Я не оправдываюсь, но прошу вас, сэр, запомните все, что я вам говорю, и подумайте сами, может ли простой человек не поддаться такому искушению. Думаю, таких найдется совсем немного. В ту ночь я лежал на кровати в своей комнате и думал о том, как плохо мне живется, работы у меня нет, видов на будущее никаких, в кармане – последний шиллинг. Я хотел жить честно, но честные люди повернулись ко мне спиной. Они наказывают за кражу, но сами же к ней подталкивают. Я плыл по течению и не мог выбраться на берег. А тут такой шанс. Огромный дом с кучей окон, золотые медали, которые легко можно переплавить. Это все равно что положить перед умирающим от голода буханку хлеба и думать, что он к ней не притронется. Какое-то время я пытался направить свои мысли на что-нибудь другое, но безрезультатно. В конце концов я сел на край кровати и решил, что этой ночью я либо стану богатым человеком и смогу навсегда забыть о воровстве, либо на руках моих снова защелкнутся железные браслеты. Я оделся и, оставив на столе последний шиллинг (трактирщик был добр ко мне, и я не хотел его обижать), вылез через окно в сад.

Этот сад окружала высокая стена, и мне пришлось повозиться, чтобы перебраться через нее, но, оказавшись с другой стороны, я мог идти, куда хотел. На дороге не встретилось ни души, и железная калитка в парк оказалась открыта. В сторожке привратника все было тихо. Ночь стояла светлая, и между деревьями прекрасно просматривалось большое светлое здание. Я постоял, посмотрел на серый фасад и ряд окон, в которых отражалась полная луна, потом походил вокруг, высматривая, как удобнее забраться внутрь. Мне показалось, что большое угловое окно хуже всего просматривалось со стороны, и к тому же оно было затянуто плющом. Лучшего хода не придумаешь. Прячась за деревьями, я обошел дом, потом, оставаясь в тени, начал подкрадываться к окну. Тут собака во дворе залаяла и загремела цепью, пришлось немного подождать, пока она успокоится. Потом я осторожно двинулся дальше и подошел к нужному окну.

Просто диву даешься, какие беспечные люди живут в деревнях вдали от города. Мысль о грабителях им, похоже, вообще в голову не приходит. Как бедный человек может устоять, если случайно кладет руку на дверь, а она сама перед ним распахивается? Ну, в том случае, такого, конечно, не было, но окно это закрывалось обычной защелкой, которую я откинул лезвием ножа. Я как можно скорее поднял раму окна, потом вставил нож между внутренними двустворчатыми ставнями, отбросил щеколду и раздвинул их. Забравшись внутрь, я снова их прикрыл и тут услышал голос:

– Добрый вечер, сэр! Рада вас приветствовать!

Мне в жизни приходилось от неожиданности вздрагивать, но так, как в тот раз, меня еще не дергало. Рядом со мной, я буквально мог дотянуться до нее, стояла женщина с маленькой восковой свечкой в руке. Она была высокая, худая и стройная с прекрасным лицом, бледным, как мрамор, но волосы и глаза ее были черными, как ночь. На ней была какая-то длинная до пола ночная рубашка, и, увидев такое лицо и такую одежду, я, честно говоря, подумал, уже не призрак ли стоит передо мной. Колени у меня затряслись, и я схватился одной рукой за ставни, чтобы чего доброго не свалиться от страха. Если бы у меня были силы, я бы повернулся и дал деру, но я мог только стоять и смотреть на нее.

Но скоро она привела меня в чувство.

– Не бойтесь, – сказала она, и было странно слышать такие слова от хозяйки дома, которая встретила у себя грабителя. – Я из окна спальни увидела вас, когда вы прятались за деревьями, и спустилась вниз. Тут я услышала, что вы ходите у окон. Я бы сама вас впустила, если бы вы немного подождали, но вы сами со всем управились быстрее, чем я подошла.

У меня в руке все еще был длинный складной нож, которым я открывал ставни, к тому же я был небритый и весь грязный после десяти дней в дороге. Когда утром я выходил на улицу, мало кто отваживался подходить ко мне, но эта женщина смотрела на меня так ласково, словно я был любовником, который явился к ней на свидание. Она взяла меня за руку и потянула в комнату.

– Что все это значит, мадам? Не советую со мной в игры играть, – произнес я самым грубым голосом, а я, уж поверьте, когда захочу, могу грубо говорить. – Смотрите, как бы вам самой от этих игр не стало хуже, – добавил я и показал нож.

– Я не собираюсь играть в игры, – сказала она. – Наоборот, я ваш друг и хочу помочь вам.

– Извините, мадам, но мне в это что-то не верится, – усомнился тогда я. – Зачем бы это вам помогать мне?

– У меня есть свои причины, – ответила она, а потом, словно побледнев еще сильнее, сверкнула черными глазами и зашептала: – Потому что я ненавижу его, ненавижу, ненавижу! Теперь понимаете?

Тут я вспомнил, что рассказывал мне трактирщик, и действительно все понял. Я посмотрел на лицо ее светлости и понял, что могу ей доверять. Она хотела отомстить своему мужу. Хотела ударить его по самому больному месту, по кошельку. Она до того ненавидела его, что готова была раскрыть душу даже перед таким человеком, как я, если это могло помочь ей добиться своего. Я тоже кое-кого ненавидел в своей жизни, но, только увидев лицо этой женщины, освещенное свечкой, я впервые понял, что такое настоящая ненависть.

– Теперь вы мне верите? – спросила она и снова положила свою ладонь мне на руку.

– Да, ваша светлость.

– Так вы знаете, кто я?

– Да уж, догадался.

– О моих несчастьях знает вся округа. Но это не имеет значения. Во всем мире его интересует только одна вещь, и вы сегодня ночью унесете ее с собой. У вас есть сумка или мешок?

– Нет, ваша светлость.

– Закройте плотнее ставни, чтобы никто не увидел свет. Вам ничего не угрожает. Слуги спят в другом крыле. Я покажу вам, где спрятано самое ценное. Все вы не унесете, поэтому придется выбрать самое дорогое.

Комната, в которой я оказался, была большой, но невысокой. Весь пол покрывали разные ковры и шкуры. Там было много шкафов, а на стенах висели всевозможные копья, мечи, весла и другие предметы, которые обычно в музеях показывают, а также какие-то странные одежды, привезенные из диких стран. Леди выбрала среди них большую кожаную сумку.

– Этот спальный мешок подойдет, – сказала она. – Теперь идите за мной, я покажу вам, где лежат медали.

Я тогда подумал, уж не сплю ли я? Эта высокая бледная женщина – хозяйка дома, и она сама помогает мне его грабить. Я чуть не рассмеялся во весь голос, да только когда посмотрел я на это бескровное лицо, смеяться мне тут же перехотелось. Она плыла передо мной, словно призрак, со свечой в руке, а я шел за ней следом с кожаным мешком, пока мы не дошли до двери в дальнем конце этого музея. Дверь оказалась запертой, но в замке торчал ключ, и хозяйка впустила меня в следующую комнату.

Это помещение было намного меньше, стены его украшали гобелены с картинами, изображавшими охоту на оленя, и, вы не поверите, в тусклом свете свечки мне показалось, что по стенам вокруг меня несутся собаки и лошади. Кроме этого, в комнате вдоль одной стены стояли только ореховые ящики, все в медных узорах, со стеклянными крышками. Под этими стеклами я увидел длинные ряды золотых медалей, среди которых были и огромные, величиной с тарелку и толщиной в дюйм. Все они лежали на красном бархате, переливались и поблескивали на свету. Руки мои так и потянулись к ним, я вставил лезвие ножа под крышку одного из ящиков, чтобы открыть его.

– Подождите! – сказала тут она и остановила мою руку. – Есть кое-что получше.

– Да мне и этого вполне хватит, мадам, – сказал я. – И спасибо вам большое за помощь.

– Есть кое-что получше, – повторила она. – Золотые соверены вас больше устроят?

– О, это было бы лучше всего! – обрадовался я.

– Что ж, – сказала она. – Он спит в комнате прямо над нами. Пройти нужно только одну короткую лестницу. У него под кроватью стоит сундук, в котором золотых монет столько, что хватит набить этот мешок доверху.

– И как же мне до сундука этого добраться, не разбудив его?

– Какая разница, проснется он или нет? – сказала она, глядя мне прямо в глаза. – Вы можете сделать так, что он не станет звать на помощь.

– Нет-нет, мадам, я таким не занимаюсь.

– Как хотите, – сказала она. – Я, увидев вас, решила, что вы сильный и мужественный человек, да, видно, ошиблась. Если вы боитесь немощного старика, конечно, вам не достать золото из-под его кровати. Не мне вам указывать, но, похоже, вам лучше было бы заняться каким-то другим делом.

– Я не возьму на свою совесть убийство.

– Вы справитесь с ним и так, не причинив ему вреда. Я не говорю об убийстве. Деньги лежат под кроватью. Но, если вы боитесь, то, конечно, лучше и не пробовать.

Она меня так распалила, частью издевкой своей, частью этими деньгами, про которые все время говорила, что я бы, наверное, поддался на уговоры и пошел наверх, если бы не увидел, какими глазами она наблюдает за мной, за той борьбой, которая во мне происходила. Глаза у нее были такие злые, хитрые, что я понял: она хочет просто использовать меня, моими руками отомстить своему мужу, и она сделает так, чтобы я или что-то сделал с ним, или оказался в его власти. Тут она почувствовала, что выдала себя, и сразу же на ее лице появилась добрая, приветливая улыбочка, да только было слишком поздно, потому что мне все уже стало понятно.

– Я наверх не пойду, – твердо сказал я. – Мне хватит и того, что лежит здесь.

Она посмотрела на меня, и на лице ее ясно, как на листе бумаги, написано было презрение.

– Очень хорошо. Берите медали. Предлагаю вам начать вот с этого краю. Думаю, после переплавки они все будут иметь одинаковую цену, но эти – самые редкие, поэтому и самые дорогие для него. Замки взламывать необязательно. Достаточно нажать на эту медную шишечку, там потайная пружина. Видите? Берите сначала вот эту маленькую, он бережет ее как зеницу ока.

Она открыла один из ящиков, и прекрасные золотые медали предстали перед моими глазами во всей красе. Я протянул руку к той, на которую она указывала, но тут лицо ее переменилось, она поднесла палец к губам.