— Сегодня у нас жареное мясо, — объявила она.

Джим поднял голову и потянул носом воздух.

— Чувствую, — сказал он. — Что у нас сегодня за праздник? Мой день рождения?

— Тебе нужно хорошо питаться, — объяснила Черри.

В кремово-белом полосатом переднике с оборочками она выглядела обворожительно. Джим Бейкер немного сдвинул в сторону детали стратостата, чтобы освободить место для тарелки. Одарив жену широкой улыбкой, он спросил:

— Это кто сказал?

— Ну например, мисс Марпл! Если на то пошло, — добавила Черри, садясь напротив Джима и пододвигая к себе другую тарелку, — ей и самой не мешало бы подкормиться. Эта старая ведьма, мисс Найт, потчует ее одними углеводами. Только и знает, что «чудесная каша», «чудесный пшеничный пудинг с маслом», «чудесные макароны с сыром». И снова какой-то трясучий пудинг в розовом соусе. И целыми днями не дает ей покоя. Кажется, может заговорить до смерти.

— Ну, знаешь, — неопределенно пробурчал Джим. — Может, для больных такая диета — в самый раз.

— Ничего себе, — фыркнула Черри, — для больных! Мисс Марпл совсем не больная, просто… ну, да, она старая… И главное, всегда во все влезает!

— Кто, мисс Марпл?

— Нет. Эта ее мисс Найт. Меня учить изволит! Даже имеет наглость советовать, как готовить. Уж в готовке я как-нибудь лучше ее разбираюсь.

— Да, тут тебе просто нет равных, — уважительно вставил Джим.

— Готовка — еще не все, — заметила Черри. — Надо еще, чтобы было из чего готовить, что на зуб положить.

Джим засмеялся.

— Это мясо класть на зуб одно удовольствие. Интересно, почему твоя мисс Марпл сказала, что меня надо подкормить? Может, когда я приходил к ней чинить полку в ванной, она решила, что у меня изможденный вид?

Теперь засмеялась Черри.

— Знаешь, что она мне сказала? «У вас красивый муж, милочка. Очень красивый». Прямо герой из романа, или из телевизионного сериала.

— Надеюсь, ты с ней согласилась? — ухмыльнулся Джим.

— Я ответила, что муж у меня ничего.

— «Ничего»! По-моему, это слегка пресновато.

— А потом она добавила: «Милочка, вы должны как следует ухаживать за вашим мужем. Как следует его кормить. Мужчине нужно много мяса, причем отлично приготовленного мяса».

— Что верно, то верно!

— А еще она сказала: «Обязательно готовьте ему сами, а не пичкайте всякими полуфабрикатами, которые надо только в духовке разогреть». Вообще-то я этим никогда и не злоупотребляла, — тут же сказала миссис Бейкер.

— Ну, иногда можно, — разрешил Джим. — Эти полуфабрикаты бывают и вполне сносными.

— Лишь бы ты обращал внимание на то, что ешь, — сказала Черри. — И не слишком увлекался этими своими стратостатами. И не говори, что эту игрушку ты купил в подарок твоему племяннику Майклу на Рождество. Ты ее купил себе.

— Он до нее еще не дорос, — виноватым голосом проговорил Джим.

— Ты что, хочешь провозиться с этой штукой целый вечер? Может, послушаем музыку? Ты купил ту пластинку, о которой все время говорил?

— Купил. Чайковский. Симфоническая поэма — «Тысяча восемьсот двенадцатый год»[261].

— Бравурная музыка, будто идет битва, да? — спросила Черри. Она скорчила гримасу. — Наша миссис Хартуэлл тебе за это спасибо не скажет. Ох эти мне соседи. Мочи нет их терпеть. Все время скулят и жалуются. Даже не знаю, кто из них хуже. То ли Хартуэллы, то ли Барнаби. Хартуэллы то и дело барабанят в стену, когда еще нет и одиннадцати. Это ведь детское время! И по телевизору самые интересные передачи. А музыку послушать? Только поставишь, сразу начнут стучать: мол, сделайте, пожалуйста, потише!

— Такую музыку нельзя слушать вполуха, — авторитетно заявил Джим. — Пропадает весь эффект. Это любому известно. Для тех, кто любит музыку, это непререкаемая истина. Между прочим, их кошка все время наведывается в наш сад и рыщет в наших клумбах, которые я только-только привел в порядок.

— Если честно, Джим, мне здесь жуть как надоело.

— В Хаддерсфилде ты совсем не тяготилась соседями, — заметил Джим.

— Там все было иначе! — воскликнула Черри. — Там мы были сами по себе. А если что не так, знаешь, что тебе помогут, да и ты готов помочь другим. Но в чужую жизнь никто своего носа не совал. А здесь, в Новых Домах, всех так и тянет выяснять отношения. Наверное, потому, что все мы здесь — приезжие. И сплошные сплетни, пересуды, жалобы — с ума можно сойти! В городе людям просто не до этого. А тут — не поймешь: не то город, не то деревня.

— Да, радость моя, может, ты и права.

— Тебе-то здесь нравится?

— Работа подходящая. Да и дом неплохой! Тесновато, правда, трудно развернуться. Мне бы мастерскую — тогда было бы что надо.

— Сначала мне тут понравилось, — сказала Черри. — А сейчас сомнения берут. Дом вроде бы ничего, и двери веселенькие, и ванная — загляденье, но люди… что-то такое носится в воздухе… Нет, есть вполне симпатичные. Я тебе говорила, что Лили Прайс и ее Харри разбежались в разные стороны? Помнишь эту дурацкую историю, когда они пришли дом смотреть? И она чуть из окна не выпала? Так она потом рассказывала, что Харри даже не шевельнулся, так и стоял как истукан.

— И слава Богу, что она от него убежала. Мерзавец, каких мало, — заметил Джим.

— Раз ребенок скоро появится, значит, надо замуж, да? Ничего хорошего из этого обычно не получается. Он на ней и жениться-то не хотел. Не шибко он порядочный. И мисс Марпл на это намекнула, — добавила Черри задумчиво. — Самой Лили намекнула. Лили решила, что старушка совсем сбрендила.

— Мисс Марпл? Вот не знал, что она его видела.

— Случайно, в тот день, когда прогуливалась здесь у нас. Она еще тогда упала, а миссис Бэдкок помогла ей подняться и завела к себе. Кстати, как думаешь, у Артура и миссис Бейн что-нибудь получится?

Джим, чуть нахмурившись, взял в руки деталь стратостата и сверился со схемой сборки.

— Мне неприятно, когда ты меня не слушаешь, — проворчала Черри.

— Что ты сказала?

— Артур Бэдкок и Мэри Бейн. Получится у них что-нибудь?

— Господи, Черри, да он только что похоронил жену! Ох, женщины! Я слышал, у него сейчас с нервами совсем никуда — каждый раз вздрагивает, когда к нему обращаешься.

— Ну надо же! Никак не думала, что он будет так переживать. А ты?

— Убери, пожалуйста, со стола, — попросил Джим, не проявляя даже мимолетного интереса к проблемам овдовевшего соседа. — Мне надо все разложить.

Черри горестно вздохнула.

— Чтобы в этом доме на тебя обратили внимание, — язвительно сказала она, — надо, как минимум, быть турбореактивным двигателем. Жизни нет из-за этих твоих моделей!

Составив на поднос остатки ужина, Черри понесла его к раковине. Мыть посуду она не любила и оттягивала эту неизбежную процедуру как можно дольше. Вывалив тарелки в раковину, она накинула вельветовую куртку и вышла из дому, бросив через плечо:

— Забегу к Глэдис Диксон. Хочу взять у нее выкройки из журнала мод.

— Давай, давай, старушка. — И Джим снова занялся своим стратостатом.

Метнув ядовитый взгляд в сторону соседской двери, Черри прошла мимо, свернула за угол на Бленхейм-клоуз и остановилась у дома номер 16. Дверь была открыта. Черри постучала, вошла в холл и позвала:

— Глэдис? Ты дома?

— Это ты, Черри? — Миссис Диксон выглянула из кухни. — Она наверху, в своей комнате, что-то там кроит.

— Ладно, я поднимусь.

Черри вошла в маленькую комнату, там Глэдис, пухленькая простушка, раскрасневшись, стояла на коленях с булавками во рту и колдовала над бумажной выкройкой.

— Привет, Черри. Смотри, какую прелесть я купила в Мач-Бенэме, на распродаже. К этому рисунку прекрасно пойдут оборки, какие я сделала на териленовом[262] платье.

— Должно получиться ничего, — одобрила Черри.

Глэдис поднялась, отдышалась.

— Фу-у, даже желудок заболел, — пожаловалась она.

— Нельзя тебе так сильно наклоняться сразу после ужина.

— Наверное, надо сесть на диету, — сказала Глэдис, опускаясь на кровать.

— Что нового на студии? — спросила Черри, как всегда, охочая до киношных сплетен.

— Вроде бы ничего особенного. Правда, языками чесать не перестали. Вчера Марина Грегг снова изволила явиться на съемки — и тут же устроила кошмарный скандал.

— В смысле?

— Ей не понравился кофе. Они там часов в десять всегда пьют кофе. Короче, она попробовала и говорит: вкус какой-то странный. Чушь, ясное дело. Никакого странного вкуса быть не могло. Кофе приносят в кофейнике прямо из столовой. Ей-то я, конечно, наливаю в специальную фарфоровую чашку, шикарную такую, не как у других, — но из того же кофейника. Так что ничего странного в этой чашке быть не могло.

— Нервы, наверное, — предположила Черри. — И что дальше?

— Да ничего. Мистер Радд быстро всех успокоил. Он это здорово умеет делать. А у нее просто забрал чашку и вылил кофе в раковину.

— Между прочим, совершенно напрасно, — медленно сказала Черри.

— Почему это… почему напрасно?

— Если с кофе что и было не так, теперь об этом никто не узнает.

— Что могло быть не так? — с тревогой спросила Глэдис.

— Видишь ли, — Черри пожала плечами, — в коктейле у нее в день приема что-то оказалось, верно? Такой фокус можно провернуть и с кофе. Не вышло с первой попытки — вдруг выйдет со второй?

Глэдис поежилась.

— Уж больно не нравится мне все это, Черри. Кто-то ведь на нее взъелся. Снова были письма с угрозами… а тут еще эта история с бюстом.

— С каким бюстом?

— Мраморным. В одном павильоне устроили вроде как уголок то ли австрийской усадьбы, то ли дворца. С каким-то смешным названием, Шотбраун, кажется. Само собой развесили картины, кругом фарфоровая посуда, мраморные бюсты. Этот стоял наверху, на полке, но, видать, не затолкнули его назад как следует. В общем, по дороге прогромыхал тяжелый грузовик, и от тряски этот бюст слетел вниз — прямо на то самое место, где Марина сидит во время большой сцены с графом… не помню, как его… Размолотил это кресло вдребезги! Слава Богу, что в это время не снимали. Мистер Радд велел не говорить ей об этом ни слова и притащил вместо разбитого другое кресло, а когда вчера она появилась и спросила, почему поменяли кресло, он сказал: то кресло, мол, было из другой исторической эпохи, а это к тому же лучше смотрится в кадре. Но больно не понравилось ему все это, точно могу сказать.