Агата Кристи - Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— Да уж, — коротко согласился Лежен.

Это был крепкий мужчина, темноволосый и сероглазый. Несмотря на его внешнюю флегматичность, отточенная выразительность жестов иной раз изобличала его франко-гугенотское[126] происхождение.

— Неужели это простой грабеж? — с сомнением проговорил он.

— Разве его ограбили? — спросил доктор.

— Да наверное. Карманы были вывернуты, а подкладка сутаны порвана.

— На какую добычу они могли рассчитывать? — удивился Корриган. — Ведь приходские священники обычно бедны как церковные мыши.

— Но чтоб лишний раз удостовериться в этом, они размозжили ему голову, — сказал как бы в раздумье Лежен. — Интересно бы знать почему.

— Напрашиваются два ответа, — сказал Корриган. — Первый, что совершил это какой-нибудь молодой негодяй, просто из любви к насилию, — в наши дни, к сожалению, таких немало.

— А второй ответ?

Доктор пожал плечами.

— Что кто-то имел на него зуб. Может такое быть?

Лежен покачал головой.

— В высшей степени маловероятно. Отца Германа здесь хорошо знали и любили. Врагов, насколько известно, у него не было. Ограбление также маловероятно. Если только…

— Если только что? — спросил Корриган. — Полиция обнаружила важную деталь? Правильно?

— С ним было кое-что, чего преступник не нашел. Если уж быть точным — в ботинке.

Корриган присвистнул:

— Прямо детективная история!

Лежен улыбнулся:

— Ничего удивительного. В кармане у него была дыра. Сержант Пайн побеседовал с его экономкой. Она, видимо, редкая неряха — все время забывала ему зашить дырку в кармане. И призналась, что отец Герман частенько совал в ботинок нужные бумаги и письма, боясь, что те могут провалиться в подкладку сутаны.

— А убийца об этом не догадался?

— Ему это и в голову не пришло. Если, конечно, вер-но, что охотился он скорее за клочком бумаги, чем за той жалкой мелочью, которая была у него в кошельке.

— Что же на этом клочке?

Лежен сунул руку в ящик письменного стола и достал оттуда изрядно помятую бумажку.

— Здесь просто перечень фамилий, — сказал он.

Корриган с любопытством стал читать:

Брови его поползли вверх.

— Но там упоминаюсь и я!

— Вам что-нибудь говорят эти фамилии?

— Абсолютно ничего!

— И вы не были знакомы с отцом Германом?

— Нет.

— Тогда вы вряд ли сможете быть нам полезны.

— Что же, по вашему мнению, может значить этот список, если он вообще что-либо значит?

От прямого ответа Лежен уклонился:

— Около семи часов вечера к отцу Герману прибежал мальчик. Он сказал, что умирает женщина и что она просит его прийти. Отец Герман тут же пошел с ним.

— Куда? Если это вам известно.

— Известно. Это было нетрудно выяснить. В дом номер двадцать три по Бентал-стрит. Фамилия домовладелицы Коппинс. Вызван же он был к больной миссис Дэвис. Священник прибыл к больной в четверть восьмого и провел с ней около получаса. Перед самым приездом «Скорой помощи», которая должна была доставить ее в больницу, миссис Дэвис умерла.

— Ясно.

— А отца Германа вскоре видели в «У Тони» — маленьком заштатном кафе. Репутацию оно имеет вполне приличную, никаких противозаконных историй там не случалось. Но кормят они неважно, и постоянных клиентов там немало. Отец Герман заказал чашечку кофе. Потом, видимо, ощупал свой карман, не нашел там, чего искал, и попросил Тони, хозяина, принести ему лист бумаги. Вот, — он указал пальцем, — эта бумага.

— А дальше?

— Когда Тони принес кофе, священник что-то писал. Вскорости он ушел, к кофе почти не притронувшись, что совсем неудивительно, но он набросал этот список и сунул его в ботинок.

— В кафе находился кто-нибудь еще?

— Три парня, из тех, что зовут «золотой молодежью», за одним из столиков и человек постарше — за другим. Между прочим, он ушел, так ничего и не заказав.

— Он вышел вслед за священником?

— Возможно. Тони не обратил на это внимания. Как выглядел этот человек, он тоже не обратил внимания. Сказал, что внешности он был непримечательной, но вполне приличной. Господин, каких много. Среднего роста, кажется, пальто синее или коричневое. Сам не темный и не светлый. Не похоже, что он имеет отношение к этому делу. Но кто знает… Он не сообщил о том, что видел священника в кафе «У Тони», но, может быть, еще мало времени прошло? Мы попросили всех, видевших отца Германа между без четверти восемь и четвертью девятого, сообщить нам об этом. Откликнулись пока что только двое: какая-то женщина и владелец соседней аптеки. С ним я должен вскоре встретиться. Тело было обнаружено двумя мальчишками в восемь пятнадцать на Уэст-стрит, вы знаете эту улицу? Строго говоря, это проулок, с одной стороны примыкающий к железнодорожному полотну. Ну, а остальное вам известно.

Корриган кивнул. И, похлопав по клочку бумаги, спросил:

— И каково ваше мнение?

— Я считаю, что это важное свидетельство, — сказал Лежен.

— Умирающая рассказала ему что-то, и он поспешил для памяти записать эти фамилии? Единственное, что вызывает сомнения, так это то, что мог ли он так поступить, связанный тайной исповеди.

— Но может быть, секретности в данном случае и не требовалось, — сказал Лежен. — Предположим, например, что это фамилии тех, кто оказался втянутым в… скажем, шантаж…

— Вы так решили?

— Я еще ничего не решил. Это рабочая гипотеза. Ряд лиц стали жертвой шантажа. Умирающая либо сама была шантажисткой, либо знала о том, кто этим занимался. В общем, можно представить себе ее раскаяние, исповедь и желание как-то исправить содеянное. Отец Герман ей это обещал.

— А дальше?

— Дальше мы переходим в область предположений. Например: некто занимается вымогательством и не желает терять источник дохода. Вдруг он узнает, что умирающая миссис Дэвис призвала к себе священника. Логика подсказывает остальное.

— Интересно, — сказал Корриган, опять погружаясь в изучение списка. — Что, по вашему мнению, означают эти вопросительные знаки возле двух последних фамилий?

— Может быть, отец Герман не был уверен, что хорошо запомнил эти фамилии.

— Корригана, конечно, легко перепутать с Маллиганом, — ухмыльнулся доктор. — Это вполне вероятно. Но такую фамилию, как Делафонтен, вы либо запоминаете, либо нет. Улавливаете мою мысль? И странно, что тут не указано ни единого адреса.

Он еще раз перечитал список.

— Паркинсон… Ну, Паркинсонов у нас хоть отбавляй. Сэндфорд — тоже довольно распространенная фамилия. Хескет-Дюбуа — язык сломаешь… Вот их, должно быть, немного.

И, повинуясь внезапному порыву, он потянулся за лежавшим на столе телефонным справочником.

— От Е до Л… Так, посмотрим дальше… Хескет, миссис А… «Джон и Компания» — слесари-водопроводчики… Сэр Исидор… Ага! Вот оно… Леди Хескет-Дюбуа, Саут-Уэст, номер один, Элсмер-сквер, сорок девять. А что, если мы ей позвоним?

— И что скажем?

— Там видно будет, — бесшабашно отозвался доктор Корриган.

— Действуйте, — сказал Лежен.

— Что? — Корриган вытаращил на него глаза.

— Действуйте, говорю, — повторил Лежен, подражая бесшабашному тону Корригана. — Что вас так шокировало? — Он поднял трубку. — Город, пожалуйста, — и обратился к Корригану: — Номер?

— Гровенор шестьдесят четыре пятьсот семьдесят восемь.

Лежен повторил номер и передал трубку Корригану.

— Насладитесь сами, — сказал он.

Несколько сбитый с толку, Корриган ожидал ответа. Долгие гудки, потом трубку взяли. Астматический женский голос проговорил:

— Гровенор шестьдесят четыре пятьсот семьдесят восемь слушает.

— Это номер леди Хескет-Дюбуа?

— Ну… собственно… да…

На неопределенность ответа доктор Корриган внимания не обратил.

— Могу я поговорить с ней?

— Нет, не можете. Леди Хескет-Дюбуа в апреле скончалась.

— О! — Ошеломленный Корриган, не дослушав встревоженное «А кто это говорит?», тихонько положил трубку.

Он неодобрительно глянул на Лежена.

— Так вот почему вам так хотелось, чтоб позвонил я!

Лежен ехидно улыбнулся.

— На что не пойдешь ради пользы дела, — заметил он.

— В апреле… — Корриган задумался. — Прошло пять месяцев… пять месяцев с тех пор, как шантажисты или кто бы там они ни были, перестали ее тревожить… Это, часом, не похоже на самоубийство?

— Нет. Она умерла от опухоли мозга.

— Тогда начнем с начала, — сказал Корриган и опять углубился в список.

Лежен вздохнул.

— Вообще-то список может оказаться и ни при чем. Вполне вероятно, что в тот туманный вечер произошел обычный случай насилия — удар дубинкой, смерть, — а тогда отыскать преступника мы сможем, лишь если нам крупно повезет.

— Вы не против, если я все-таки займусь этим списком? — спросил Корриган.

— Пожалуйста. Действуйте. От всей души желаю вам удачи.

— Вы хотите сказать, что без вашего участия у меня все равно ничего не выйдет? Не будьте так самонадеянны! Я займусь фамилией «Корриган». Мистером Корриганом или миссис Корриган с большим знаком вопроса.

— Нет, право, мистер Лежен, не знаю, что бы вам еще такое рассказать. Я ведь уже все сказала вашему сержанту — кто эта миссис Дэвис и откуда она родом, мне неизвестно. Жила она у меня шесть месяцев. Платила исправно, словом, была вроде женщиной почтенной и приятной, а что вы еще от меня хотите, ума не приложу.