— Стало быть, сами вы ничего не замечали? Вам никогда не казалось, что если вы приходите в спортивный корпус, мисс Спрингер старается поскорее выпроводить вас. Она не возмущалась, не кричала?

Энн Шепленд покачала головой.

— Я была там всего пару раз. У меня не было времени. Да и приходила я туда по поручению мисс Балстроуд. Вот и все.

— Вам известно, что мисс Спрингер выдворила однажды оттуда мадемуазель Бланш?

— Нет, я ничего об этом не слышала. Но слышала нечто в таком же роде. Однажды мадемуазель Бланш вошла в рисовальный класс, и ее очень обидела учительница рисования. Мадемуазель Бланш ужасно оскорбилась, она ведь чрезвычайно чувствительна. Просто у нее не так уж много дел, она ведет только французский язык. А когда много свободного времени… Я думаю… — Энн замялась. — Я думаю, что мисс Бланш слишком любопытна.

— Как вы полагаете, возможно ли, чтобы мадемуазель Бланш, придя в спортивный корпус, начала… э-э… копаться в каком-нибудь из шкафчиков?

— У девочек в шкафчиках? Не знаю, но, возможно, она развлекалась и таким способом.

— У мисс Спрингер был там свой шкафчик?

— Да, конечно.

— Если бы она увидела, что мадемуазель Бланш роется в ее шкафчике, надо думать, это ее бы сильно разозлило?

— Еще бы!

— Вам известно что-нибудь о личной жизни мисс Спрингер?

— Не думаю, что это вообще кому-то известно, — сказала Энн. — И не уверена, что таковая была!

— А нет ли еще чего-нибудь, связанного со спортивным корпусом, чего вы мне еще не рассказали?

— Ну… — Энн замялась.

— Да, мисс Шепленд, я внимательно вас слушаю.

— Это совершеннейший пустяк, — медленно сказала Энн, — но один из садовников, не Бриггс, а тот, молодой… Я видела, как он однажды выходил из спортивного корпуса, а у него не было там никакого дела. Конечно, это могло быть простое любопытство или желание на время увильнуть от работы — ему было велено починить проволочную сетку вокруг теннисного корта. Не думаю, что тут что-то не так.

— Тем не менее вы это заметили, — подчеркнул Келси. — Почему?

— Видите ли, он немного странно держался. Вызывающе. И… он вроде бы как подтрунивал над тем, сколько денег тратится здесь на девочек.

— Понятно. Такое, стало быть, отношение…

— Нет-нет… Я думаю, тут вряд ли что-то стоящее вашего внимания.

— По-видимому, но я возьму на заметку и это.

— Ходим кругом друг за другом, — сказал Бонд после ухода Энн Шепленд. — Одно и то же, снова и снова! Может, хоть от прислуги узнаем что-нибудь новенькое.

Но от прислуги они получили очень мало сведений.

— Нет никакого смысла меня расспрашивать, молодой человек, — начала кухарка миссис Гиббонс. — Во-первых, я глухая и не слышу, что вы говорите, а во-вторых, я все равно ничего не знаю. Прошлой ночью я спала на редкость крепко. Даже шума никакого не слыхала. Меня никто не разбудил, ничего мне не сказали. — В ее голосе послышалась обида. — О том, что у нас тут такая беда, я узнала позже всех.

Келси задал еще несколько вопросов и получил на них ответы, никак не прояснившие существа дела.

Мисс Спрингер пришла в начале триместра, и, оказалось, далеко не такой приятной, как мисс Джонс, прежняя учительница физкультуры. Мисс Шепленд тоже новенькая, но она славная молодая леди. Мадемуазель Бланш ничем не лучше всех прочих француженок, вбила себе в голову, что все тут ее невзлюбили, а молодые леди на уроках безобразничают. «И то ладно, что хоть не плакса, — заметила при этом миссис Гиббонс. — Я бывала в школах, где француженки прямо в голос рыдали!».

Слуги были в основном приходящие. Лишь одна горничная ночевала тут же, в школе, но и от нее проку оказалось мало, хотя со слухом у нее проблем не было. О спортивном корпусе она вообще ничего не знала. «Ни что в нем держат, ни о каком-то пистолете, — уточнила она. — А что касается мисс Спрингер, больно уж та была груба».

Этот поток информации был прерван появлением мисс Балстроуд.

— Одна девочка хотела бы поговорить с вами, инспектор, — сказала она.

Келси встрепенулся.

— В самом деле? Она действительно что-то знает?

— Ну, я не очень уверена, — ответила мисс Балстроуд, — но вы бы лучше сами с ней поговорили. Это одна из наших иностранок, принцесса Шаиста, племянница эмира Ибрагима. Она привыкла воображать о себе чуть больше, чем следует. Вы понимаете?

Келси молча кивнул. Затем мисс Балстроуд удалилась, и в комнату вошла тоненькая смуглая девушка.

Она остановилась на пороге и посмотрела на инспектора своими миндалевидными глазами.

— Вы из полиции?

— Да, — улыбаясь, ответил Келси. — Мы из полиции. Не хотите ли присесть и рассказать нам все, что вы знаете о мисс Спрингер.

— Да, я расскажу.

Она села, подалась вперед и драматически понизила голос.

— Кто-то следит за нами всеми О, конечно, они не показываются на глаза, но они здесь.

Шаиста многозначительно кивнула.

Инспектор Келси сразу понял, что имела в виду мисс Балстроуд. Эта девочка словно бы играла роль и была рада столь необычным и значительным зрителям.

— А зачем им понадобилось следить за школой?

— Из-за меня! Они хотят похитить меня.

Келси ожидал чего угодно, но только не этого.

— А зачем они хотят вас похитить?

— Чтобы получить выкуп, конечно. Чтобы заставить моих родственников заплатить за меня уйму денег.

— Э… Ну, хорошо. Предположим, — с сомнением произнес Келси. — Э… допустим, что это так. Но какое отношение к этому имеет смерть мисс Спрингер?

— Она, должно быть, что-то раскопала, — Шаиста заговорила увлеченно и уверенно, — и однажды сказала им об этом и стала угрожать. Они, предположим, обещают заплатать ей деньги, если она никому ничего не скажет. Мисс Спрингер поверила им и пошла в спортивный корпус, где они обещали передать ей деньги. Там они ее и убили.

— Но мне кажется, мисс Спрингер не стала бы заниматься шантажом, а?

— Вы думаете, что быть учительницей гимнастики — так уж приятно? — презрительно спросила Шаиста. — Вам не кажется, что иметь вместо этого деньги, путешествовать, делать все, что вздумаешь, куда приятней? Особенно для некрасивой женщины вроде мисс Спрингер, на которую никогда не посмотрел бы ни один мужчина? Деньги могли прельстить ее гораздо больше, чем кого-либо еще.

— Ну, э… — инспектор Келси с подобным взглядом на вещи пока не сталкивался, — я просто не знаю, что сказать. — Это… э… ваша идея? — спросил он. — Мисс Спрингер ничего вам не говорила?

— Мисс Спрингер вообще никогда ничего не говорила. Ничего, кроме «наклониться — выпрямиться, наклониться — выпрямиться», «быстрей» и «не останавливаться!» — с негодованием ответила Шаиста.

— Да, конечно. Ну, а не кажется ли вам, что вы просто сами вообразили все это? Ну… относительно похищения.

Шаиста тут же вскипела.

— Вы просто ничего не понимаете! Мой кузен — раматский принц Али Юсуф. Он погиб во время революции, когда пытался бежать из страны. Предполагалось, что, когда я вырасту, я выйду за него замуж. Теперь, надеюсь, вы понимаете, кто я такая! Может быть, это коммунисты следят за нашей школой. Возможно, они замышляют даже убить меня.

Инспектор Келси все еще пытался вежливо сопротивляться:

— По-моему, вы немножко увлеклись.

— Вы думаете, такого не может произойти? Еще как может! Коммунисты жутко злые. Это всем известно!

Поскольку инспектор все еще сомневался, она продолжила:

— Возможно, они думают, что я знаю, где драгоценные камни!

— Какие драгоценные камни?

— У моего кузена были драгоценные камни, как и у его отца. У нас в семье принято всегда иметь драгоценные камни. На случай непредвиденных обстоятельств, понимаете?

Она сделала ударение на этой фразе.

Келси уставился на нее.

— Но какое все это имеет отношение к вам — или к мисс Спрингер?

— Но я же говорю вам! Они, наверное, думают, что я знаю, где эти камни. Поэтому и хотят меня похитить и силой заставить все рассказать.

— А вы знаете, где они?

— Нет, конечно. Они исчезли во время революции.

Наверное, их забрали коммунисты. А может быть, и не коммунисты…

— А кому они должны принадлежать?

— Теперь, когда умер мой кузен, они стали бы моими. В его семье больше нет мужчин. Моя мама, его тетка, умерла. Он хотел, чтобы они принадлежали мне. Если б он не погиб, я вышла бы за него замуж.

— Это уже было условлено?

— Мне полагалось выйти за него замуж, он мой кузен, вы понимаете?

— И выйдя за него замуж, вы стали бы владелицей камней?

— Нет, я получила бы новые, от Картье[59], из Парижа. А те по-прежнему хранились бы на всякий случай.

Инспектор заморгал, пытаясь усвоить довольно специфичную восточную систему страхования от несчастных случаев.

Шаиста с воодушевлением продолжала развивать свою мысль:

— Я думаю, вот что произошло: кто-то вывез камни из Рамата. Может быть, он хороший человек, а может, и плохой. Хороший человек принес бы их мне и сказал: «Возьми, это твое», и я наградила бы его. — Она царственно склонила голову и простерла руку.

«Просто маленькая актриса!» — подумал инспектор.

— Но если это был плохой человек, он взял бы камни и продал их. Или мог бы прийти ко мне и сказать: «Как ты наградишь меня, если я их тебе принесу?», и если бы вознаграждение показалось ему стоящим, он отдал бы их, а нет — так нет!

— Но на самом деле вам никто не говорил ничего подобного?

— Нет, — признала Шаиста.

Инспектор Келси уже сделал для себя вполне определенный вывод.

— Я полагаю, — сказал он, — вы опять слишком увлеклись.