— Но не настолько тяжелом, чтобы помещать ее в психиатрическую больницу?

— Безусловно.

— Знаете, Пуаро, я уже просто перестал соображать, что к чему.

— Извините меня, Гастингс, но вы ничего не соображали с самого начала.

— Тут слишком много каких-то побочных линий.

— Естественно, тут есть побочные линии. Выделить основную среди прочих побочных — это и есть главная задача для умеющего мыслить человека.

— Скажите мне, Пуаро, вы сразу поняли, что в этом деле восемь подозреваемых, а не семь?

— Да, я принял этот факт к сведению, — сухо ответил Пуаро, — как только Тереза Аранделл упомянула, что последний раз видела доктора Доналдсона за ужином в «Литлгрин-хаусе» четырнадцатого апреля.

— Я не совсем понимаю… — начал было я и умолк.

— И что же вы не понимаете?

— Если Доналдсон решил расправиться с мисс Аранделл с помощью, так сказать, прививки, тогда я не понимаю, зачем ему нужна была эта до смешного примитивная нитка поперек лестницы.

— En verite[237], Гастингс, бывают минуты, когда вы просто выводите меня из равновесия. Один способ требует специальных, сугубо научных знаний, так?

— Да.

— А второй — очень домашний, — «это под силу даже вашей маме», как любят твердить в рекламах. Верно?

— Да, конечно.

— Думайте, Гастингс, думайте. Откиньтесь на спинку кресла, закройте глаза и заставьте работать ваши серые клеточки.

Я подчинился. То есть я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и попытался выполнить третью часть инструкции, однако результат моих усилий был равен нулю.

Открыв глаза, я увидел, что Пуаро добродушно меня рассматривает, точно няня, которой поручили приглядывать за неразумным младенцем.

— Eh bien?

Я предпринял отчаянную попытку не ударить в грязь лицом.

— Мне кажется, — начал я, — что тот, кто придумал первый вариант, не может быть тем же человеком, который сумел использовать в этом деле новейшие научные достижения.

— Резонно.

— И я сомневаюсь, что разум, изощренный в науках, опустится до такой примитивной вещи, как несчастный случай, — это означало бы положиться на волю судьбы.

— Очень разумно.

Осмелев, я продолжал:

— Поэтому единственно возможный вывод, по-видимому, таков: попытки были предприняты разными людьми. Мы имеем дело с убийством, задуманным двумя совершенно разными людьми.

— Вам не кажется, что это уж слишком большое совпадение?

— Вы сами как-то сказали, что в деле об убийстве почти всегда встречается хоть одно совпадение.

— Да, это правда. Вы поймали меня на слове.

— Так-то.

— И кто же, по-вашему, эти двое?

— Доналдсон и Тереза Аранделл. Доктор очень подходит на роль второго, то есть действительного убийцы. С другой стороны, нам известно, что Тереза предприняла первую попытку. Мне думается, они могли действовать совершенно независимо друг от друга.

— Вы так любите выражение «нам известно», Гастингс. Уверяю вас, что мне, в отличие от вас, совсем неизвестно, была ли Тереза той ночью на лестнице.

— Но мисс Лоусон сказала…

— То, что сказала мисс Лоусон, еще нельзя считать доказательством.

— Но она говорит…

— Говорит… Говорит… Вы всегда слишком доверяетесь людям, готовы поверить им на слово. А теперь послушайте, mon cher. Я ведь говорил вам, что меня кое-что смущает в поведанной нам мисс Лоусон истории?

— Да, я помню. Но вы никак не могли вспомнить, что именно вас смущает.

— Так вот, я вспомнил. Секунду терпения, и я покажу вам то, что я, вот глупец, должен был сообразить гораздо раньше.

Он подошел к письменному столу и, открыв ящик, вынул оттуда кусок картона. Потом, взяв ножницы, принялся что-то вырезать, встав так, чтобы я ничего не видел.

— Терпение, Гастингс. Через минуту мы приступим к нашему эксперименту.

Я покорно отвел взгляд.

Через минуту-другую Пуаро удовлетворенно щелкнул языком. Он отложил ножницы, бросил остатки картона в корзинку и подошел ко мне.

— Не смотрите. Закройте глаза, пока я буду прикалывать кое-что к лацкану вашего пиджака.

Я повиновался. Пуаро проделал все, что хотел, потом помог мне встать и провел в соседнюю с гостиной спальню.

— А теперь, Гастингс, посмотрите на себя в зеркало. На вас модная брошь с вашими инициалами — правда? — только, bien entundu[238], брошь эта сделана не из хромированной стали, и тем паче не из золота с платиной, а всего лишь из картона.

Я посмотрел на себя и улыбнулся. Пуаро необыкновенно ловко смастерил эту брошь. На моем лацкане красовалось нечто, похожее на брошь Терезы Аранделл, — круг из картона, а в нем мои инициалы «А. Г.».

— Eh bien? — спросил Пуаро. — Довольны? Очень элегантная брошь с вашими инициалами, верно?

— Настоящее произведение искусства, — согласился я.

— Правда, она не играет на свету, но тем не менее вы не станете отрицать, что такую брошь можно разглядеть и с приличного расстояния?

— Не сомневаюсь.

— Вот именно. Сомнения одолевают вас не слишком часто. Вы очень доверчивы, дружище. А теперь, Гастингс, будьте добры снять свой пиджак.

Не понимая, в чем дело, я выполнил его просьбу. Пуаро тоже снял пиджак и, чуть отвернувшись, надел мой.

— А теперь, — торжественным голосом провозгласил он, — обратите внимание на брошь. Брошь с вашими инициалами — идет она мне?

Он повернулся лицом к зеркалу. Я недоверчиво уставился на него. И наконец понял разгадку.

— Ну и идиот же я! Конечно. В круге Г. А., а вовсе не А. Г.

Пуаро, сияя улыбкой, снова обменялся со мной пиджаком.

— Теперь вы понимаете, что мне не понравилось в истории, рассказанной мисс Лоусон. Она утверждала, что четко видела инициалы Терезы. Но раз она видела Терезу в зеркале, значит, должна была видеть их в обратном порядке.

— Подождите, — усомнился я, — может, и она поняла, что они были в обратном порядке?

— Mon cher, почему тогда вам это не пришло в голову? Почему вы не воскликнули: «Пуаро, инициалы тут неправильные. Тут Т. А., а должно быть А. Т.». Хотя вы все же значительно умнее, чем мисс Лоусон. И только не говорите мне, что какая-нибудь бестолочь вроде нее, едва проснувшись, способна сообразить, что А. Т. в действительности означает Т. А. Нет, мисс Лоусон такое просто не по силам.

— Она была уверена, что это Тереза, — не отставал я.

— Вот теперь вы приближаетесь к истине, друг мой. Помните, я намекнул ей, что ей вряд ли удалось бы разглядеть лицо женщины, склонившейся над ступеньками, и как она среагировала?

— Вспомнила брошь Терезы и тут же приплела ее, совершенно не думая, что сам этот факт — будто она видела эту брошь в зеркале, делает ее рассказ неправдоподобным.

Резко зазвонил телефон. Пуаро снял трубку.

Он произнес всего несколько неразборчивых слов.

— Да? Да… Конечно. Да, очень удобно. Во второй половине дня… Да, в два вполне меня устраивает. Он повесил трубку и с улыбкой повернулся ко мне. — Доктор Доналдсон жаждет поговорить со мной. Он придет сюда завтра в два часа. Мы делаем успехи, mon ami, мы делаем успехи.

Глава 26

Миссис Таниос отказывается говорить

На следующее утро, сразу после завтрака, я зашел к Пуаро и застал его за письменным столом.

Он поднял руку, приветствуя меня, и снова принялся писать. Наконец, собрав страницы, сложил их в конверт и аккуратно его заклеил.

— Что поделываете, старина? — шутливо — спросил его я. — Пишете отчет о нашем деле, чтобы припрятать его в сейфе, на случай, если кто-либо надумает вас прикончить?

— Знаете, Гастингс, вы не так уж далеки от истины.

Тон у него был вполне серьезным.

— А что, наш убийца и вправду становится опасным?

— Убийца всегда опасен, — мрачно отозвался Пуаро. — Удивительно, как часто об этом забывают.

— Какие новости?

— Звонил доктор Таниос.

— По-прежнему никаких известий о его жене?

— Никаких.

— Значит, все в порядке.

—: Сомневаюсь.

— Да бросьте, Пуаро, неужто вы думаете, что с ней разделались?

Пуаро неуверенно покачал головой.

— Признаюсь, — пробормотал он, — я очень хотел бы знать, где она сейчас пребывает.

— Да куда она денется, — бодро сказал я.

— Ваш неистребимый оптимизм не перестает меня удивлять, Гастингс!

— Господи Боже, Пуаро, не думаете же вы, в самом деле, что ее расчленили на куски, которые спрятали в сундук или собираются высылать бандеролями.

— Тревога доктора Таниоса представляется мне несколько преувеличенной, но у него есть на то основания. Первое, что нам следует предпринять, — это поговорить с мисс Лоусон.

— Вы хотите указать ей на ее промах с брошью?

— Разумеется, нет. Этот маленький факт я придержу до более подходящего момента.

— Тогда о чем же вы собираетесь с ней говорить?

— Услышите в свое время, mon ami.

— Очередная ваша выдумка, наверное?

— Порою вы становитесь довольно агрессивным, Гастингс. Можно подумать, что мне нравится лгать.

— А разве нет? Я так совершенно в этом уверен.

— Сказать по правде, я даже сам порой хвалю себя за умение фантазировать, — по-детски наивно согласился Пуаро.

Тут я не мог не рассмеяться. Пуаро посмотрел на меня с упреком, и мы отправились в «Клэнройден-Мэншнс».

Нас провели в ту же самую загроможденную вещами гостиную, куда тотчас ворвалась мисс Лоусон. Ее речь была еще более сумбурной, нежели прежде.

— О, дорогой мосье Пуаро, доброе утро. Столько дел, боюсь, у меня не убрано. Но утром температура была не больше шестидесяти[239] или семидесяти градусов. С тех пор, как Белла приехала…