— У меня две руки, две ноги, хорошее здоровье и вполне нормальные мозги. В чем, собственно, дело?

— Есть еще такая вещь, как положение в обществе, мистер Фергюсон.

— Чихать на положение в обществе.

Распахнулась дверь, и вошла Корнелия. При виде грозной кузины Мари, беседующей с ее нежданным поклонником, она застыла на пороге.

Разошедшийся Фергюсон обернулся и с широкой улыбкой позвал ее:

— Подходите, Корнелия. Я тут самым светским образом прошу вашей руки.

— Корнелия, — страшным голосом проскрежетала мисс Ван Шуйлер, — ты поощряла этого молодого человека?

— Нет, конечно… во всяком случае… не то чтобы… то есть…

— Что «то есть»?

— Она меня не поощряла, — пришел на помощь Фергюсон. — Я сам решился. Только по доброте сердечной она не съездила мне по физиономии… Корнелия, ваша кузина говорит, что я вам не подхожу. Это, разумеется, так, но не в том смысле, какой она вкладывает в это. В нравственном отношении мне далеко до вас, но она-то считает, что и в социальном плане я вам не пара.

— Точно так же думает и Корнелия, я полагаю, — сказала мисс Ван Шуйлер.

— Это правда? — Мистер Фергюсон испытующе посмотрел на Корнелию. — Вы из-за этого не хотите выходить за меня?

— Нет, не из-за этого. — Корнелия покраснела. — Если бы вы мне нравились, я бы пошла за вас любого.

— Я вам не нравлюсь?

— Вы… жестокий. Вы такое говорите… и так беспардонно… Я впервые встречаю такого человека.

На глазах у нее вскипели слезы. Она выбежала на палубу.

— Вообще говоря, — заключил мистер Фергюсон, — для начала неплохо. — Он откинулся на спинку стула, оглядел потолок, посвистел, скрестил ноги в немыслимых брюках и сообщил: — Теперь я буду звать вас кузиной.

Мисс Ван Шуйлер трясло от ярости.

— Извольте выйти отсюда, сэр, иначе я позвоню стюарду.

— Я оплатил свой проезд. Не представляю, как меня можно выставить из места общего пользования. Но я уступаю вам. — Напевая под нос «Йо-хо-хо и бутылка рому»[355], он встал, развинченной походкой прошел к двери и вышел.

Задыхаясь от гнева, мисс Ван Шуйлер выбиралась из кресла. Осторожно отложив ненужный больше журнал, Пуаро вскочил и принес ей клубок шерсти.

— Благодарю вас, мосье Пуаро. Не откажите в любезности послать ко мне мисс Бауэрз — я в совершенном расстройстве. Этот наглый молодой человек…

— Да, весьма эксцентричен, — согласился Пуаро. — У них вся семья такая. Избалован, конечно, любит помахать кулаками, — и как бы между прочим добавил: — Вы, конечно, его узнали?

— Кого узнала?

— Из-за своих прогрессивных взглядов он пренебрегает титулом и называет себя Фергюсоном.

— Титулом? — пронзительно вскрикнула мисс Ван Шуйлер.

— Да, это же молодой лорд Долиш. Денежный мешок, но в Оксфорде успел заделаться коммунистом.

Выражая лицом полную сумятицу чувств, мисс Ван Шуйлер спросила:

— Вы давно это знаете, мосье Пуаро?

Пуаро пожал плечами.

— Видел на днях фотографию в газете, очень похож на себя. Во время обыска обнаружил печатку с гербом. Нет, тут нет сомнений, уверяю вас.

Ему доставило большое удовольствие наблюдать смену выражений на лице мисс Ван Шуйлер. Наконец она милостиво кивнула ему и произнесла:

— Весьма признательна вам, мосье Пуаро.

Пуаро, улыбаясь, проводил ее взглядом. Когда она вышла из салона, он опустился в кресло и лицо его снова омрачилось. Он сидел, перебирая мысли, и время от времени кивал головой.

— Mais oui, — сказал он наконец. — Все сходится.

Глава 25

В салоне его и нашел Рейс.

— Что будем делать, Пуаро? Через десять минут явится Пеннингтон. Поручаю его вашим заботам.

Пуаро быстро поднялся.

— Сначала доставьте мне Фанторпа.

— Фанторпа? — У Рейса был удивленный вид.

— Да, приведите его ко мне.

Рейс кивнул и вышел. Пуаро прошел в свою каюту, куда вскоре подошли Рейс и Фанторп.

Пуаро указал на стул, предложил сигарету.

— Итак, мистер Фанторп, — сказал он, — к делу. Вы, я вижу, носите такой же галстук, как и мой друг Гастингс.

Джим Фанторп озадаченно скосил глаза на галстук.

— Это галстук выпускника Итона, — сказал он.

— Вот именно. Примите к сведению, что я отчасти знаю английские порядки, хотя я и иностранец. Я знаю, например, что существуют такие вещи: «что следует делать» — и «чего не следует делать».

Здесь Джим Фанторп усмехнулся.

— Теперь нечасто услышишь подобные слова, сэр.

— Возможно, однако сама заповедь остается в силе. Выпускник старой школы — это выпускник старой школы, и я по собственному опыту знаю, что он отлично помнит, «чего не следует делать». Не следует, например, без спросу встревать в разговор, который ведут незнакомые ему люди.

Фанторп озадаченно смотрел на него.

Пуаро продолжал:

— А на днях, мосье Фанторп, вы именно это сделали. Группа лиц вполголоса обсуждала свои дела в салоне. Вы слонялись неподалеку с очевидным намерением подслушать, о чем они говорят. А потом вы просто повернулись к ним и отвесили даме комплимент — это была мадам Саймон Дойл — по поводу ее благоразумного отношения к делам.

Джим Фанторп густо покраснел. Не оставляя ему времени возразить, Пуаро повел речь дальше.

— Согласитесь, Фанторп: так не поведет себя человек с галстуком, какой на моем друге Гастингсе. Гастингс — сама деликатность, он скорее умрет от стыда, чем сделает такое. Я связываю ваш поступок с тем, что вы слишком молоды для дорогостоящего путешествия, что вы работаете в сельской юридической конторе и вряд ли крепко стоите на ногах и что, наконец, вы не выказываете признаков заболевания, из-за которого было бы необходимо столь продолжительное зарубежное путешествие, — я связываю все это воедино и не могу не задаться вопросом, а теперь задаю его вам: по какой, собственно говоря, причине вы находитесь на борту этого судна?

Джим Фанторп резко вскинул голову.

— Я отказываюсь сообщать вам что бы то ни было, мосье Пуаро. Я считаю, что вы просто сошли с ума.

— Нет, я не сошел с ума. Я в полном здравии рассудка. Где находится ваша контора — в Нортгемптоне? Это не очень далеко от Вуд-Холла. Какой разговор вы хотели подслушать? Разговор шел о юридических документах. С какой целью вы сделали ваше сумбурное и лихорадочное заявление? Вашей целью было помешать мадам Дойл подписывать документы не читая.

Он помолчал.

— На этом пароходе произошло убийство. За ним очень скоро последовали еще два. Если я добавлю к этому, что миссис Оттерборн была застрелена из пистолета мосье Эндрю Пеннингтона, вы, может быть, поймете, что ваш прямой долг сказать нам все, что вам есть сказать.

Несколько минут Джим Фанторп хранил молчание. Потом он заговорил:

— Вы ходите вокруг да около, мосье Пуаро. Но я проникся серьезностью ваших замечаний. Беда в том, что я не могу сообщить вам ничего конкретного.

— Иначе говоря, у вас есть только подозрения.

— Да.

— И делиться ими, вы считаете, неразумно? По букве закона, может, так оно и есть, но мы не в судебном заседании. Мы с полковником Рейсом пытаемся выйти на убийцу. Тут ценно все, что может помочь нам.

Джим Фанторп снова задумался, потом сказал:

— Ладно. Что вас интересует?

— Зачем вы отправились в эту поездку?

— Меня послал дядюшка, мистер Кармайкл, он английский стряпчий миссис Дойл. Через его руки прошло множество ее дел. В этом качестве он регулярно переписывался с мистером Эндрю Пеннингтоном, американским опекуном миссис Дойл. Некоторые обстоятельства — я не стану их перечислять — насторожили дядю.

— Попросту говоря, ваш дядя заподозрил Пеннингтона в мошенничестве?

Сдержанно улыбнувшись, Джим Фанторп кивнул.

— Вы чуть огрубили мою мысль, но в целом — да. Многочисленные разъяснения Пеннингтона, благовидные предлоги для перемещения денежных средств — все это вызывало у дяди недоверие. Узнав о скоропалительном замужестве мисс Риджуэй и медовом месяце в Египте, дядя наконец свободно вздохнул. Он понимал, что, когда она вернется в Англию, наследство обревизуют, чтобы перевести на нее.

Тут она шлет ему письмо из Каира и между прочим сообщает, что неожиданно встретила Эндрю Пеннингтона. Дядины подозрения укрепились. Он подумал: если Пеннингтон загнал себя в угол, то он постарается получить от нее подписи и скрыть растрату. Не располагая определенными доказательствами, дядя попал в трудное положение. Единственно, что он мог придумать, — это послать меня сюда самолетом — посмотреть, что вообще происходит. Я должен был смотреть во все глаза и в случае необходимости незамедлительно действовать — крайне неприятная миссия, смею вас уверить. В том случае, что вы упомянули, я хамски повел себя. Очень неприятно, но в целом я доволен результатом.

— Вы хотите сказать, что предостерегли мадам Дойл? — спросил Рейс.

— Вряд ли предостерег, но точно нагнал страху на Пеннингтона. Я был уверен, что он на время прекратит свои фокусы, а я между тем сойдусь ближе с супругами Дойл и как-нибудь смогу их остеречь. Вообще говоря, я рассчитывал на мистера Дойла. Миссис Дойл так привязана к Пеннингтону, что вбивать клин между ними было бы не совсем правильно. Проще действовать через мужа.

Рейс кивнул.

Пуаро сказал:

— Не откажите в откровенности по одному вопросу, мосье Фанторп. Если бы вам пришлось обманывать, кого вы избрали бы своей жертвой — мадам Дойл или мосье Дойла?

Фанторп бегло улыбнулся.

— Какой может быть разговор? Мистера Дойла. Линит Дойл отлично разбиралась в делах. А ее муж представляется мне доверчивым парнем, который ничего не смыслит в делах и легко подмахнет там, где оставлен прочерк, — это его собственные слова.