Агата Кристи - Изумруд раджи

Но какой бы ужасной ни была эта сцена, было нечто еще более ужасное – то есть ужасное после пробуждения, так как во сне все выглядело совершенно естественным и неизбежным. Она, Аликс Мартин, радовалась смерти своего мужа; она с благодарностью протягивала руки к убийце, иногда благодарила его. Сон всегда заканчивался одинаково: Дик Уиндифорд сжимал ее в объятиях.

Аликс ничего не сказала мужу об этом сне, но втайне он тревожил ее больше, чем она хотела себе в этом признаться. Был ли он предостережением – предостережением против Дика Уиндифорда?

Аликс вернул к действительности резкий звонок телефона в доме. Она вошла в коттедж и взяла трубку. И вдруг покачнулась и оперлась рукой о стену.

– Как вы сказали, кто это говорит?

– Ну, Аликс, что с твоим голосом? Я его едва узнал. Это Дик.

– Ох! – произнесла Аликс. – Ох! Где… где ты?

– В «Гербе путешественника» – так, кажется, он называется? Или ты даже не знаешь о существовании паба в твоей деревне? Я в отпуске, собрался здесь порыбачить. Не возражаешь, если я сегодня загляну к вам, моим добрым знакомым, вечером после ужина?

– Нет, – резко ответила Аликс, – ты не должен приходить.

Последовала пауза, а потом голос Дика, уже слегка изменившийся, заговорил снова:

– Прошу прощения, – официально произнес он. – Разумеется, я не стану вам докучать…

Аликс поспешно перебила его. Он, должно быть, посчитал ее поведение слишком необычным. Оно и было необычным. У нее совершенно расстроены нервы.

– Я только хотела сказать, что мы сегодня… заняты, – объяснила она, стараясь говорить как можно более естественно. – Приходи, пожалуйста, к нам на ужин завтра вечером.

Но Дик, очевидно, заметил отсутствие сердечности в ее голосе.

– Большое спасибо, – ответил он тем же официальным тоном, – но я в любой момент могу двинуться дальше. Это зависит от того, приедет ли мой приятель. До свидания, Аликс. – Он помолчал и поспешно прибавил, уже другим тоном: – Желаю тебе всего самого хорошего, моя дорогая.

Аликс повесила трубку с чувством облегчения.

«Он не должен сюда приходить, – твердила она про себя. – Он не должен сюда приходить… Ох, какая я дура! Довести себя до такого состояния собственными фантазиями!.. Все равно я рада, что он не придет».

Она схватила со стола шляпу из грубого тростника и снова вышла в сад, но по дороге остановилась и посмотрела наверх, на название, написанное над крыльцом: «Коттедж «Филомела».

– Правда, это очень причудливое название? – однажды сказала она Джеральду до того, как они поженились.

Он рассмеялся и нежно ответил:

– Ты – маленькая горожанка. Думаю, что ты даже никогда не слышала соловья. Я рад, что не слышала. Соловьи должны петь только для влюбленных. Мы будем слушать их вместе летним вечером возле нашего собственного дома.

И при воспоминании о том, как они действительно их слушали, Аликс, стоя в дверях своего дома, залилась счастливым румянцем.

Именно Джеральд нашел коттедж «Филомела». Он пришел к Аликс, горя от возбуждения. Он нашел для них самое подходящее местечко – уникальное – жемчужину – один шанс в жизни. И когда Аликс увидела этот дом, она тоже была им очарована. Правда, он был слишком уединенным – ближайшая деревня находилась в двух милях от него, – но сам коттедж имел такой изысканно старомодный вид и такие современные удобства – горячую воду, электричество и телефон, – что она сразу же поддалась его обаянию. А потом возникло затруднение. Владелец, богатый человек, по какой-то своей прихоти не захотел его сдать. Он желал непременно продать его.

Джеральд Мартин, хоть и имел хороший доход, не мог трогать сам капитал. Он мог собрать, самое большее, тысячу фунтов. Владелец просил три тысячи. Но Аликс, в душу которой запал этот дом, пришла на помощь. Ее собственный капитал легко было реализовать, так как он был в ценных бумагах. Она внесла половину стоимости на покупку дома. Так коттедж «Филомела» стал их собственностью – и Аликс ни на минуту не пожалела об этом выборе. Правда, слугам не нравилось такое сельское одиночество – так что в данный момент у них не было никаких слуг, – но Аликс, стосковавшаяся по семейной жизни, получала большое удовольствие, готовя вкусные обеды и наводя порядок в доме.

За садом, где росли великолепные цветы, ухаживал старик из деревни, который приходил два раза в неделю.

Обогнув угол дома, Аликс с удивлением увидела того самого старого садовника, работающего на клумбах. Она удивилась, так как его рабочие дни – понедельник и пятница, а сегодня была среда.

– Джордж, что вы здесь делаете? – спросила она, подходя к нему.

Старик с легким смешком выпрямился, поднося руку к полям свое потрепанной шляпы.

– Я так и думал, что вы удивитесь, мадам. Но вот в чем дело. В пятницу в поместье сквайра будет праздник, вот я себе и говорю, что ни мистер Мартин, ни его добрая леди не станут возражать, если я один раз приду в среду вместо пятницы.

– Да, все в порядке, – ответила Аликс. – Надеюсь, вы хорошо повеселитесь на празднике.

– Я тоже так думаю, – просто ответил Джордж. – Здорово наесться до отвала и знать, что не ты за это платишь… Сквайр всегда устраивает настоящее чаепитие за столами для своих арендаторов. Потом я еще подумал, мадам, что хорошо бы повидать вас перед тем, как вы уедете, чтобы узнать ваши пожелания насчет бордюров. Полагаю, вы пока не знаете, когда вернетесь обратно, мадам?

– Но я никуда не уезжаю.

Джордж уставился на нее:

– Вы завтра не едете в Лондон?

– Нет. Кто вам внушил эту мысль?

Джордж дернул головой назад и в сторону.

– Встретил вчера в деревне хозяина. Он сказал мне, что вы оба завтра уезжаете в Лондон и он не знает, когда вы вернетесь.

– Чепуха, – рассмеялась Аликс. – Наверное, вы его неправильно поняли.

Все равно она удивилась, что мог такого сказать старику Джеральд, что стало бы причиной этой странной ошибки. Поездка в Лондон? Ей никогда не хотелось возвращаться в Лондон.

– Ненавижу Лондон, – внезапно произнесла она очень резко.

– А! – миролюбиво ответил Джордж. – Верно, я что-то напутал, но все-таки он выразился вполне ясно, как мне показалось. Я рад, что вы теперь здесь поселились. Мне не по душе все эти переезды с места на место, и мне совсем не нравится Лондон. Лично мне ездить туда ни к чему. Слишком много там машин – вот в чем сейчас беда. Стоит только людям заиметь машину, как они уже не могут на месте усидеть. Мистер Эймс, который жил в этом доме, был таким приятным, спокойным джентльменом, пока не купил одну из этих штуковин. И месяца не прошло, как он продал этот дом. И вложил в него уйму денег – краны во всех спальнях, электрическое освещение и тому подобное… «Вы никогда не вернете своих денег», – говорил я ему. А он отвечал: «Но за этот дом я получу две тысячи фунтов, до последнего пенни». И точно, получил.

– Он получил три тысячи, – улыбнулась Аликс.

– Две тысячи, – повторил Джордж. – Тогда много говорили о том, сколько он запросил за дом.

– Он запросил три тысячи, правда, – возразила Аликс.

– Леди никогда не разбираются в цифрах, – не согласился с ней Джордж. – Вы меня не убедите, что мистер Эймс имел наглость посмотреть вам в лицо и громко назвать неслыханную сумму в три тысячи.

– Он не мне ее назвал, – сказала Аликс, – а моему мужу.

Джордж снова склонился над своей клумбой.

– Цена была две тысячи, – упрямо повторил он.

Аликс не стала с ним спорить. Она прошла к одной из дальних клумб и нарвала охапку цветов.

Идя со своим душистым букетом к дому, она заметила маленький темно-зеленый предмет, выглядывающий из листьев на клумбе. Молодая женщина наклонилась, подняла его и узнала карманный ежедневник своего мужа.

Аликс открыла его и стала просматривать записи с некоторой долей насмешки. Почти с самого начала их супружеской жизни она поняла, что порывистый и эмоциональный Джеральд имеет нехарактерную для таких людей склонность к аккуратности и методичности. Он настоятельно требовал соблюдать время трапез и всегда заранее планировал свой день с точностью железнодорожного расписания.

Когда она просматривала ежедневник, ее позабавила запись 14 мая: «Свадьба с Аликс в соборе Святого Петра, в 2.30».

– Большой дурачок, – прошептала Алика, листая страницы.

Внезапно она остановилась.

– «Среда, 18 июня» – о, ведь это сегодня!

На страничке этого дня аккуратным, четким почерком Джеральда было написано: «9 вечера». Больше ничего. «Что он планировал делать в девять вечера?» – удивилась Аликс. Женщина улыбнулась про себя, понимая, что, если бы это происходило в одной из тех книг, которые она так часто раньше читала, этот дневник, несомненно, содержал бы сенсационные разоблачения. Наверняка там нашлось бы имя другой женщины.

Аликс рассеянно пролистала последние страницы. Там были даты, назначенные встречи, загадочные упоминания о деловых сделках, но женское имя было только одно – ее собственное.

И все-таки, когда она сунула ежедневник в карман и пошла с цветами в дом, она чувствовала смутное беспокойство. Слова Дика Уиндифорда звучали у нее в ушах, словно он стоял рядом и твердил их: «Он совершенно чужой для тебя человек. Ты о нем ничего не знаешь».

Это правда. Что она о нем знает? В конце концов, Джеральду сорок лет. За сорок лет в его жизни должны были быть женщины…

Аликс нетерпеливо одернула себя. Она не должна поддаваться таким мыслям. Ей следует обдумать более насущную проблему. Должна ли она рассказать мужу о том, что Дик Уиндифорд звонил ей?

Следует учесть возможность, что Джеральд мог уже встретить его в деревне. Но в этом случае он наверняка скажет ей об этом, когда вернется, и ей не придется принимать решение. В противном случае – что? Аликс явственно ощущала, что ей не хочется ничего ему об этом не говорить.

Если она ему скажет, он наверняка предложит пригласить Дика Уиндифорда к ним в коттедж. Тогда ей придется объяснить, что Дик сам предложил прийти к ним, а она придумала предлог, чтобы ему отказать. А когда он спросит ее, почему она это сделала, что она может сказать? Рассказать ему свой сон? Но он только посмеется или, еще хуже, поймет, что она придает сну слишком большое значение, а это вовсе не так.