Агата Кристи - Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

Он дал мне адрес.

— Пригласи ее куда-нибудь — не пожалеешь, — сказал он с добродушной щедростью. — Ты поймешь, что значит чудесный отдых. Эта синеглазка абсолютная невежда. В голове у нее полнейшая пустота. Она будет верить каждому твоему слову. Между прочим, она добродетельна, так что не обольщайся пустыми надеждами.

И он положил трубку.

Не без трепета ступил я под своды магазина «Цветоводство». Одуряющий запах гардений[149] чуть не сбил меня с ног.

Затянутые в зеленые униформы служительницы выглядели точь-в-точь как Поппи, и я даже растерялся Наконец я все-таки углядел ее. Она мучилась над каким-то адресом, нетвердо зная, как пишется Фортескью-Кресчент. Когда она освободилась, с трудом рассчитав сдачу с пятифунтовой купюры, я рискнул привлечь ее внимание.

— Нас вчера познакомил Дэвид Ардингли, — напомнил я ей.

— Ах да, — любезным тоном отозвалась Поппи, рассеянно глядя куда-то поверх моей головы.

— Я хотел задать вам один вопрос, — сказал я и вдруг испугался. — Но, может быть, сначала мне лучше купить цветов?

— У нас чудесные свежие розы. Партия прибыла сегодня утром, — сказала Поппи заученно, как робот, которому нажали соответствующую кнопку.

— Наверное, этих желтых. — Роз в магазине было видимо-невидимо. — Сколько они стоят?

— Очень, очень недорого, — сладко пропела Поппи. — Всего по пять шиллингов штука!

Судорожно глотнув, я попросил себе шесть роз.

— И два-три этих элегантных листочка, правда?

«Элегантные листочки», как мне показалось, были несколько подсохшие, чем вызвали у меня сомнения. Вместо них я выбрал ярко-зеленый папоротник, чем сильно повредил себе в глазах Поппи.

— Я хотел спросить вас кое-что, — опять рискнул повторить я в то время, как Поппи довольно неуклюже прилаживала папоротник к розам. — Вчера вы упомянули про какого-то «Бледного коня».

Поппи вздрогнула и уронила розы и папоротник.

— Не могли бы вы рассказать про это поподробнее?

Согбенная Поппи наконец распрямилась.

— Что вы сказали? — проговорила она.

— Я спросил вас про «Бледного коня».

— Бледного коня? Что вы под этим подразумеваете?

— Вы упомянули о нем вчера вечером.

— Это совершенно невозможно. Никогда не слышала ни о чем подобном!

— Кто-то рассказывал вам о «Бледном коне». Кто это был?

Поппи набрала воздух и быстро проговорила:

— Я совершенно не понимаю, о чем вы меня спрашиваете! И нам запрещается болтать с покупателями! — Она Завернула мою покупку в лист бумаги. — С вас тридцать пять шиллингов.

Я дал ей две фунтовые купюры. Она сунула мне в руку шесть шиллингов и быстро занялась другим покупателем.

Я заметил, что руки у нее слегка дрожали.

Я медленно вышел… Уже на улице я сообразил, что она ошиблась (папоротник стоил‘семь шиллингов и шесть пенсов) и дала мне слишком много сдачи. До этого в арифметике она ошибалась в свою пользу. Я вспомнил ее хорошенькое бессмысленное личико, огромные синие глаза. В глазах этих что-то промелькнуло.

— Испуг, — сказал я себе. — Сильный испуг. Но почему? Почему?

— Какое облегчение, — вздохнула миссис Оливер, — знать, что все это кончилось и ничего не произошло!

Теперь можно было наконец отдохнуть. Организованный Родой праздник прошел как и полагается таким праздникам. Неумеренное волнение по поводу погоды, которая с утра казалась переменчивой. Серьезные дискуссии о том, где лучше расположить столики — на открытой лужайке или в большом амбаре и под навесом. Бесконечные яростные бои местного значения относительно чая, столиков с угощением и так далее. Такт, проявленный Родой при улаживании всех этих споров. Периодические исчезновения прелестных, но взбалмошных Родиных собак, которым надлежало сидеть взаперти в доме ввиду опасений, что поведение их на празднике не будет особенно примерным, опасений, полностью оправдавшихся. Прибытие очаровательной укутанной в палевые[150] меха звезды средней яркости, открывшей этот замечательный праздник чудесной речью, куда она вставила несколько прочувствованных слов о горестной судьбе репатриантов[151], чем несколько озадачила присутствующих, так как средства, собранные на этом празднике, предназначались на восстановление церковной колокольни. Выдающийся успех буфета. Обычные трудности со сдачей. Неразбериха с чаем, когда каждый из устроителей одновременно со всеми прочими норовил проникнуть под навес, чтобы выпить свою чашку и помочь с разливкой чая.

И наконец долгожданный вечер. Народные танцы в амбаре затянулись. Предстоял еще фейерверк, а также костер, но уставшие хозяева уже удалились в дом, чтобы съесть в столовой импровизированный холодный ужин и отдохнуть душой за одной из тех сумбурных бесед, когда каждый говорит о своем, мало заботясь о том, что думают и говорят другие, — времяпрепровождение бестолковое и очень уютное. Собак выпустили, и они, довольные, грызли под столом кости.

— Мы соберем больше, чем собрали в прошлом году в Детский фонд, — удовлетворенно заметила Рода.

— Удивительно, — сказала мисс Макалистер, гувернантка хозяйских детей, родом из Шотландии, — как это Майкл Брент умудряется три года подряд находить клад! Не наводит ли его кто-нибудь?

— Леди Брукбэнк выиграла свинью, — сказала Рода. — Не думаю, чтобы это ее здорово осчастливило. Вид у нее был крайне растерянный.

За столом собрались Рода, ее муж, полковник Деспард, мисс Макалистер, молодая рыжеволосая особа, очень точно прозванная Джинджер[152], миссис Оливер и здешний викарий, достопочтенный Калеб Дэн Калтроп, с женой. Викарий был пожилым мужчиной ученого вида, очень милым; ни с чем не сравнимое удовольствие ему доставляло цитирование по всякому поводу классиков. Этой привычке, весьма неудобной для окружающих, так как из-за нее часто нарушался ход общей беседы, он отдал дань и сейчас. Отклика на его звучную латынь викарию не требовалось; наградой ему служила сама по себе удачно подобранная цитата.

— Как говорил Гораций…[153]— заметил викарий и обвел всех сияющим взглядом.

В разговоре, как всегда в подобных случаях, произошла заминка, после чего Джинджер задумчиво сказала:

— Думаю, миссис Хорсфол что-то подстроила с номерами. Бутылку шампанского выиграл ее племянник.

Миссис Дэн Калтроп, строгая женщина с красивыми глазами, все поглядывала на миссис Оливер и наконец спросила:

— А что, вы думали, должно было произойти на празднике?

— Ну, если начистоту, так убийство или что-нибудь в этом роде.

Ответ очень заинтересовал миссис Дэн Калтроп.

— Но почему?

— Да уж так. Может быть, причин и вовсе нет, просто на прошлом празднике, на котором я присутствовала, так именно и случилось.

— Понятно. И это выбило вас из колеи?

— Чрезвычайно.

Викарий с латыни переключился на греческий.

После паузы мисс Макалистер выразила сомнение в честности лотереи, где разыгрывалась живая утка.

— Очень щедро со стороны папаши Лага из «Королевских доспехов» прислать нам для буфета двенадцать дюжин пива, — сказал Деспард.

— «Королевские доспехи»? — живо переспросил я.

— Это, милый, наш местный кабачок, — пояснила Рода.

— Но в округе есть и другой, не правда ли? «Бледный конь», так вы его, кажется, называли, — обратился я к миссис Оливер.

Ожидаемой реакции не последовало. Никто не переменился в лице, все остались спокойны и безучастны.

— «Бледный конь» — это не кабачок, — сказала Рода. — Я имею в виду теперь.

— Это бывший постоялый двор, — пояснил Деспард, — основная часть здания сохранилась, если не ошибаюсь, еще с шестнадцатого века. Но сейчас это просто обыкновенный усадебный дом, и не понимаю, почему бы им не назвать его как-нибудь иначе.

— О нет! — воскликнула Джинджер. — Ужасно глупо было бы переименовать эту усадьбу в какой-нибудь «Приют» или «Бельвю». Мне больше нравится «Бледный конь», и там ведь у них висит чудесная старинная вывеска постоялого двора. В зале, в раме.

— У кого у них? — спросил я.

— Дом этот-принадлежит Тирзе Грей, — объяснила Рода. — Разве вы ее сегодня здесь не видели? Такая высокая, седая, с короткой стрижкой.

— Она увлекается оккультизмом[154],— сказал Деспард. — Устраивает спиритические сеансы, впадает в транс, занимается магией. Не то чтобы служительница дьявола, но не без этого.

Джинджер неожиданно прыснула.

— Простите, — извиняющимся тоном сказала она. — Я вообразила мисс Грей, словно мадам де Монтеспан[155], у алтаря, обшитого черным бархатом.

— Джинджер! — прервала ее Рода. — Здесь викарий!

— Простите, мистер Калтроп!

— Ничего страшного, — расплылся в улыбке викарий. — Еще древние говорили… — Дальнейшее шло по-гречески.

После приличествующей паузы я опять возобновил свою атаку:

— Мне все-таки интересно, кто эти «они», мисс Грей, а кто еще?

— О, с ней живет ее подруга. Сибилла Стэмфордис. Она у них медиум, если я не ошибаюсь. Да вы наверняка с ней встречались, она вся обвешана бусами и скарабеями, а иной раз еще появляется в сари — непонятно почему, так как в Индии сроду не бывала.

— И есть еще Белла, — добавила миссис Дэн Калтроп, — их кухарка, она из Литл-Даннинга и слыла там колдуньей. У них вся семья такая. Мать ее тоже занималась колдовством.

Сказано это было очень просто и буднично.

— Вы говорите так, миссис Калтроп, словно верите в колдовство, — заметил я.

— Конечно верю! Ничего в нем нет особенного или таинственного. Все очень просто. Унаследовать такой семейный дар — большое преимущество. Детям тогда запрещают дразнить вашего кота, а вам носят со всей округи творог и домашнее варенье.