Агата Кристи - Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— Да нет. Скорее всего, она просто очень чувствительная. Из тех, кто сразу чувствует, что в комнате прячется кошка, задолго до того, как ее увидит. В африканских племенах такие женщины обычно становятся колдуньями-целительницами.

— Они все время бродят и выискивают, где притаилось зло?

— Совершенно точно, Перси. И это как раз то, что я сам пытаюсь делать сейчас. С фактами у нас пока не густо, так что только и остается, что выискивать. Ну, зови следующую — француженку.

Мадемуазель Анжель Бланш можно было дать лет тридцать пять. Никакой косметики, темные волосы уложены в аккуратную, но не красящую ее прическу. Строгий пиджак и юбка.

Это первый ее триместр в Медоубенке, пояснила мадемуазель Бланш. Она не уверена, что захочет остаться и на следующий триместр.

— Не слишком приятно работать в школе, где происходят убийства, — сказала она неодобрительно. — К тому же здесь нигде нет сигнализации. И это очень опасно.

— Мадемуазель Бланш, мне кажется, вы немного преувеличиваете, — сказал инспектор Келси. — Здесь нет ничего настолько ценного, чтобы привлечь внимание грабителя.

Мадемуазель Бланш пожала плечами.

— А откуда нам знать? У некоторых наших учениц богатые родители. И они могли привезти сюда что-то очень ценное. Грабитель знает об этом и приходит, думая, что проникнуть сюда будет очень легко.

— Если у какой-нибудь девочки есть что-нибудь ценное, ока вряд ли станет хранить это в спортивном зале.

— А вы откуда знаете? — спросила мадемуазель. — Ведь там у каждой есть свой шкафчик, который запирается на ключ.

— Но это шкафчики только для спортивных принадлежностей.

— Да, конечно. Но почему бы не спрятать туда что-либо ценное, завернуть это в носок, джемпер или шарф, или положить в кеды.

— А какую вещь, мадемуазель Бланш?

Но, мадемуазель Бланш не представляла, что это может быть за вещь.

— Даже самые любящие родители вряд ли позволят дочке взять с собой в школу бриллиантовое колье, — сказал инспектор.

Мадемуазель Бланш пожала плечами.

— Это может быть… скажем, какой-нибудь скарабей[57]или еще что-нибудь, за что коллекционер готов выложить большие деньги. У одной из учениц, между прочим, отец археолог.

Келси улыбнулся:

— Вряд ли причина и в самом деле была такова, мадемуазель Бланш.

Мадемуазель Бланш снова пожала плечами.

— Я просто предположила.

— Вы преподавали в каких-нибудь других английских школах, мадемуазель Бланш?

— Когда-то. В школе на севере Англии. Но большей частью я преподавала в Швейцарии и во Франции. Ну, еще в Германии. Я поехала в Англию, чтобы улучшить мой английский. У меня здесь есть подруга. Она заболела и сказала мне, что я могу занять ее место, так как мисс Балстроуд хотела бы как можно быстрее найти замену. Я тут же приехала. Но мне здесь не нравится. Впрочем, как я вам уже сказала, я не собираюсь тут оставаться.

— А что вам здесь не нравится?

— Мне не нравятся места, где стреляют, — ответила мадемуазель Бланш, — к тому же дети здесь недостаточно почтительны.

— Они уже не совсем дети, вы не находите?

— Некоторые из них ведут себя уж совсем как малые дети, а другим с первого взгляда можно дать все двадцать пять. Они очень разные. У них слишком много свободы. Я предпочитаю заведения с более строгой дисциплиной.

— Вы хорошо знали мисс Спрингер?

— Я с нею почти не общалась. У нее были ужасные манеры, и я старалась держаться от нее подальше. Она и внешне была не слишком симпатичная: сплошные кости, веснушки и громкий неприятный голос. Просто какая-то пародия на англичанку. К тому же она часто бывала груба со мной.

— В чем выражалась ее грубость и при каких обстоятельствах она ее проявляла?

— Ей не нравилось, когда я приходила в спортивный корпус. Похоже, она считает — то есть считала, — что это был ее собственный корпус! Я пришла туда однажды, потому что мне было интересно. Корпус новый, и я там еще не бывала. Там внутри все очень стильно и удобно устроено. Я пришла просто посмотреть. И тут налетает мисс Спрингер и говорит: «Что вы тут делаете? Вам нечего тут делать!» Она говорит это мне — мне, учительнице, своей коллеге! Я же не ученица какая-нибудь!

— Да, конечно, могу представить, какое у вас было в тот момент состояние, — поддакнул Келси, — такая бестактность!

— Свинские манеры, вот как это называется. А затем она мне вслед кричит: «Ключ-то отдайте, куда это вы его потащили!» Это меня ужасно разозлило. Когда я открыла дверь, ключ выпал из замочной скважины, и я его подняла. Но не успела вставить на место, как она на меня накинулась. А потом начала кричать, что будто бы я собиралась украсть этот ключ. Ее ключ, от ее спортивного корпуса!

— Это кажется немного странным, не так ли? — сказал Келси. — Я имею в виду ее отношение к спортзалу. Как будто это была ее частная собственность… Или как будто она боялась, что кто-нибудь может найти здесь что-то, что она спрятала, — пустил он пробный шар, но Анжель Бланш в ответ только рассмеялась.

— Что-то спрятала? А что она могла здесь прятать? Любовные письма, что ли? Да я уверена, что ей за всю ее жизнь никто ни одного любовного письма не прислал! Другие учительницы, те хотя бы вежливы. Мисс Чедвик очень старомодна и волнуется по пустякам. Мисс Вэнситтарт очень мила, это grande dame[58]. Мисс Рич, по-моему, слегка не в себе, но тоже славная. Молодые учительницы все очень приятные.

Анжель Бланш была отпущена после еще нескольких незначительных вопросов.

— Ишь какая обидчивая, — сказал Перси Бонд. — Ну да все французы такие.

— Мадемуазель, конечно, не в меру обидчива, — согласился Келси. — Но факт налицо: мисс Спрингер не нравилось, когда кто-то находился в спортивном корпусе. Интересно, почему?

— Может, она думала, что француженка шпионит за ней? — предположил Бонд.

— Допустим… Но почему бы ей так думать? Значит, она должна была ожидать слежки… Иначе чего бы ей бояться, а? Или мисс Спрингер опасалась, что француженка что-то обнаружит?.. Ну, кто там у нас остался? — прибавил он после короткого раздумья.

— Две младшие учительницы, мисс Блейк и мисс Роуэн, и секретарша мисс Балстроуд.

Мисс Блейк была молоденькая, немного наивная девушка с круглым румяным личиком. Она преподавала физику и ботанику. Выяснилось, что она не может вспомнить ничего такого, что помогло бы следствию. Она очень редко встречалась с мисс Спрингер и понятия не имеет, что могло стать причиной ее гибели.

Мисс Роуэн, как это и положено психологу, имеющему ученую степень, высказала свои мысли ясно и четко. Весьма вероятно, сказала она, что мисс Спрингер покончила жизнь самоубийством.

Инспектор Келси поднял брови.

— Но почему? Она что, была так несчастна?

— Она была агрессивна. — Подавшись вперед и сверля его сквозь толстые стекла очков строгим взглядом, мисс Роуэн принялась развивать свою мысль. — Очень агрессивна. Я думаю, это чрезвычайно важно. Эта ее воинственность — наверняка защитный рефлекс, попытка скрыть комплекс неполноценности.

— Но то, что мне рассказали о ней ваши коллеги, — заметил инспектор Келси, — свидетельствует скорее об обратном: она была очень самоуверенна.

— Слишком самоуверенна, — мрачно уточнила мисс Роуэн. — И кое-что из того, что она говорила, подтверждает мое предположение.

— Например?

— Она намекала кое-кому, что они «не те, за кого себя выдают». Она упомянула, что в последней школе, где она работала, она кого-то «разоблачила». Директриса, само собой, была настроена к ней враждебно и не стала слушать. Еще несколько учительниц тоже были, как она выразилась, «против нее». Вы понимаете, что это значит, инспектор? — Мисс Роуэн едва не свалилась со стула, стремительно подавшись вперед. Пряди прямых черных волос упали ей на лицо. — Это же явные симптомы мании преследования!

Инспектор Келси вежливо сказал, что мисс Роуэн, возможно, совершенно права в своих предположениях, но что он не может принять версию самоубийства, пока мисс Роуэн не объяснит ему, как мисс Спрингер удалось застрелить себя с расстояния, по крайней мере, в четыре фута, а затем сделать так, чтобы пистолет растворился в воздухе.

На это мисс Роуэн язвительно заметила, что всем известно, с каким предубеждением относятся в полиции к психологии, а затем уступила место Энн Шепленд.

— Ну, мисс Шепленд, — сказал инспектор Келси, одобрительно оглядывая подтянутую и деловитую Энн, — чем вы могли бы помочь следствию?

— Боюсь, что ничем. У меня есть мой собственный кабинет, и я довольно редко встречаюсь с преподавательницами. Но вся эта история кажется мне совершенно невероятной.

— В каком смысле невероятной?

— Ну, во-первых, я не могу понять, почему мисс Спрингер вообще застрелили. Допустим, кто-то действительно взломал дверь и проник в спортивный корпус, и она пошла посмотреть, кто это. Ну и зачем было ее убивать? А действительно, кто бы это мог быть?

— Местные мальчишки, например. Решили пополнить свою экипировку или просто подшутить.

— Ну-у, тогда бы мисс Спрингер наверняка сказала что-нибудь, типа: «Что вам тут надо? А ну кыш отсюда!» — и они бы тут же убежали.

— Не казалось ли вам, что у мисс Спрингер какое-то особое отношение к спортивному корпусу?

Энн Шепленд удивилась.

— Особое отношение? — переспросила она.

— Я имею в виду, не считала ли она корпус своей личной вотчиной, не оберегала ли его — чрезмерно — от визитов, вообще от внимания посторонних?

— Насколько я знаю, нет. А, собственно, почему она должна была так себя вести? Это ведь просто одно из школьных строений.