— Вы имеете в виду того, кто ей платил?

— Да.

— А если этот человек — женщина?

— И похоже, кто-то ее вычислил. Вот и посыпались анонимные записки. Теперь эта женщина тоже затаится. Она-то точно не ожидала, что такое случится. Как бы она ни хотела, чтобы ваша жена уехала отсюда, она никак не думала, что угрозы подкупленной ею цыганки обернутся смертью миссис Роджерс.

— Да, — согласился я, — о таком исходе она наверняка не думала. Все делалось только для того, чтобы запугать нас с Элли и заставить уехать отсюда.

— А кто, по-вашему, должен теперь бояться больше всех? Тот, по чьей вине произошел этот несчастный случай. То есть миссис Эстер Ли. И она может чистосердечно во всем признаться. Сказать, что это была вовсе не ее затея. Повиниться, что ей за это заплатили. И назвать того, кто ей платил. И кому-то это может очень не понравиться, мистер Роджерс?

— Вы имеете в виду того, кого мы с вами вычислили?

— Главное, мы вычислили, что кто-то цыганке платил. Вот этот кто-то и постарается заставить ее замолчать как можно быстрее.

— Вы полагаете, цыганки уже нет в живых?

— Не исключено, — сказал Кин. И вдруг совершенно для меня неожиданно спросил: — Вам известно, что в самой чаще вашей рощицы есть причудливый павильон? Его называют «Каприз».

— Да, — ответил я, — а что? Мы с женой его отремонтировали и обставили. Мы иногда заходили туда, но не очень часто. А почему вы спрашиваете?

— Мы, знаете ли, прочесали все вокруг. И заглянули в «Каприз». Он не был заперт.

— Да, — подтвердил я, — мы его не запирали. Там ничего ценного не было. Всего лишь немудреная обстановка. Диван, шкафчик, стулья.

— Мы подумали, не скрывается ли старая миссис Ли там, но никаких следов ее пребывания не обнаружили. Однако мы нашли вот что. Я как раз собирался показать эту вещь вам. — Он открыл ящик и вынул изящную, отделанную золотом зажигалку. Это была дамская зажигалка, и на ней брильянтами была выложена буква «К». — Эта вещица не принадлежит вашей жене?

— Нет, раз на ней буква «К», — ответил я. — У Элли вообще такой не было. И у мисс Андерсен тоже. Ее зовут Грета.

— Мы нашли зажигалку в «Капризе». Кто ее там оставил? Вещица примечательная, наверное, стоит немалых денег.

— «К»? Не знаю никого, чье имя начиналось бы с этой буквы. За исключением Коры, — задумался я. — Это мачеха моей жены, миссис Ван Стивизант, но я просто не представляю, чтобы она сумела отыскать «Каприз», ведь к нему ведет крутая и сильно заросшая тропинка. И, кроме того, она давно не была у нас. Около месяца. Да я и не видел, чтобы она когда-нибудь пользовалась зажигалкой. Конечно, может, я просто не обратил внимания, — добавил я. — Мисс Андерсен, вот кто у нас всегда все знает.

— Что ж, возьмите зажигалку с собой и покажите ей.

— Хорошо. Но если это действительно зажигалка Коры, странно, что мы с Элли ее не увидели. Там не так много вещей, и мы сразу бы ее заметили. Кстати, мы совсем недавно заходили туда… Зажигалка валялась на полу?

— Да, возле дивана. Но туда мог зайти кто-то еще. Местечко очень удобное — например, для любовного свидания. Я, конечно, имею в виду местных жителей. Но у них вряд ли нашлась бы такая вещь.

— Есть еще Клодия Хардкасл, — вспомнил я. — Но и у нее вряд ли имеются такие дорогие вещи. И что ей делать в «Капризе»?

— Она ведь дружила с вашей женой, правда?

— Да, — подтвердил я, — она была здесь самой близкой подругой Элли.

— Вот как? — удивился сержант Кин.

Я пытливо на него посмотрел.

— Не хотите же вы сказать, что Клодия Хардкасл была… врагом Элли? Нет, это полная чепуха.

— В принципе, я с вами согласен, но, видите ли… женщины… никогда не знаешь, чего от них ожидать.

— Мне кажется… — начал я, но тут же замолчал, потому что то, что я хотел сказать, могло показаться крайне нелепым.

— Да, мистер Роджерс?

— Мне кажется, что Клодия Хардкасл была когда-то замужем за американцем… За американцем по фамилии Ллойд. А главного попечителя капитала моей жены в Америке зовут Стэнфорд Ллойд. Конечно, на свете сотни Ллойдов, и это может оказаться случайным совпадением. Однако какое все это имеет отношение к смерти Элли?

— По-видимому, никакого. Но тем не менее…

— Самое забавное, что в тот самый день, когда произошел… несчастный случай, я видел Стэнфорда Ллойда у «Джорджа» в Бартингтоне… Я ездил туда на ленч.

— Он домой к вам не приезжал?

Я покачал головой и добавил:

— Он был с дамой, которая мне показалась похожей на мисс Хардкасл. Но скорей всего я ошибся. Вы, наверное, знаете, что архитектор, построивший наш дом, — ее брат?

— Она интересовалась вашим домом?

— Нет, — ответил я. — По-моему, она довольно сдержанно относится к творчеству своего брата. — Я встал. — Не стану больше отнимать у вас время. Постарайтесь найти цыганку.

— Могу вас заверить, что поиски будут продолжаться. Коронеру она тоже очень нужна.

Я попрощался с ним и вышел из участка. И, тут, как говорится, легка на помине — из почтового отделения выходит Клодия Хардкасл. Как раз в тот момент, когда я шел мимо. Мы остановились. С некоторой неловкостью, которую испытываешь, когда обращаешься к человеку, только что похоронившему кого-то из близких, она сказала:

— Я очень переживаю смерть Элли, Майк. Больше я вам ничего не скажу. Я понимаю, как… как тяжко вам выслушивать все эти соболезнования. Но это… Но я должна была это вам сказать.

— Я знаю, — отозвался я. — Вы ведь любили Элли. Вы помогли ей почувствовать себя здесь как дома. Я очень вам благодарен.

— Я хотела задать вам один вопрос и, думаю, лучше спросить вас сейчас, пока вы не уехали в Америку. Я слышала, вы скоро уезжаете?

— Как только разберусь с делами.

— Я хотела спросить вас… не хотите ли вы продать ваш дом? Я подумала, что вы решите дать объявление о его продаже до отъезда… И если да, то мне хотелось бы первой услышать ваши условия.

Я смотрел на нее во все глаза. Вот уж от кого не ожидал подобного вопроса.

— Вы хотите сказать, что не прочь его купить? Но мне казалось, что современная архитектура вас не привлекает.

— Мой брат Рудольф сказал мне, что это его лучшая работа. А кому знать, как не ему? Вы, конечно, пожелаете получить за него большие деньги, но я готова их заплатить. Да, мне хотелось бы иметь этот дом.

Признаться, я был ошарашен. До этого наш дом явно не вызывал у нее восхищения. Интересно, подумал я — не в первый, кстати, раз, — каковы на самом деле их с братом отношения? Может, она поклонница его таланта? Иногда мне казалось, что она его не любит, даже ненавидит. Отзывалась она о нем очень странно. Но каковы бы ни были ее истинные чувства, Сэнтоникс значил для нее немало, в этом я не сомневался.

— Вы полагаете, что я продам дом и уеду отсюда — потому что здесь погибла Элли, — сказал я и медленно покачал головой. — Вы ошибаетесь. Мы с ней были здесь счастливы, и где, как не здесь, мне легче всего хранить память о ней. Нет, я не стану продавать Цыганское подворье — ни за какие деньги, уверяю вас!

Наши взгляды скрестились в безмолвном поединке. Она опустила глаза первой.

Я набрался храбрости и спросил:

— Вы когда-то были замужем. Меня это, конечно, не касается, но не зовут ли вашего бывшего мужа Стэнфордом Ллойдом?

Она молча на меня посмотрела, потом отрывисто произнесла:

— Да, — и отвернулась.

Глава 3

Полная неразбериха — вот все, что я помню о том кошмарном времени. Репортеры, задающие вопросы, требующие подробностей, огромное количество писем и телеграмм, и Грета, которая каким-то непостижимым образом со всем этим справляется…

К моему крайнему изумлению, родичи Элли оказались в тот момент вовсе не в Америке. Я был потрясен, узнав, что большинство из них здесь, в Англии. То, что Кора Ван Стивизант оказалась в Англии, это понятно. Она была женщиной неугомонной и металась по всей Европе: из Италии в Париж, оттуда в Лондон, из Лондона обратно в Америку — сначала в Палм-Бич[326], а потом на Запад, на свое ранчо. В день смерти Элли она была всего в пятидесяти милях от нас, пытаясь подыскать подходящий дом в Англии. Она прилетела на два-три дня в Лондон, нашла новых агентов по торговле недвижимостью, известила их о своих условиях, разъезжая по округе, осмотрела с полдюжины домов. В тот самый день Стэнфорд Ллойд, как выяснилось, прилетел в Лондон на том же самолете на какое-то деловое свидание. И узнали они о смерти Элли не из телеграмм, отправленных нами в Соединенные Штаты, а из газетных сообщений.

По поводу похорон возник ожесточенный спор. Я считал, что Элли следует похоронить там, где она умерла. Там, где мы с ней жили.

Но ее семейство было категорически против. Они пожелали перевезти ее тело в Америку, чтобы похоронить там, где покоятся ее предки: дед, отец, мать и прочие родственники. В их желании, если вдуматься, не было ничего противоестественного.

На переговоры со мной явился Эндрю Липпинкот.

— Она никогда не высказывала никаких пожеланий относительно того, где ее похоронить, — весьма резонно заметил он.

— А с какой стати она должна была высказывать такие пожелания? — разозлился я. — Сколько ей было? Двадцать один! В двадцать один год никто не задумывается о смерти и о том, где и как его похоронят. Наверное, она захотела бы, чтобы нас похоронили рядом. Но кто думает о смерти в расцвете лет?

— Совершенно справедливое замечание, — согласился мистер Липпинкот. — А затем сказал: — Боюсь, вам тоже придется съездить в Америку. Есть много деловых вопросов, которые требуют вашего внимания.