Агата Кристи - Икс или игрек?

Томми уехал в Абердин через три дня. Таппенс проводила его до поезда. Глаза ее блестели, и пару раз она сморгнула слезу, но держалась молодцом.

Только когда поезд отошел от перрона и Томми увидел бредущую по платформе маленькую одинокую фигурку, он ощутил комок в горле. Война или нет, но ему казалось, что он бросает Таппенс…

Он с трудом взял себя в руки. Приказ есть приказ.

Приехав в Шотландию, Бересфорд на другой день сел на поезд до Манчестера. На третий день поезд высадил его в Лихэмптоне. Там он отправился в главный отель и на другой день совершил тур по различным частным пансионатам и гостиницам, осматривая комнаты и расспрашивая об условиях сдачи жилья на долгий срок.

«Сан-Суси» представлял собой викторианский особняк из темно-красного кирпича. Он стоял на склоне холма, и из окон верхнего этажа открывался хороший вид на море. В холле стоял легкий запах пыли и кухни, ковер был потертым, но по сравнению с некоторыми другими гостиницами, которые посетил Томми, смотрелся очень даже прилично. Бересфорд поговорил с хозяйкой, миссис Перенья, в ее кабинете – маленькой неряшливой комнате с большим столом, беспорядочно заваленным бумагами.

Сама миссис Перенья выглядела довольно неопрятно. Это была женщина средних лет с большой копной бешено вьющихся черных волос, неряшливым макияжем и решительной улыбкой, обнажавшей очень белые зубы.

Томми что-то пробормотал о своей старшей кузине, мисс Медоуз, которая останавливалась в «Сан-Суси» пару лет назад. Миссис Перенья очень хорошо помнила мисс Медоуз – такая милая пожилая леди, как минимум старушкой ее не назовешь, очень активная и с чувством юмора.

Томми осторожно согласился. Он знал, что настоящая мисс Медоуз существует – в департаменте тщательно относились к таким деталям.

И как поживает дорогая мисс Медоуз? Томми печально сообщил, что она покинула этот мир, и миссис Перенья сочувственно поцокала и издала все полагающиеся случаю звуки, сделав печальное лицо.

Вскоре она снова без умолку говорила. Она уверена, что у нее есть комната, которая подойдет мистеру Медоузу. Очаровательный вид на море. Она полагает, что мистер Медоуз очень правильно уехал из Лондона. Она понимает, что сейчас там очень тоскливо, и, конечно, после такой эпидемии гриппа…

Все еще не умолкая, миссис Перенья повела Томми вверх по лестнице, показала ему несколько комнат и назвала стоимость за неделю. Томми изобразил ужас. Миссис Перенья объяснила, что цены просто невероятно взлетели. Томми сказал, что его доходы, к несчастью, упали, а еще налоги и все прочее…

Миссис Перенья застонала и произнесла:

– Эта ужасная война…

Томми согласился и сказал, что, по его мнению, этого типа, Гитлера, повесить мало. Он сумасшедший, вот он кто, сумасшедший!

Миссис Перенья согласилась и сказала, что с продовольствием трудно, и что мясники с трудом достают мясо, а потроха и субпродукты практически исчезли, и что из-за этого очень тяжело вести хозяйство, но поскольку мистер Медоуз родственник мисс Медоуз, то она будет брать с него на полгинеи меньше.

Томми протрубил отступление, пообещав подумать, и миссис Перенья преследовала его до ворот, тараторя еще сильнее, чем прежде, и выказывая такую игривость, что Томми даже испугался. Да, она была по-своему красивой женщиной. Ему стало интересно, какова ее национальность. Конечно же, не чистокровная англичанка. Фамилия ее была испанской или португальской, но это была фамилия мужа, а не ее собственная. Возможно, подумал он, она ирландка, но у нее не было резкого ирландского акцента. Но живость и энтузиазм были вполне себе ирландскими.

В конце концов они договорились, что мистер Медоуз въедет на следующий день.

Томми назначил свой приезд на шесть часов. Миссис Перенья вышла ему навстречу, дала несколько указаний по поводу его багажа служанке с дебильным лицом, которая пялилась на Томми, разинув рот, а потом проводила его в комнату, которую она называла салоном.

– Я всегда представляю моих гостей друг другу, – сказала миссис Перенья, лучезарно улыбаясь в ответ на подозрительные взгляды пяти постояльцев. – Это наш новый гость, мистер Медоуз. Миссис О’Рурк. – Чудовищная женщина-гора с глазками-пуговками и усиками одарила его лучезарной улыбкой.

– Майор Блетчли. – Майор смерил Томми оценивающим взглядом и механически кивнул.

– Мистер фон Дейним.

Молодой человек, очень скованный, светловолосый и синеглазый, встал и поклонился.

– Мисс Минтон. – Пожилая женщина, вся в бусах, вязавшая что-то цвета хаки, улыбнулась и хихикнула.

– И миссис Бленкенсоп. – Еще одна вязальщица. Женщина подняла лохматую темноволосую голову, отрываясь от задумчивого созерцания шапочки-шлема.

У Томми перехватило дыхание, комната пошла кругом…

Миссис Бленкенсоп! Таппенс! Это было невозможно, невероятно – но в салоне «Сан-Суси» сидела и вязала Таппенс.

Он встретился с нею взглядом. Глаза ее были вежливыми, чужими и отстраненными.

Томми не мог не восхищаться ею.

Таппенс!

Томми не помнил, как пережил этот вечер. Но он не позволял себе слишком часто смотреть в сторону миссис Бленкенсоп. К обеду пришли еще три постояльца «Сан-Суси» – супружеская чета средних лет, мистер и миссис Кайли, и молодая мать, миссис Спрот, которая приехала со своей маленькой дочкой из Лондона и явно тяготилась вынужденным проживанием в Лихэмптоне. Ее усадили рядом с Томми; она периодически сверлила его взглядом глаз бледно-крыжовенного цвета и, слегка пригнусавливая, спрашивала:

– Как вы думаете, теперь там стало безопасно? Ведь все возвращаются туда, не правда ли?

Прежде чем Томми успевал отвечать на эти бесхитростные вопросы, встревала его соседка с другой стороны, дама в бусах:

– Я считаю, что нельзя рисковать ребенком, вашей маленькой миленькой Бетти. Вы никогда не сможете себе простить, если что-то случится, а вы же знаете, что этот самый Гитлер заявил, что скоро он объявит Англии блицкриг, и я уверена, что он применит какой-то новый газ.

Майор Блетчли резко перебил ее:

– Сколько же ерунды болтают про этот самый газ! Эти ребята не будут тратить время на возню с газом. Бризантные заряды и зажигательные бомбы, как в Испании.

Весь стол ввязался в жаркий спор. Таппенс пропищала пронзительным и слегка дурацким голосом:

– Мой сын Дуглас говорит…

«Однако – Дуглас! – подумал Томми. – Интересно, почему Дуглас-то?»

После обеда – претенциозной трапезы из нескольких скудных блюд, одинаково безвкусных – все перешли в салон. Вязание возобновилось, и Томми пришлось выслушать длинный и чрезвычайно скучный рассказ майора Блетчли о пребывании на северо-западной границе Пакистана.

Белокурый молодой человек с ярко-голубыми глазами вышел, отдав короткий поклон на пороге комнаты.

Майор Блетчли прервал свой рассказ и легонько ткнул Томми в ребра.

– Этот парень, который сейчас вышел, – он беженец. Сбежал из Германии за месяц до войны.

– Он немец?

– Да. Немецкий еврей. У его отца возникли проблемы из-за критики нацистского режима. Два его брата сидят там в концентрационных лагерях. Так что парень вовремя сделал ноги.

В этот момент в Томми вцепился мистер Кайли, который начал бесконечный рассказ о своем здоровье. Повесть была настолько захватывающей, что Томми удалось избавиться от него лишь незадолго до сна.

На следующее утро Бересфорд встал рано, спустился к выходу и быстро зашагал к пирсу. Он уже возвращался по лужайке, когда заметил знакомую фигурку, возвращавшуюся с другой стороны. Томми приподнял шляпу.

– Доброе утро, – любезно начал он. – Э… миссис Бленкенсоп, я полагаю?

Рядом в пределах слышимости никого не было.

– Для тебя доктор Ливингстон[4], – ответила Таппенс.

– Как ты сюда попала, Таппенс? – прошептал Томми. – Это же чудо – просто чудо!

– Никакое это не чудо. Просто включила мозги.

– Свои, полагаю?

– Ты верно полагаешь. Ты и твой чванливый мистер Грант. Надеюсь, это преподаст ему урок.

– Наверняка, – сказал Томми. – Ну же, Таппенс, рассказывай, как тебе это удалось, я просто сгораю от любопытства.

– Очень просто. Как только Грант упомянул о нашем мистере Картере, я поняла, о чем речь. Я догадалась, что это будет не какая-то жалкая канцелярская работа. Но по его поведению я поняла, что меня к ней не допустят. И я решила обыграть его. Я пошла за шерри, а по дороге сбегала вниз к Браунам и позвонила от них Морин. Велела ей перезвонить мне и проинструктировала, что сказать. Она послушно подыграла мне – отличный визгливый голос; вы слышали все, что она говорила, через всю комнату. Я сыграла свою роль, изобразила досаду, сочувствие, тревогу и, как верная подруга, бросилась на помощь с откровенной досадой на лице. Я хлопнула входной дверью, но на самом деле тихонько притаилась внутри, проскользнула в ванную и открыла дверь между помещениями, заставленную комодом.

– И ты все слышала?

– Все, – самодовольно ответила Таппенс.

– И ничего мне не сказала! – укорил ее Томми.

– Конечно. Я хотела преподать тебе урок. Тебе и мистеру Гранту.

– Он не совсем мистер Грант, и мне придется сказать ему, что ты преподала ему урок.

– Мистер Картер не обошелся бы со мною так низко, – сказала Таппенс. – Не думаю, чтобы разведка сегодня была такой, как в наше время.

– Теперь, когда мы снова в строю, она вернет себе прежний блеск, – сурово заметил Томми. – Но почему ты взяла фамилию Бленкенсоп?

– А почему нет?