— А вы подумайте, мосье Дойл. У нее нет врагов? Никто не держит на нее зла?

С тем же беспомощным выражением Саймон покачал головой.

— Совершенно немыслимая вещь. Допустим — Уиндлизем. Она как бы бросила его и вышла замуж за меня, но я не представляю, чтобы такой приличный человек мог пойти на убийство — к тому же он далеко отсюда. Или старина сэр Джордж Вуд. У него был зуб на Линит из-за дома, ему не нравилось, как она все переделала; но он черт-те где — в Лондоне, и, уж во всяком случае, немыслимо из-за этого задумать убийство.

— Послушайте, мосье Дойл. — Пуаро взял серьезный тон. — В первый же день на «Карнаке» я получил сильное впечатление от разговора с вашей супругой. Она была встревожена — напугана. Она сказала — обратите на это внимание, — что все ее ненавидят. Сказала, что боится, не чувствует себя в безопасности, словно вокруг нее одни враги.

— Она очень расстроилась, когда увидела на борту Джеки. И я расстроился, — сказал Саймон.

— Это так, но тем не менее ее слова остаются загадочными. Когда она говорила, что окружена врагами, она, конечно, преувеличивала — и все равно она имела в виду не одного человека.

— Может быть, вы правы, — согласился Саймон. — Кажется, я могу объяснить, что она имела в виду. Ее расстроила какая-то фамилия в списке пассажиров.

— В списке? Какая фамилия?

— Вы знаете, она не сказала. Честно говоря, я не очень вникал. У меня голова была занята Джеки. Помню только, Линит говорила, что в делах бывают невезучие люди и что неприятно встречать человека, который имеет зуб против твоей семьи. Я не очень хорошо знаю их семейные дела, но, как я понимаю, мать Линит была дочерью миллионера. Отец был просто богатый человек, а после женитьбы он, естественно, стал спекулировать на бирже — или как там это называется. В результате некоторые люди, само собой, пострадали. Знаете, как это бывает: сегодня — густо, завтра — пусто. И я так понимаю, что на корабле оказался человек, чей отец нарвался на отца Линит и вылетел в трубу. Я помню, Линит сказала: «Это ужасно, когда люди заочно ненавидят тебя».

— М-да, — задумчиво сказал Пуаро. — Теперь мне понятны ее слова. Она впервые почувствовала не только преимущество, но и тяготы своего положения богатой наследницы. Вы уверены, мосье Дойл, что она не назвала фамилии этого человека?

Саймон удрученно покачал головой.

— Я действительно слушал вполуха. Я сказал: «Да никому сейчас не интересно, как там было с отцами. Тут своя жизнь несется как угорелая». Что-то в этом роде я сказал.

Бесснер сухо сказал:

— Ach, я могу высказать догадку. Есть такой недовольный человек на борту.

— Вы имеете в виду Фергюсона? — спросил Пуаро.

— Да. Раз-другой он высказывался против миссис Дойл. Я сам слышал.

— Как же во всем этом разобраться? — спросил Саймон.

— Мы с полковником Рейсом должны расспросить всех пассажиров, — ответил Пуаро. — Пока мы всех не выслушаем, строить предположения неразумно. Кроме них имеется горничная. Ее нужно выслушать в первую очередь, и, может быть, лучше всего выслушать ее здесь. Присутствие мосье Дойла может помочь делу.

— Это хорошая мысль, — сказал Саймон.

— Она давно служила у миссис Дойл?

— Всего пару месяцев.

— Только пару месяцев! — воскликнул Пуаро.

— А что, разве…

— У мадам были драгоценности?

— Жемчуг, — сказал Саймон. — Она как-то сказала, что он стоит не то сорок, не то пятьдесят тысяч. — Его передернуло. — Господи, неужели вы думаете, из-за проклятого жемчуга…

— Кража не исключена как мотив преступления, — сказал Пуаро, — хотя это весьма сомнительно… Впрочем, увидим. Давайте пригласим сюда горничную.

Луиза Бурже была та самая живая брюнетка романского типа, которую Пуаро уже отметил.

Сейчас, впрочем, от ее живого вида ничего не осталось — заплаканная, перепуганная. При этом взгляд у нее был с хитрецой, и это не расположило в ее пользу Рейса и Пуаро.

— Вы Луиза Бурже?

— Да, мосье.

— Когда в последний раз вы видели мадам Дойл?

— Вчера вечером, мосье. Я ждала ее в каюте, потом раздела.

— Когда это было?

— Что-то после одиннадцати, мосье. Не могу сказать точно. Я раздела мадам, уложила и ушла.

— Сколько времени все это зашло?

— Десять минут, мосье. Мадам устала. Она велела выключить свет, когда я уходила.

— Что вы делали потом?

— Пошла к себе в каюту, мосье, это на средней палубе.

— Ничего заслуживающего внимания не слышали, не видели?

— Каким образом, мосье?

— Вам лучше знать, мадемуазель, — одернул ее Эркюль Пуаро.

Она бросила на него косой взгляд.

— Но, мосье, меня не было поблизости… Что я могла видеть или слышать? Я была у себя внизу, и даже каюта у меня по другому борту. Ничего я не могла слышать. Вот если бы мне не спалось и я поднялась наверх, тогда я, может, увидела бы, как в каюту мадам входит — или выходит из нее — этот убийца, это чудовище; а так…

Она моляще потянула к Саймону руки.

— Мосье, заступитесь — что же это такое?! Что мне еще сказать?

— Дорогуша, — оборвал ее Саймон, — не валяйте дурака. Никто и не думает, что вы видели или слышали что-то. Вам ничто не грозит. Я позабочусь о вас. Никто вас ни в чем не обвиняет.

Луиза обронила:

— Мосье очень добр, — и скромно потупила глаза.

— То есть, мы так понимаем, что вы ничего не видели и не слышали, — нетерпеливо сказал Рейс.

— Я это и сказала, мосье.

— И вы не знаете никого, кто испытывал неприязнь к вашей госпоже?

К общему удивлению, Луиза энергично закивала головой.

— О да, это я знаю. На этот вопрос я решительно отвечу «да».

Пуаро сказал:

— Вы имеете в виду мадемуазель де Бельфор?

— Ее — конечно, но я говорю не про нее. На пароходе есть еще один человек, который не любил мадам, злился за то, что она навредила ему.

— Господи! — воскликнул Саймон. — Что все это значит?

Так же утвердительно и с тою же энергией кивая головой, Луиза продолжала:

— Да, да, да — это именно так! Это касается прежней горничной мадам, моей предшественницы. Один мужчина — он механик на этом пароходе — хотел жениться на ней. И моя предшественница, ее зовут Мари, была не против. А мадам Дойл навела справки и выяснила, что этот Флитвуд уже женат — у него жена цветная, отсюда. Она потом вернулась к своим, но он-то считался женатым — понимаете? И мадам рассказала все это Мари, Мари расстроилась и запретила Флитвуду показываться ей не глаза. Так этот Флитвуд — он пришел в ярость, и, когда выяснилось, что мадам Дойл и мадемуазель Линит Риджуэй это одно лицо, он прямо сказал мне, что готов ее убить. Он сказал, что своим вмешательством она поломала ему жизнь.

Луиза победно замолчала.

— Интересно, — обронил Рейс.

Пуаро повернулся к Саймону.

— Вы что-нибудь знали об этом?

— Ничего, — чистосердечно ответил Саймон. — Вряд ли даже Линит подозревала, что этот человек на пароходе. Она, скорее всего, забыла этот эпизод.

Он обернулся в сторону горничной.

— Вы что-нибудь говорили об этом миссис Дойл?

— Нет, мосье, конечно, не говорила.

Пуаро спросил:

— Вы что-нибудь знаете о жемчуге вашей госпожи?

— Ее ожерелье? — Луиза округлила глаза. — Оно было на ней вчера вечером.

— Вы видели его, когда она ложилась спать?

— Да, мосье.

— Куда она его положила?

— На столик у постели — как всегда.

— Там вы и видели его в последний раз?

— Да, сэр.

— Видели вы его сегодня утром?

Ее лицо приняло испуганное выражение.

— Mon Dieu!1 Я даже не поглядела. Я сразу подошла к постели, увидела мадам; потом я закричала, выбежала за дверь и упала в обморок.

Эркюль Пуаро кивнул головой.

— Вы не поглядели. А я приметливый. На том столике рядом с постелью сегодня утром не было жемчуга.

Глава 14

Наблюдательность не подвела Эркюля Пуаро. На столике у постели Линит Дойл не было жемчуга.

Луизе Бурже велели посмотреть вещи Линит. По ее докладу выходило, что все на своих местах. Пропал только жемчуг.

Когда они вышли из каюты, ожидавший стюард сказал, что завтрак подан им в курительную.

На палубе Рейс задержался и поглядел на воду.

— A-а, я вижу, вас посетила мысль, мой друг.

— Да. Когда Фанторп упомянул, что будто бы слышал какой-то всплеск, мне вдруг припомнилось, что я тоже проснулся ночью от какого-то всплеска. Ведь вполне возможно, что после убийства преступник выбросил револьвер за борт.

— Вы действительно считаете это возможным? — раздумчиво спросил Пуаро.

Рейс пожал плечами.

— Просто предполагаю. В каюте миссис Дойл его нет. Уж как я его искал!

— Тем не менее, — сказал Пуаро, — невероятно, чтобы его выбросили за борт.

— Тогда где он?

Пуаро ответил в раздумье:

— Если его нет в каюте мадам Дойл, то, логически рассуждая, он может быть только в одном месте.

— Где же?

— В каюте мадемуазель де Бельфор.

Также задумавшись, Рейс сказал:

— Понятно…

Вдруг он встал.

— Ее сейчас нет в каюте. Может, пойти посмотреть?

Пуаро покачал головой.

— Не суетитесь, мой друг. Его могли еще не подложить.

— А если прямо сейчас устроить повальный обыск на пароходе?

— Так мы раскроем свои карты. Нам нужно работать очень осторожно. Наше положение очень деликатное. Давайте обсудим ситуацию за завтраком.