Агата Кристи - Карибская тайна. Отель Бертрам. Третья девушка. Ночная тьма

— Слушай, я, кажись, кой-чего знаю.

— Про что это ты, Виктория?

— Я, кажись, кой-чего знаю. И, может, хорошие деньги за это отхвачу. Ох, хорошие.

— Эй, поосторожней, не вяжись ни во что, ясно тебе? Уж лучше я сам этим делом займусь.

Виктория рассмеялась — сочно, от души.

— Ты погоди, увидишь, — сказала она, — Мне сподручней в эту игру играть. Тут деньгами пахнет, понял? Большими деньгами. Кой-чего я видала, кой о чем догадалась. Думаю, правильно догадалась.

И ее мягкий сочный смех опять огласил темноту.

— Ивлин…

— Да? — машинально отозвалась Ивлин Хиллингтон, без всякого интереса. И даже не подняла глаз на мужа, продолжая расчесывать свои короткие темные волосы.

— Ивлин, как ты смотришь на то, чтобы послать все это к чертям и вернуться в Англию?

При этих его словах Ивлин резко опустила руку с массажной щеткой. Повернулась к нему.

— Ты хочешь… но мы ведь только приехали. Трех недель еще не прошло.

— Я знаю. Но — как ты на это смотришь?

Она смотрела на него недоверчиво.

— Ты действительно хочешь в Англию? Домой?

— Да.

— Расстаться с… Лаки?

Он даже вздрогнул.

— Ты, похоже, все время знала о… ну, о том, что происходит.

— Знала, как не знать.

— И никогда ничего мне не говорила.

— А зачем? Уже не первый год, как у нас с тобой все определилось — полная ясность. Ни ты, ни я не хотим разрыва. Вот мы и решили, не сговариваясь, что каждый будет жить своей жизнью, но видимость брака останется. — И прежде, чем он успел что-то ответить, она добавила: — Но теперь-то почему тебя так потянуло в Англию?

— Потому что я дошел до края. Не могу больше, Ивлин. Просто не могу.

Всегда сдержанный, Эдвард Хиллингтон был просто не похож на себя. Руки его дрожали, он судорожно сглатывал, его обычно спокойное и бесстрастное лицо исказила внутренняя мука.

— Господи, Эдвард, что случилось?

— Ничего не случилось, просто я хочу убраться отсюда..

— Ты был по уши влюблен в Лаки. А теперь это прошло? Так, что ли, я должна тебя понимать?

— Да. Но ты, наверно, уже не сможешь испытывать ко мне прежнее чувство?

— Не будем сейчас об этом, хорошо? Я хочу знать, что тебя так мучает, Эдвард.

— Не сказать чтоб особенно что-то…

— И все-таки мучает. Что именно?

— Разве это не ясно?

— Да нет, не ясно, — сказала Ивлин. — Давай без обиняков. У тебя был роман. Не ты первый, не ты последний. Теперь роман кончился. Или не кончился? Возможно, он не кончился с ее стороны. Так? А Грег знает что-нибудь? Я часто задавалась этим вопросом.

— Не могу тебе ответить. Он ни разу даже не намекнул. И держится всегда очень дружелюбно.

— Мужчины порой бывают на удивление тупы, — задумчиво сказала Ивлин. — Или… может быть, у Грега есть свои грешки на стороне?

— Он ведь с тобой заигрывал, да? Ответь. Я знаю, что заигрывал…

— Да, было, — небрежно ответила Ивлин, — но он так со всеми. Ты же знаешь Грега. По сути, это ровным счетом ничего не значит. Просто строит из себя темпераментного мужчину.

— А ты как к нему относишься, Ивлин? Только честно.

— Как я отношусь к Грегу? Прекрасно — он забавный. И хороший друг.

— Просто друг? Хотелось бы верить.

— Не понимаю, какое это имеет для тебя значение, — промолвила Ивлин сухо.

— Разве я не заслуживаю твоей откровенности?

Ивлин подошла к окну, постояла, гладя вдаль, и вернулась обратно.

— Я хотела бы знать, что тебя на самом деле мучает, Эдвард.

— Я тебе сказал.

— Неужели это все?

— Боюсь, ты никогда не сможешь понять, насколько диким и нелепым кажется подобное безумие, когда оно уже миновало.

— Я все же попытаюсь. Но в данный момент меня больше всего беспокоит то, что Лаки до сих пор имеет над тобой какую-то власть. Она ведь не просто брошенная любовница. Она тигрица с острыми когтями. Ты должен сказать мне всю правду, Эдвард. Если хочешь моей поддержки — другого пути нет.

Эдвард тихо сказал:

— Если не расстанусь с ней немедленно — убью ее.

— Убьешь Лаки? Почему?

— Из-за того, что она заставила меня сделать…

— А что она заставила тебя сделать?

— Я помог ей совершить убийство…

Слово было произнесено. Воцарилась тишина. Ивлин смотрела на него округлившимися глазами.

— Ты понимаешь, что ты сказал?

— Да. А тогда я ни о чем даже не догадывался. Она попросила меня купить кое-какие лекарства. Я не знал — не имел ни малейшего представления, зачем они ей. Она дала мне рецепт, который у нее был, и попросила скопировать…

— Когда это было?

— Четыре года назад. На Мартинике. Когда… когда жена Грега…

— Его первая жена? Гейл? Ты хочешь сказать, что Лаки ее отравила?

— Да — и я ей помог. Когда я понял…

Ивлин прервала его.

— Когда ты понял, что случилось, Лаки напомнила тебе о том, что рецепт написал ты, лекарство покупал ты, и теперь вы с ней повязаны? Верно?

— Да. Она сказала, что сделала это из жалости… что Гейл сильно мучилась… что она умоляла Лаки помочь ей уйти из жизни.

— Убийство из милосердия! И ты поверил?

Помолчав, Эдвард Хиллингтон ответил:

— Нет… в глубине души нет… я принял это объяснение, потому что хотел поверить., потому что потерял голову от любви к Лаки.

— А потом — когда она вышла за Грега — ты все еще верил?

— К тому времени я уже убедил себя.

— А Грег — было ему что-нибудь известно?

— Абсолютно ничего.

— Вот в это поверить очень трудно!

Эдвард Хиллингтон не мог больше сдерживаться.

— Ивлин, мне необходимо от этого освободиться! Эта женщина до сих пор не упускает случая напомнить мне о том, что я ее соучастник. Она знает, что я больше не люблю ее. Не люблю? Да я ее ненавижу. Но она всячески дает мне почувствовать, что я с ней связан — тем, что мы вместе совершили…

Ивлин принялась ходить взад-вперед по комнате; потом остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Эдвард, твоя беда в том, что ты до смешного чувствительный и к тому же невероятно внушаемый человек. Эта дьяволица держит тебя в своей власти, играя на твоем чувстве вины. Но скажу тебе в простых библейских выражениях: вина, которая тебя гнетет, — это твой грех прелюбодеяния, а не убийства, тебя мучила совесть из-за романа с Лаки — а потом она воспользовалась тобой, чтобы убить Гейл, и заставила тебя почувствовать, что ты тоже в этом повинен. Но это не так.

— Ивлин… — Он шагнул к ней.

Она отступила назад, немного помолчала — и посмотрела на него испытующе.

— Это все правда, Эдвард? Правда? Или ты это сочинил?

— Ивлин! Ну зачем я бы стал сочинять?

— Не знаю, — медленно ответила Ивлин Хиллингтон. — Понимаешь, мне трудно верить — кому бы то ни было. И еще… ох, не знаю… я дошла до того, что вообще ни во что не могу верить, даже если это правда.

— Пропади пропадом все это. Вернемся в Англию.

— Да… Вернемся… Но не сейчас.

— Почему?

— Не надо подавать виду — пока. Это важно. Ты не понимаешь, Эдвард? Важно, чтобы Лаки ничего не заподозрила…

Вечер близился к концу. Стальной джаз постепенно умерял свой пыл. Тим вышел из столовой на террасу и обвел ее взглядом. Потом обошел освободившиеся столы и выключил стоявшие на них лампы.

Вдруг позади него женский голос произнес:

— Тим, можно вас на минуточку?

Тим Кендал вздрогнул.

— А, это вы, Ивлин! Чем могу быть полезен?

Ивлин огляделась по сторонам.

— Пойдемте, присядем к тому столу.

Она подвела его к столу в дальнем конце террасы. Тут им никто не мог помешать.

— Тим, простите, что я начинаю этот разговор, но я очень обеспокоена из-за Молли.

Его лицо мгновенно изменилось.

— Что такое? — спросил он напряженным тоном.

— Мне кажется, с ней не все в порядке. Она выведена из равновесия.

— Да, в последнее время ее выводит из равновесия буквально все.

— Я считаю, что ей нужно поговорить с врачом.

— Вы, наверно, правы, но она не хочет. Даже мысли не допускает.

— Почему?

— А? Что почему?

— Почему она не допускает мысли о разговоре с врачом?

— Ну, — ответил Тим неопределенно, — знаете, бывает иногда такое настроение. Когда человек боится услышать от врача что-то нехорошее.

— Но вас, лично вас ее состояние не беспокоит?

— Беспокоит, конечно. Еще бы.

— А не мог бы сюда приехать кто-нибудь из ее родных и побыть с ней?

— Нет. От этого ей бы стало только хуже — гораздо хуже.

— А там что-то не так? В смысле, с ее родными?

— Да в общем-то обычное дело. Просто она очень нервная, и… ну не могла с ними ладить… особенно с матерью. Никогда не могла. Они… странная у них семейка… в некоторых отношениях… короче говоря, она с ними порвала Хорошо сделала, я считаю.

Ивлин, помешкав, добавила:

— По ее словам, у нее бывают провалы памяти, и еще она испытывает страх перед людьми. Это уже чуть ли не мания преследования.

— Ну не надо! — рассердился Тим. — Скажете тоже — мания преследования! Легко вам такими словами бросаться. Просто у нее… в общем… нервозное состояние. Приехала сюда, здесь все для нее чужое, черные лица кругом… Мало ли какие страхи все это может вызывать!