Я посмотрел на нее: не шутит ли? Но лицо миссис Колтроп было совершенно серьезным.

— Сибилла очень помогла нам сегодня с предсказаниями судьбы, — сказала Рода. — Сидела в зеленом шатре. Она, по-моему, великолепная гадалка.

— Мне она нагадала много всяких чудес, — заметила Джинджер. — Обещала богатство. Роман с темноволосым заморским красавцем, двух мужей и шестерых детей. Вот уж отвалила так отвалила!

— Я видела, как дочка Кертисов выходила от нее и хихикала, — сказала Рода. — А после она была крайне холодна со своим молодым человеком. Заявила, что напрасно он думает, будто на нем клином сошелся свет.

— Бедняга Том. Надеюсь, он отплатил ей той же монетой?

— О да! «О том, что она мне предсказала, лучше помолчим! Тебе, детка, это вряд ли придется по вкусу».

— Молодец Том!

— А старуха Паркер отнеслась ко всему этому весьма скептически, — усмехнулась Джинджер. — «Глупости какие, — сказала она. — Неужели вы верите всем этим сказкам?» Но тут встряла миссис Крипе. «Ты знаешь не хуже моего, Лиззи, — сказала она, — что мисс Стэмфордис видит вещи, другим недоступные, а мисс Грей способна предсказать смерть с точностью до дня! И не было случая, чтобы она ошиблась. Иногда, как подумаешь, просто мороз по коже!» А миссис Паркер ей в ответ: «Смерть — тогда другое дело. Это особый дар». И миссис Крипе сказала: «Как бы то ни было, но мне бы не хотелось ненароком досадить чем-нибудь этой троице».

— Все это так интересно! Вот бы познакомиться с ними, — мечтательно сказала миссис Оливер.

— Мы отвезем вас туда завтра, — пообещал полковник Деспард. — Старый постоялый двор стоит того, чтобы его посмотреть. У них хватило ума сделать его удобным для жизни и при этом не испортить стиля.

— Завтра утром я позвоню Тирзе, — сказала Рода.

Должен признаться, что в комнату свою я вернулся с чувством некоторого уныния.

«Бледный конь», который представлялся моему воображению чем-то непонятным и зловещим, оказался вовсе не тем, что я думал.

Если только где-то не существует другой «Бледный конь»…

Я размышлял над возможностью подобного феномена, пока не уснул.

На следующий день, который был воскресеньем, все проснулись с чувством приятной расслабленности. Обычной после подобных мероприятий. На лужайке билась на влажном ветру парусина навеса и праздничных шатров, дожидаясь следующего утра, когда служащим фирмы, помогавшим с устройством праздника, надлежало их убрать. В понедельник и нам всем предстояло засучить рукава и, произведя тщательный осмотр, все почистить и привести в порядок. А сегодня, как мудро решила Рода, лучше отдыхать, развлекаться и ни о чем не думать.

Всей компанией мы посетили церковь, где почтительно прослушали ученую проповедь Дана Калтропа, посвященную выдержкам из Книги пророка Исайи[156] и содержащую рассуждения, как показалось мне, не столько о религии, сколько о персидской истории.

— Мы приглашены на ленч к мистеру Венейблзу, — объявила затем Рода. — Он вам понравится, Марк. Он человек крайне энергичный — где только не бывал, чем только не занимался! Знает массу самых невероятных вещей. Года три назад купил «Приор-Корт», столько там всего понаделал и, наверное, ужасно потратился. Он перенес полиомиелит[157] и потому вынужден передвигаться в кресле на колесиках. Это для него настоящая трагедия. Ведь раньше он был, как я слышала, заядлым путешественником. Денег у него, конечно, куры не клюют. Как я уже сказала, он чудесно отделал дом, а ведь там все уже полуразвалилось, все пришло в негодность. А теперь в комнатах полным-полно всякой роскоши. Ведь мистер Венейблз, говорят, завсегдатай аукционов.

«Приор-Корт» был всего в нескольких милях. Хозяин встретил нас в холле, сидя в своем кресле на колесиках.

— Очень мило, что вы заехали, — радушно сказал он. — Вы, должно быть, совершенно измучились вчера. Но праздник, Рода, удался на славу.

Мистер Венейблз был человек лет пятидесяти, с лицом худым и несколько хищным, на котором заметно выступал крючковатый нос. Галстука он не носил, что придавало его облику оттенок старомодности.

Рода представила всех друг другу.

— Эту леди я видел вчера за ее основным занятием, — сказал мистер Венейблз, улыбнувшись миссис Оливер. — Имею шесть ее книг с автографами. Это значит, что шесть рождественских подарков у меня уже заготовлено. Вы потрясающе талантливы, миссис Оливер. Пишите больше. Ваши книги не могут наскучить. — Он осклабился, покосившись на Джинджер: — А вы, милочка, чуть не обставили меня с этой живой уткой. — Затем он обратился ко мне: — Мне очень понравилась ваша статья в «Ревью» от прошлого месяца.

— С вашей стороны было крайне любезно посетить наш праздник, мистер Венейблз, — сказала Рода. — После щедрого чека, который вы нам прислали, я уж не надеялась, что вы приедете сами.

— О, я такие вещи обожаю! Настоящий английский деревенский праздник, не правда ли? Я вернулся домой в обнимку с изумительно уродливой проволочной куклой, вдохновленный многообещающим, но маловероятным пророчеством старушки Сибиллы, весь обвешанный псевдоегипетскими побрякушками и в сверкающем золотой парчой тюрбане на голове.

— Добрая старая Сибилла! — воскликнул полковник Деспард. — Мы сегодня собираемся на чай к Тирзе. Это ведь очень интересный старинный дом.

— «Бледный конь»? Еще бы! Только я предпочел бы, чтобы он по-прежнему оставался постоялым двором. Не могу отделаться от чувства, что с местом этим в прошлом было связано что-то таинственное и дурное. Контрабанда едва ли, так как к морю этот край отношения не имеет. Разбойничий притон? Возможно. А может быть, здесь останавливались богатые путники и потом бесследно исчезали. Как бы там ни было, превратиться в конечном итоге в мирное обиталище трех старых дев — участь для подобного места незавидная.

— О, я их воспринимаю совершенно иначе! — воскликнула Рода. — Если Сибилла Стэмфордис со своими сари, скарабеями и аурами[158] вокруг головы, которые она якобы умеет различать, действительно смешна, то Тирза вызывает даже какое-то благоговейное чувство, разве я не права? Кажется, будто она читает твои мысли. У нее действительно есть дар ясновидения, только она это не афиширует, но все вокруг и так знают.

— А Белла — та и вовсе никакая не старая дева, она уже двух мужей похоронила, — добавил полковник Деспард.

— Ну тогда я искренне прошу у нее прощения! — рассмеялся Венейблз.

— Причем о смерти обоих в округе ходили довольно мрачные толки, — прибавил Деспард. — Поговаривали, что оба они ей чем-то не угодили, и она нагнала на них порчу, после чего и тот, и другой начали чахнуть, а затем и вовсе погибали.

— Да, конечно, я и позабыл, что она местная ведьма!

— Так утверждает миссис Дэн Калтроп.

— Занятная штука колдовство, — задумчиво протянул Венейблз. — Разновидности его встречаются повсюду, по всему миру. Помню, когда я был в Восточной Африке…

И он тут же, к общему удивлению, стал рассказывать об африканских знахарях, о малоизученных религиозных культах на Борнео[159]. После ленча он обещал показать нам маски колдунов Западной Африки.

— Чего только не встретишь в этом доме! — со смехом воскликнула Рода.

— Что ж, — заметил Венейблз, пожав плечами, — если не можешь себе позволить ездить повсюду и видеть все, то это все должно само к тебе попадать.

В голосе его проскользнула нотка горечи, и он покосился на свои парализованные ноги.

— «Есть многое на свете, друг Горацио»[160],— процитировал он слова Гамлета. — Это всегда было для меня настоящим проклятьем. Вокруг столько интересного, что мне хотелось обо всем узнать, увидеть! Ну что ж, в конце концов, в свое время я успел не так уж мало. И даже теперь в жизни моей есть нечто утешительное.

— Но почему здесь? — неожиданно спросила миссис Оливер.

Прочие ощущали некоторую неловкость, какую испытываешь всегда, мельком соприкоснувшись с чужой бедой. Но миссис Оливер не поддалась этому чувству и решилась спросить о том, что было ей интересно. Это откровенное любопытство восстановило в комнате атмосферу непринужденности.

Венейблз поглядел на нее вопросительно.

— Я хочу сказать, — пояснила миссис Оливер, — почему из всех мест вы поселились именно здесь, в таком захолустье? Вероятно, чтобы быть поближе к вашим друзьям?

— Нет. Если вам угодно знать, я выбрал это место именно для того, чтобы быть от них подальше.

Губы Венейблза тронула ироническая улыбка.

Интересно, какое влияние оказал на этого человека его недуг, подумал я. Искорежил ли его душу? Или же он смог приспособиться к изменившимся обстоятельствам сравнительно легко и хладнокровно, проявив подлинное величие духа?

И, как будто прочитав мои мысли, Венейблз вдруг сказал:

— В вашей статье вы пишете о различном понимании слова «величие», сравниваете то, что вкладывают в это понятие на Западе и на Востоке. Но какие качества мы сами, современные англичане, имеем в виду, называя кого-нибудь «великий человек»?

— Силу интеллекта, конечно, — ответил я, — а также силу нравственного примера.

Он взглянул на меня, и в глазах его зажегся огонек.

— А разве не бывает дурных людей, которых можно причислить к великим? — спросил он.

— Конечно, бывает, — азартно вскричала Рода. — Наполеон, Гитлер, масса других… Все это великие люди.

— Если судить по их роли в истории, — сказал Деспард. — А при личном общении не думаю, чтобы они производили такое уж сильное впечатление.

Джинджер подалась вперед в кресле и взъерошила свою морковного цвета гриву.

— Интересная мысль, — сказала она. — При ближайшем рассмотрении они могут оказаться жалкими, ничтожными людишками. Напыщенными позерами, движимыми комплексом неполноценности и желанием кем-то стать, даже если для этого надо отправить к черту весь мир.