тирза Грей. Ты поможешь мне?

— И не мечтай! Не понимаю, как умный, образованный человек может купиться на такой бессовестный блеф!

Я вздохнул.

— Ты не мог бы называть это как-нибудь иначе? Эта твоя присказка мне надоела.

— Чушь собачья, если так тебе больше нравится!

— Тоже не очень.

— Ты упрямый, Марк, правда?

— Думаю, да, — сказал я, — кто-то же должен проявлять упрямство.

Поселок «Глендовер-Клоуз» был новехоньким. Он представлял собой неправильное полукружие, на нижнем конце которого еще работали строители. Примерно в середине полукружия располагалась калитка, а над нею надпись — «Эверест»[185].

Над тюльпанной клумбой виднелась круглая спина того, в ком инспектор Лежен без труда распознал мистера Захарию Осборна. Отворив калитку, он вошел. Мистер Осборн разогнулся, чтобы посмотреть, кто это вторгся в его владения. Когда он узнал гостя, и без того раскрасневшееся лицо его прямо-таки вспыхнуло от удовольствия. Деревенский мистер Осборн мало чем отличался от мистера Осборна — лондонского аптекаря. На нем были грубые башмаки и рубашка с короткими рукавами, но и эта домашняя одежда не умаляла впечатления щеголеватости и аккуратности. На яйцевидной лысой голове сверкали обильные капли пота. Прежде чем двинуться навстречу гостю, он аккуратно вытер их платком.

— Инспектор Лежен! — радостно воскликнул он. — Это большая честь для меня. Истинная правда, сэр! Я получил от вас письмо с благодарностью, но не надеялся увидеть вас лично. Добро пожаловать в мой уголок. В мой «Эверест». Вас, должно быть, удивляет такое название? Я всегда живо интересовался Гималаями. Во всех подробностях изучил гималайскую экспедицию. Она прославила нашу страну! Эдмунд Хиллари![186] Вот это личность! Какая стойкость! Как человек, которому не довелось испытать никаких лишений, я всегда восхищаюсь мужеством тех, кто идет на штурм неприступных вершин или покоряет скованные льдом просторы, открывая тайны полюса. Но пойдемте скорее в дом и прошу отведать скромного угощения!