А что дело кончится именно так, было ясно для такого опытного жителя лесов, как Амос Грин. Он оставил Эфраима Савэджа храпеть непробудным сном на полу, а сам с трубкою в зубах обходил укрепления, внимательно осматривая каждую мелочь. Частокол был достаточно крепок, в девять футов вышины, и прочно построен из дубовых заостренных бревен, в меру толстых, дабы его не пробили пули. На половине высоты в нем были проделаны длинные узкие бойницы, откуда могли стрелять защитники. Но с другой стороны в ста шагах от частокола росли деревья, могущие служить прикрытием для нападающих, а гарнизон был настолько малочислен, что не мог выставить более двадцати человек на каждую сторону. Амос знал смелость и стремительность ирокезских воинов, слышал об их хитрости и изобретательности — и лицо его затуманилось грустью при мысли о молодой новобрачной, привезенной сюда им и его товарищем, и о женщинах и детях, находившихся в усадьбе.

— Не лучше ли было отослать женщин с детьми вверх по реке? — намекнул он владельцу замка.

— Я очень охотно сделал бы это, месье, и может быть, так и поступлю ночью, если мы будем еще живы и погода будет облачной. Но в настоящую минуту я не в состоянии дать им охраны, а посылать женщин одних невозможно; ведь известно, что на реке ирокезские челноки, а берега кишат их лазутчиками.

— Вы правы, такой поступок равносилен безумию.

— Я назначил сюда, на восточную сторону; вас с товарищами и еще пятнадцать человек. Господин де Катина, желаете командовать отрядом?

— С удовольствием.

— Я возьму на себя южную сторону, так как она, по-видимому, наиболее опасная. Дю Лю может встать на северной, а к реке достаточно и пяти человек.

— Есть у вас провизия и порох?

— Муки и копченых угрей безусловно хватит до конца этой истории. Пусть это плохая еда, но, дружище, во время похода в Голландию мне пришлось испытать, насколько после перепалки даже вода из канавы кажется вкуснее фронтиньякского с синей печатью, того самого, что вы помогли мне распить недавно. Что же касается до пороха, то его у нас вдоволь.

— Не успеем ли мы срубить хоть несколько вон из тех деревьев? — спросил де Катина.

— Бесполезно. За упавшими стволами прятаться еще удобнее.

— Но, по крайней мере, не лишнее было бы убрать хоть те кусты, что вокруг березы между восточной стеной и опушкой леса. Это недурное прикрытие для застрельщиков ирокезов.

— Да, их надо сжечь немедля.

— Нет, погодите, я придумал лучше, — произнес Амос. — Мы можем устроить западню. Где хранится у вас порох, о котором вы только что упоминали?

— Дворецкий Терье раздает его в главном погребе.

— Превосходно.

Амос исчез и скоро вернулся с большим холщовым мешком в руках. Он наполнил его порохом, взвалил на плечи, отнес в кусты и положил у корня березы, причем вырезал заметку в виде полоски коры, как раз над ним. Затем ветками и опавшими листьями он замаскировал мешок так, что последний стал походить на небольшую кочку. Устроив западню, он влез на частокол и спрыгнул вниз.

— Думаю, что теперь мы вполне готовы встретить их, — говорил де ла Ну. — Хотелось бы только мне поместить женщин с детьми в более безопасное место, но если все пойдет удачно, мы сможем отослать их ночью. Не слыхал ли кто-нибудь о дю Лю?

— У Жана слух лучше всех нас, ваша светлость, — сказал старик, стоявший у угловой медной пушки. — Ему послышались выстрелы несколько минут тому назад.

— Ну, значит, он столкнулся с ирокезами. Этьен, возьми-ка человек десять и ступай к сухому дубу, чтобы прикрыть отступление, но ни шага дальше ни в коем случае. У меня и так мало людей. Вы, может быть, хотите спать, де Катина?

— Нет, я все равно не в состоянии заснуть.

— Здесь мы больше ничего уже не можем сделать. Что скажете насчет партии-другой в пикет? Карты помогут нам скоротать время.

Они поднялись в верхнюю залу, куда пришла Адель и села возле мужа; темнолицая Онега разместилась у окна и, не отрываясь, смотрела на лес. Де Катина мало думал о картах; мысли его были заняты нависшею надо всеми опасностью и женщиной, рука которой покоилась на его плече. Напротив, старый вельможа с головой ушел в игру, бранился потихоньку и то хихикал, то усмехался, смотря по тому, шла ли к нему карта или нет. Внезапно среди игры раздались два резких удара снаружи.

— Кто-то стучится! — вскрикнула Адель.

— Это шаги смерти, — произнесла индеанка у окна.

— Да, да, это две пули ударились в стену. Ветер относит звук выстрелов. Карты смешаны. Мне снимать, а вам сдавать. Канот был, кажется, мой.

— Из лесу бегут люди! — закричала Онега.

— Ага! Это становится серьезным, — промолвил бесстрастно вельможа. — Мы можем потом окончить игру. Помните, сдавать вам. Посмотрим, что это значит.

Де Катина уже бросился к окну. Дю Лю, молодой Ахилл де ла Ну и восемь человек прикрытия, нагнув головы, бежали к ограде, ворота которой моментально распахнулись, пропуская разведчиков. Там и сям из-за деревьев вспыхивали облачка синего дыма; один из бежавших, в белых коленкоровых штанах, вдруг странно запрыгал, а на материи одежды показалось красное пятно. Двое других подхватили раненого и все трое стремглав влетели в ворота, сейчас же закрывшиеся за нами. Минуту спустя в углу стены засверкала и загремела медная пушка, и вся лесная поляна заволоклась облаками дыма, а пули застучали в деревянную ограду, словно град в окна.

Глава XXXV. ВЗЯТИЕ ОГРАДЫ

Де Катина, поручив жену заботам хозяйки-индеанки и предупредив ее не подходить к окнам, схватил мушкет и поспешно побежал вниз. По пути какая-то шальная пуля со свистом влетела в одну из маленьких бойниц и впилась кругленьким свинцовым пятном в стену. Де ла Ну был уже внизу и разговаривал у двери с дю Лю.

— Вы говорите, их тысяча?

— Да, мы напали на свежий след большого военного отряда, по крайней мере человек в триста. Все могавки и каюга, есть и онейда. Мы сражались на протяжении пяти миль и потеряли пять человек.

— Надеюсь, мертвыми?

— Надо полагать! Но нас так преследовали, что мы боялись оказаться отрезанными от замка. Жан Манс ранен в ногу.

— Я видел, это случилось на моих глазах.

— Нам следует все заранее приготовить на случай, если возьмут ограду, а отстоять ее надежды мало, так как на одного нашего приходится не менее двадцати краснокожих.

— Все готово.

— Нашими пушками мы помешаем их лодкам подняться вверх, и тогда ночью можно будет услать отсюда женщин.

— Я так и предполагал. Итак, вы возьмете на себя защиту северной стороны. Сейчас же, мой друг, необходимо прислать ко мне для усиления человек десять, а если ирокезы нападут с другого места, то я приду к вам на помощь.

Стрельба шла беспрерывно вдоль всей опушки леса. Нападавшие были опытные стрелки, дрожь в руке или плохое зрение для них были равносильны нищете и голоду. Каждая трещина, каждая щелочка служили мишенью для выстрелов, а шапка, поднятая кем-то на ружье просто так, была моментально сбита. С другой стороны и защитники были испытанные в борьбе с индейцами люди, ловкие и умелые, способные защитить себя и вынудить врага выйти из-под прикрытия. Они стояли по бокам бойниц, смотрели сквозь трещины в ограде и стреляли при первой возможности. Торчавшая из-за пня нога краснокожего показывала, что, по крайней мере, одна пуля попала в цель, но вообще метить было не во что: только искры и клубы дыма вылетали из листвы, да иногда на одно мгновение мелькали неясные очертания фигуры ирокеза, быстро перебегавшего от одного ствола к другому. Семеро из канадцев были уже ранены, но только трое смертельно; остальные четверо мужественно стояли у своих бойниц. Там, где нужна была быстрая стрельба, женщины сидели на земле в одну линию, каждая с блюдечком пуль и мешочком пороха, подавая ружья стрелкам.

Сначала вся атака была направлена на южную сторону, но по мере того как к ирокезам подходили новые подкрепления, линия нападения растягивалась все больше и больше, так что и восточная сторона вся целиком оказалась под выстрелами, которые постепенно стали перемещаться к северу. И вот уже вся усадьба опоясана широким кольцом дыма, за исключением того места, где течет широкая река. У противоположного берега сновали индейские челноки; один из них с десятью вооруженными индейцами попробовал было переплыть реку, но удачно выпущенный снаряд из медной пушки попал в борт лодки и отправил ее на дно, а второй выстрел картечью оставил в живых только четверых из пловцов, высокие чубы которых поднимались над водой словно спинные плавники какой-то необыкновенной рыбы. Вскоре де ла Ну запретил стрелять из пушек, так как широкие амбразуры привлекали внимание врага и в результате половину всех раненых составили канониры.

Старый вельможа расхаживал в своих белых панталонах, с янтарной тростью в руках, позади защитников замка, постукивая тонкими пальцами по табакерке, рассыпая шуточки. Он казался гораздо менее озабоченным, чем во время игры в пикет.

— Ну что вы думаете по этому поводу, дю Лю?

— Дело обстоит очень скверно. Мы слишком быстро теряем людей.

— Разве можно ожидать иного, друг мой? Когда на такое маленькое местечко направлена тысяча мушкетов, кому-нибудь надо же пострадать. Ах, бедняга, и ты уже готов.

Стоявший рядом с ним человек внезапно упал и лежал теперь неподвижно, уткнувшись лицом в блюдо с саго, принесенное женщинами из дома. Дю Лю взглянул на убитого и огляделся вокруг.

— Он не на линии бойниц! — воскликнул он. — Откуда же взялась эта пуля? Ах, клянусь св. Анной, взгляните-ка туда. — И дю Лю указал вверх на облачко дыма, окружавшее верхушку высокого дуба.

— Негодяй целит в нас сверху. Но вряд ли на такой высоте ствол достаточно толст, чтобы защитить его. Ну, бедняге не понадобится больше мушкет, хотя, я вижу, он метит снова.

Де ла Ну положил трость, отвернул манжеты, поднял ружье убитого и выстрелил в притаившегося воина. С дерева слетели два листочка, на одно мгновение появилось красное ухмыляющееся лицо и раздался насмешливый крик. Тогда с быстротой молнии дю Лю вскинул мушкет к плечу и дернул собачку. Индеец сделал страшный прыжок в густую листву. Затем соскользнул вниз и с шумом, напоминавшим падение большого камня в колодец, грохнулся на громадный сук, повиснув на нем, словно красная тряпка. При виде этого крик восторга раздался со стороны канадцев, но был заглушен яростным воплем дикарей.