— Только в одну игру Шайтана играл постоянно, — мрачно заключил Деспард.

— В какую же?

— В самую подлую.

Пуаро помолчал немного.

— И вы это знаете? Или только предполагаете?

Деспард стал красным как кирпич.

— Вы имеете в виду, что следует сослаться на источник? Я полагаю, это правда. Словом, сведения точные. Я случайно узнал. Но я не могу открыть вам источник. Информация, которую я получил, адресована мне лично.

— Вы хотите сказать, что дело связано с женщиной или женщинами?

— Да, Шайтана — подлец, он предпочитал иметь дело с женщинами.

— Вы думаете, он шантажировал их? Интересно.

Деспард покачал головой.

— Нет, нет, вы меня не так поняли. В определенном смысле Шайтана был шантажистом, но не обычного толка. Для него не представляли интереса деньги. Он был духовным вымогателем, если только так можно выразиться.

— И он получал… что именно?

— И получал удовольствие. Единственно, чем я это могу объяснить. Получал наслаждение, наблюдая, как люди боятся и дрожат перед ним. Я полагаю, это позволяло ему чувствовать себя не какой-нибудь букашкой, а человеком значительным. Весьма эффектная поза перед женщинами. Стоило ему только намекнуть, что ему все известно, как они начинали ему рассказывать такое, чего он, может быть, и не знал. Это удовлетворяло его своеобразное чувство юмора. Он самодовольно расхаживал потом с мефистофельским видом: «Я все знаю! Я великий Шайтана!» Шут проклятый!

— И вы предполагаете, что он таким образом напугал мисс Мередит?

— Мисс Мередит? — в недоумении посмотрел на него Деспард. — Я не думал о ней. Она не из тех, кто боится таких мужчин, как Шайтана.

— Pardon. Вы имеете в виду миссис Лорример?

— Нет, нет, нет. Вы меня неправильно поняли, я говорил вообще. Напугать миссис Лорример не так-то просто. И она не похожа на женщину с роковым прошлым. Нет, определенно я никого не имел в виду.

— Это, так сказать, обобщение, к которому вы пришли?

— Вот именно.

— Очень может быть, — медленно начал Пуаро, — что, этот, как вы его называете, даго очень тонко понимал женщин, знал, как подойти к ним, как выудить у них секреты… — Он остановился.

Деспард нетерпеливо перебил его.

— Абсурд. Этот человек был просто шут, ничего опасного в нем на самом деле не было. Но все же женщины опасались его. Нелепо! — Деспард вдруг поднялся. — Хэлло! Я слишком далеко зашел. Чересчур увлекся темой. Всего доброго, мосье Пуаро. Посмотрите вниз и увидите, как моя верная тень выйдет за мной из автобуса.

Он поспешно ретировался и сбежал по ступенькам вниз. Раздался звонок кондуктора. Но он успел сойти до второго[90].

Посмотрев вниз на улицу, Пуаро обратил внимание на Деспарда, шагающего по тротуару… Он не стал утруждать себя разглядыванием его преследователя. Пуаро интересовало нечто другое.

Глава 16

Свидетельство Элси Батт

«Мечта служанок» — так едко прозвали сержанта О'Коннора его коллеги по Скотленд-Ярду.

Несомненно, он был видный мужчина. Высокий, стройный, широкоплечий. Но не столько правильные черты лица, сколько лукавый и дерзкий взгляд делали его неотразимым для прекрасного пола. Было ясно, что сержант О'Коннор добьется результатов, и добьется быстро.

И верно, уже четыре дня спустя после убийства мистера Шайтаны сержант О'Коннор сидел на дешевых местах в «Уилли Нилли ревю»[91] бок о бок с мисс Элси Батт, бывшей горничной миссис Краддок, 117, Норд-Адли-стрит.

Тщательно выдерживая тактику наступательной операции, сержант О'Коннор как раз приступал к штурму.

— Вон тот тип на сцене напоминает мне, — говорил он, — одного из моих старых хозяев. Краддок фамилия. Забавный, знаете, был малый.

— Краддок? — повторила Элси. — Я когда-то работала у каких-то Краддоков.

— Вот здорово! Может быть, у тех самых?

— Жили на Норд-Адли-стрит, — сказала она.

— Когда я приехал в Лондон, я поступил к ним, — поспешно подхватил О'Коннор. — Да, кажется, на Норд-Адли-стрит. Миссис Краддок — вот это было нечто! — для нас, слуг.

Элси вскинула голову.

— У меня терпения на нее не хватало, вечно что-то выискивала и ворчала. Все ей не так.

— И мужу доставалось тоже, верно?

— Она всегда жаловалась, что он не уделяет ей никакого внимания, всегда говорила, что здоровье у нее никудышное, и все вздыхала, охала. А правду сказать, и не больная была вовсе.

О'Коннор хлопнул себя по колену.

— Вспомнил! Ведь что-то там такое было у нее с каким-то доктором? Крутила вовсю или не очень?

— Вы имеете в виду доктора Робертса? Очень симпатичный джентльмен был, очень.

— Все вы, девицы, одинаковы, — сказал сержант О'Коннор. — Как только мужчина перестает быть ангелом, вы сразу начинаете его защищать. Знаю я таких удальцов.

— Нет, не знаете. Вы совсем неправы насчет него. Он ничего такого не делал. Это не его вина, что миссис Краддок все время посылала за ним. А что доктору было делать? Если вы хотите знать, он вообще о ней не думал, для него она была пациентка, и все. Это она все устраивала. Оставила бы его в покое, так нет, не оставляла.

— Все это очень хорошо, Элси. Не возражаете, что я вас так называю — Элси? Такое чувство, будто знаю вас целую жизнь.

— Ну что вы! Конечно, Элси. — Она вскинула голову.

— Очень хорошо, мисс Батт. — Он взглянул на нее. — Очень хорошо, говорю я. Но муж, он не мог этого перенести, так ведь?

— Да, как-то он очень рассердился, — согласилась Элси. — Но если хотите знать, он был тогда болен. И вскоре, знаете, умер.

— Припоминаю, какая-то странная была причина, верно?

— Что-то японское это было… да, новая кисточка для бритья. Неужели они такие опасные? С тех пор мне все японское не по вкусу.

— Английское — значит лучшее, — вот мой девиз, — нравоучительно произнес сержант О'Коннор. — И вы, кажется, говорили, что он поссорился с доктором?

Элси кивнула, наслаждаясь оживающими в ее памяти скандальными сценами.

— Ну и ругались они тогда, — сказала она. — По крайней мере, хозяин. А доктор Робертс был, как всегда, спокоен. Только все твердил: «Глупости!» и «Что вы себе вбили в голову?».

— Это, наверное, было дома?

— Да. Она послала за ним. А потом она и хозяин крупно поговорили, и в разгар ссоры явился доктор Робертс. Тут хозяин и обрушился на него.

— Что же именно он сказал?

— Конечно, считалось, что я ничего не слышу. Все это происходило в спальне у миссис. Ну, а я, раз что-то стряслось, взяла совок для мусора и принялась мести лестницу: надо же быть в курсе дела.

Сержант О'Коннор искренне одобрял такое решение, размышляя, какая удача, что к Элси обратились неофициально. На допросы сержанта О'Коннора из полиции она бы с добродетельной миной заявила, что ничегошеньки не слышала.

— Так вот, говорю, — продолжала Элси, — доктор Робертс, он вел себя тихо, а хозяин все время кричал.

— Что же он кричал? — снова спросил О'Коннор, подступая к самой сути.

— Оскорблял его всячески, — сказала Элси, явно смакуя воспоминания.

— Как, какими словами?

Да когда же эта девица скажет что-нибудь конкретное?

— Ну, я мало что разобрала, — призналась Элси. — Было много длинных слов: «непрофессиональный подход», «воспользовался» — и другие подобные вещи. Я слышала, как он говорил, что добьется, чтобы доктора Робертса вычеркнули из… из Медицинского реестра[92]. Что-то в этом роде.

— Правильно, — сказал О'Коннор. — Напишет жалобу в Медицинский совет.

— Да, вроде так он и говорил. А миссис продолжала кричать в истерике: «Вы никогда обо мне не заботились. Вы пренебрегли мной. И оставьте меня в покое!» И я слышала, как она говорила, что доктор Робертс — ее добрый ангел. А потом доктор с хозяином прошли в туалетную комнату и закрыли дверь в спальню. И я слышала, он прямо сказал: «Любезный мой, неужели вы не отдаете себе отчета в том, что ваша жена — истеричка? Она не понимает, что говорит. Сказать по правде, это трудный и тяжелый случай, и я бы давно бросил им заниматься, если бы не считал, что это про… про… — ну такое длинное слово, — противоречит моему долгу». Вот что он сказал. Еще говорил он, что нельзя переходить границы, да еще что-то, что должно быть между доктором и больным. Так он немного успокоил хозяина, а потом и говорит: «Знаете, вы опоздаете на работу. Идите лучше. И обдумайте все спокойно. Мне кажется, вы поймете, что вся эта история — ваше заблуждение. А я помою тут руки, перед тем как идти на следующий вызов. Обдумайте все это, старина. Уверяю вас, виной всему — расстроенное воображение вашей жены». Ну, а хозяин в ответ: «Не знаю, что и думать». И вышел. И, конечно, я тут вовсю подметала, но он даже не обратил на меня внимания. Я вспоминала потом, что выглядел он плохо. Доктор же довольно весело насвистывал и мыл руки в туалетной комнате, куда проведена и горячая и холодная вода. Вскоре он вышел, саквояж в руках, поговорил со мной любезно и весело, как всегда, и спустился вниз, довольно бодрый и оживленный. Так что, выходит, за ним наверняка греха нет. Это все она.

— А потом Краддок заболел сибирской язвой?

— Да я думаю, она у него уже была. Хозяйка ухаживала за ним очень, но он умер. На похоронах были такие восхитительные венки.

— А потом? Доктор Робертс приходил потом в дом?

— Нет, не приходил. Ну и любопытный! Что это вы так на него? Я вам говорю, ничего не было. Если бы было, он бы на ней женился, когда хозяин умер, ведь верно? А он так и не женился. Не такой дурак. Он ее хорошо раскусил. Она, бывало, звонит ему, только все никак не заставала. А потом она продала дом, нас уволила, а сама уехала за границу, в Египет.