— Нет, не думаю.

— Ага! — сказал Твигг.

Бетти по-прежнему стояла спиной к сушилке и сжимала обеими руками ее край.

— А когда она возвращалась домой, после нее не осталось никаких следов, верно? Ведь тогда еще был высокий прилив. Он смыл бы любые следы. Или следы остались бы на высоком берегу и могли за это время высохнуть, так что их можно было принять за старые следы, оставленные в любой другой день. Да, на расстоянии десяти метров там не осталось никаких следов. И никто не был задушен — пока что. Никто не думал об убийстве — возможно. Верно?

— Да! Верно! Продолжайте!

— Это убийство вообще не было совершено в павильончике. Нет, вовсе нет! Где оно было совершено, доктор?

— По моему мнению, оно было совершено в комнате, предоставленной Глайнис Стакли. Там под рукой у убийцы был отрезок шнура для закрывания окон.

Бетти вскрикнула. Гарт шагнул было к ней через эту запущенную кухню, под тусклым желтым освещением. Потом передумал и остался на месте.

— Ага! — жестко сказал Твигг. Он несколько секунд молчал и постукивал кончиками пальцев по мраморной столешнице. — Сколько тогда было времени? Вернее, сколько было времени, когда леди Калдер вернулась из павильончика в дом? Приблизительно пятнадцать-двадцать минут пятого. Если придерживаться медицинского заключения, до убийства оставалось еще больше часа.

Однако противоречия тут нет. Леди Калдер должна пойти наверх в свою комнату, снять мокрый купальный костюм, надеть платье. А это занимает достаточно много времени. Потом она идет вниз в комнату своей сестры. Вспыхивает ссора — сильная ссора, не притворная, а самая настоящая ссора, такая, которая заканчивается веревкой вокруг шеи.

Леди Калдер рассказала в этой своей истории только часть правды. Несомненно, она рассказала часть правды. В тех эпизодах, которые мы могли проверить путем опроса других свидетелей, Глайнис Стакли действительно приехала в Фэрфилд утренним поездом. С дневной почтой действительно пришло письмо — с отпечатанным на машинке адресом, с лондонским штемпелем.

Вы должны были приехать в шесть часов, верно? Это еще одна причина, по которой она не осталась в павильончике, где, как она признается, действительно была. Она не хотела, чтобы вы встретились с ее сестрой.

Но началась драка. И с леди Калдер случилось то, что происходит с большинством убийц, которые не знают, когда нужно остановиться. Это произошло очень быстро. Все кончено. Жертва мертва. Убийца в ужасе. Что делать? Может, вы скажете нам, доктор, что было потом?

— Нет, — отрезал Гарт. — Нет, я ничего не скажу. У вас прекрасно получается, с большой патетикой.

— Я всего лишь выполняю свои обязанности и больше ничего, не забывайте об этом. Я вам не какая-нибудь крыса и не имею привычки хвастать. Но я загоню убийцу в тупик! — Твигг помолчал. — Что вы там увидели? Почему вы все время оглядываетесь через плечо?

— Наплевать, как выразились бы вы, мистер Твигг. Не обращайте на меня внимания. Не желаете ли закурить? Хотите сигарету?

Это были гротескные слова, как если бы Гарт внезапно потерял способность рассуждать, так же как он был не в состоянии совладать со своими руками. На этот раз в Фэрфилде он не забыл наполнить свой серебряный портсигар. Портсигар блеснул, со звоном перевернулся на столе, и его содержимое едва не рассыпалось.

— Не желаю ли я закурить? — сказал Твигг, овладев собой. — Нет, доктор, большое спасибо, но курить я не буду. — Они холодно смотрели друг на друга, словно оба колебались и не помнили, на чем остановились. — Если это одна из ваших штучек, то можете не трудиться! Итак, что произошло после того, как она совершила убийство?

— Ведь сейчас излагаете вы. Почему бы вам в таком случае самому не сказать это?

— Гм. Я скажу. А знаете, почему я могу это сказать?

— Мистер Твигг…

— Потому что, как я уже говорил, меня осенило, причем осенило именно тогда, когда я размышлял над этим эпизодом. Эти двое — женщина, совершившая убийство, и доктор — действовали несогласованно. Они обманывали друг друга, хотя, возможно, и не знали об этом. Теперь она стоит над своей жертвой, — продолжал Твигг; он посмотрел на Бетти и опять перевел взгляд на Гарта, — и в доме она одна. Уже почти без двадцати шесть. Вы должны приехать в шесть. Ей никто не поверит, даже если она будет клясться, что не делала этого. Но с вами все обстоит по-другому. Вы благородный и влиятельный джентльмен. Вам поверит каждый (разве не так!), если ей удастся убедить вас, что она не могла этого сделать. Она должна убедить вас или по крайней мере думает, что должна. Не может ведь она сказать: «Я только что совершила убийство» — мужчине, за которого все еще надеется выйти замуж.

Два свидетеля видели, как в четыре часа она шла на пляж. Хорошо. Почему бы не сделать вид, что это была ее сестра? Почему бы не сделать вид, что Глайнис пошла в павильончик, там ее кто-то задушил и оттуда она уже не вернулась? И если даже возникнет подозрение, никто не сможет ничего доказать, если не сообразит, каким образом она все это сделала. Это вы научили ее, доктор. Возможно, это получилось невольно, однако научили ее вы. Если у нее выдержат нервы, чтобы потерпеть в нужное время ужасные пятьдесят или шестьдесят секунд, ей удастся обвести кое-кого вокруг пальца.

И ей это почти удалось.

Ее план состоит из нескольких пунктов, но все это нужно проделать за очень короткое время. Она должна снять с сестры платье, повесить его в шкаф, одеть мертвую в свой собственный купальный костюм, а на голову надеть резиновую купальную шапочку. Она должна отряхнуть песок с резиновых подошв своих тапочек и надеть их мертвой на ноги.

Что нам еще известно об этой барышне с невинным лицом (ха-ха!), которая стоит вон там? Я слышал, что вы говорили Майклу Филдингу на Харли-стрит в пятницу вечером. Она член Королевского общества спасения утопающих. Периодически тренируется в переноске «утопленника»; перебрасывает его через плечо так называемым пожарным захватом и выносит из воды на пляж, а потом на полоску травы у дома. Точно так же она может отнести труп в противоположном направлении.

Могут ли тут возникнуть какие-нибудь проблемы? Нет.

Шерстяной купальный костюм остается влажным очень долго. С этой влагой наша барышня, естественно, не хочет соприкасаться, чтобы не выдать себя, особенно, если на ней шелковая блузка. Значит, труп нужно завернуть во что-то, так? А для этого нет ничего лучше ее саржевого купального халата, если к тому же в карман сунуть носовой платок Глайнис Стакли, чтобы весь этот обман выглядел еще убедительнее.

Ну, а что же наверняка произойдет, когда в шесть часов придет гость, который знает ее привычки и решит, что дамы нет дома, так как она не отзывается?

Я вам отвечу: этот гость решит, что дама в павильончике. Где еще ей быть, если в хорошую погоду она ежедневно ходит купаться? Именно это и сказал юный мистер Ормистон, когда вы его там увидели. Однако он не пошел бы туда к ней, конечно, не пошел бы. Зато вы полетели бы туда, как стрела, доктор. Именно так вы и поступили.

Если она сможет сделать так, чтобы вы прибежали туда раньше нее, когда она, оцепеневшая от страха, но уже настроенная решительно, все еще находится в доме с трупом, то тогда этот обман удастся. Павильончик словно создан для этого.

Останься там мистер Ормистон, и у нее ничего не вышло бы. Однако он не остался там. Он ушел, вне себя от ярости. А даме нужно было сделать кое-что еще. Что именно, доктор?

Никто не ответил. Голос Твигга разносился по подвалу, словно по какой-нибудь пещере.

— Что это было, спрашиваю я вас. Она ведь не могла сказать, что весь день была дома. Это означало бы конец дня нее. Стало бы ясно, что она убийца. Так какой же очередной трюк позволил бы ей замести следы и подтвердил бы ее историю?

— Если вы имеете в виду велосипед…

— Да, доктор, я имею в виду велосипед. Где обычно его держат?

— В сарайчике у торцевой стены домика.

— Где именно у домика? Дверь этого сарайчика выходит прямо на газон, так ведь? И находится он на расстоянии не более семи метров от комнаты, где была убита ее сестра? Да или нет?

— Да!

— Она вывела из сарайчика велосипед и оставила его лежать в траве возле пляжа. Потом вернулась в комнату за трупом. Она, должно быть, выглядела, как безумная, именно так, как выглядит сейчас, но так и выглядит человек, за которым вот-вот придет палач. Она взяла труп и пошла с ним по песку от того места, где оставила велосипед.

Она шла за вами, доктор. В этом павильончике есть две комнатки. В обе одновременно вы не могли войти. И какую бы ни выбрали вы, она всегда могла выбрать другую. Песок был довольно утоптанный, и по нему нельзя было прочесть, какой тяжелый груз несла идущая женщина. Вы внутри не наделали много шуму, как вы утверждаете. А она вообще не произвела никакого шума. Господи! Когда до меня наконец дошло, почему она не произвела шума, я готов был убить вас за то, что вы внушили мне чушь, будто бы она не могла быть внутри, так как там не осталось никаких следов песка, который должен был быть на подошвах. Что она сделала, когда подошла к ступенькам?

— Ну, возможно…

— Не стоит гадать. Я сам вам скажу. Она сняла туфли.

— Я думал…

— Там внутри, — продолжил Твигг, — там есть кое-что еще, и я скажу вам, что именно. Там есть большая парусиновая занавеска, прикрепленная перпендикулярно к стене между дверями в эти две комнатки. В прежние времена особы разного пола, идущие купаться, не видели друг друга, когда поднимались в свои кабинки. Если бы вы оглянулись или решили осмотреться по сторонам в любой из этих кабинок, вы не могли бы видеть, что леди Калдер входит в дверь другой кабинки или выходит оттуда.

Вам пришлось двигаться там медленно; внутри было темно, и вы в первые мгновения чувствовали себя неуверенно. Она же могла действовать быстро. Несколько секунд, этого будет достаточно! Несколько секунд, чтобы положить на пол свой приятный груз. И повесить купальный халат. А потом мгновенно выскользнуть обратно на ступеньки!