– Еще бы не помнить, – весь просветлев, ответил Томми.

– Но почему же теперь иначе, Томми?

Томми подумал, нахмурив веснушчатый лоб. И серьезно ответил:

– Я думаю, все дело в возрасте.

– Ты что же, считаешь, что мы стары для такой работы? – взвилась Таппенс.

– Нет. Конечно, нет. Просто теперь она уже не так нас веселит. И во всем то же самое. Это наша с тобой вторая война. Мы ее воспринимаем совсем по-другому.

– Верно. Мы сознаем, какая это страшная и бессмысленная вещь – война. Сколько она несет бед и страданий. А по молодости лет мы ничего этого не понимали.

– Вот именно. В ту войну я, случалось, отчаянно боялся, случалось, оказывался на волосок от смерти и прошел раза два сквозь ад – но бывал так же весел и счастлив.

– Наверно, все это испытывает теперь Дерек, – вздохнула Таппенс.

– Не будем думать об этом, старушка.

– Ты прав. – Таппенс сурово сжала зубы. – Нам поручено важное дело. И мы обязаны его выполнить. Так что давай не отвлекаться. Итак, нашли ли мы то, что искали, в миссис Перенье?

– Скажем так, есть ряд признаков, что это она. Больше ведь никто не привлек твое внимание?

Таппенс еще раз подумала.

– Больше никто. Поначалу, когда я только приехала, я, естественно, первым делом всех оценила и прикинула, так сказать, потенциальные возможности каждого. Некоторые, как показалось мне, сразу исключаются.

– Например?

– Ну, например, мисс Минтон, эта типичная английская старая дева, или миссис Спрот со своей малюткой Бетти, или скудоумная миссис Кейли.

– Да, но скудоумной можно прикинуться.

– Безусловно. А вот в роли суетливой старой девы или любящей молодой мамаши слишком легко переиграть и оказаться неубедительной. А эти две особы совершенно естественны. К тому же у миссис Спрот ребенок.

– Мне кажется, даже у тайных агентов могут быть дети, – сказал Томми.

– Но не на руках, – горячо возразила Таппенс. – На такое дело ребенка с собой не возьмешь. В этом я совершенно уверена, Томми. Потому что знаю по собственному опыту. Детей постараешься держать как можно дальше от всего этого.

– Беру свои слова обратно, – согласился Томми. – Миссис Спрот и мисс Минтон я тебе уступаю. Но насчет миссис Кейли не уверен.

– Пожалуй. Она остается в списке. Потому что она бесспорно переигрывает. Таких идиоток, какой представляется она, нечасто встретишь.

– Я замечал, что жизнь преданной жены ослабляет интеллект, – вкрадчиво заметил Томми.

– По кому же это ты судишь, мой милый? – поинтересовалась Таппенс.

– Не по тебе, дорогая. Твоя преданность мужу никогда не достигала таких высот.

– А ты для мужчины на редкость спокойно относишься к своим болезням.

Томми вернулся к смотру кандидатур.

– Кейли, – задумчиво произнес он. – Пожалуй, в Кейли есть что-то подозрительное.

– Да. Согласна. И потом еще миссис О'Рурк.

– Как она тебе кажется?

– Сама не знаю. У меня от нее мороз по коже. Как будто в ней есть что-то людоедское. Если я понятно выражаюсь.

– Не очень понятно. Но я, кажется, понимаю. Может быть, это в ней просто жадность на людей. Очень уж ее интересуют люди.

– У нее приметливый глаз, – сказала Таппенс, припомнив случай с вязанием.

– И наконец, Блетчли, – заключил Томми.

– Блетчли – это твой объект. Я с ним и двух слов не сказала.

– Я считаю, что он обыкновенный отставной офицер старой закалки. Так мне кажется.

– То-то и оно, – отозвалась Таппенс скорее на интонацию, чем на слова. – Самое плохое в нашем деле – это что каждого обыкновенного человека начинаешь выворачивать так, чтобы он соответствовал твоим самым мрачным предположениям.

– Я устроил Блетчли несколько испытаний.

– В каком роде? Я и сама кое-что задумала.

– Просто расставил обыкновенные небольшие ловушечки по части дат и мест – в таком роде.

– Нельзя ли снизойти от общего к частностям?

– Ну, скажем, мы разговаривали про утиную охоту. Он упомянул Файюм[35], какая там была отличная охота в таком-то году и в таком-то месяце. Через какое-то время я совсем в другой связи упоминаю Египет: мумии, Тутанхамон[36], и все такое прочее, случалось ему это видеть? Когда он там был? И сопоставляю ответы. Или пароходная линия «П. и О.»[37]. Я называю два-три судна, говорю, что вот такой-то пароход особенно хорош. Он говорит, что плавал на нем тогда-то в такой-то порт, я потом проверяю. Такие вот мелочи, ничего серьезного, чтобы не насторожить, – просто проверка на точность.

– И до сих пор он ни на чем не споткнулся?

– Ни на чем. А это очень надежный тест, можешь мне поверить, Таппенс.

– Но ведь если он – Икс, он бы вызубрил свою легенду[38], хоть среди ночи разбуди.

– Конечно. В общем и целом. А вот не попасться на второстепенных подробностях – это уже потруднее. Или случается наоборот, кто-то помнит слишком многое, чего просто так человек в голове бы не держал. Обычный человек затруднится сразу ответить, в двадцать шестом году он ездил куда-то на сафари[39] или в двадцать седьмом. Он задумается, начнет прикидывать, вспоминать.

– Но ты до сих пор Блетчли ни на чем не поймал?

– До сих пор он давал самые нормальные ответы.

– И результат отрицательный?

– Именно.

– Ну так вот, теперь я тебе расскажу, что я задумала.

И Таппенс поделилась с ним своим замыслом.

3

На обратном пути в «Сан-Суси» миссис Бленкенсоп заглянула на почту, купила марки, а потом зашла в телефонную будку. Набрала некий номер и попросила к телефону «мистера Фарадея». Это был условленный способ связи с мистером Грантом. Вышла она из телефонной будки улыбаясь и неспешно пошла дальше, да еще остановилась по дороге прикупить шерстяной пряжи для вязания.

Погода весь день была хорошая, с моря дул приятный ветерок. Таппенс постаралась умерить свою природную прыть и брела праздной, медленной походкой, какой, по ее представлениям, должна была ходить миссис Бленкенсоп. Миссис Бленкенсоп ведь совершенно нечего делать, разве что вязать (плоховато) да писать письма своим мальчикам. Она постоянно писала сыновьям письма и часто оставляла их недописанными на всяких видных местах.

Таппенс медленно поднималась по крутой улице в гору к пансиону «Сан-Суси». Поскольку улица кончалась у следующего за пансионом дома, то есть у «Привала контрабандистов», принадлежавшего капитан-лейтенанту Хейдоку, движения на ней почти не было – всего-то проедет с утра несколько фургонов с продуктами, и все. Таппенс брела не спеша, забавляясь попутно тем, что прочитывала прихотливые названия домов, мимо которых проходила. «Белла Виста»[40] (не совсем верно названо: так как моря отсюда почти не видно, а весь обзор заслоняет массивный дом постройки конца прошлого века тоже с довольно претенциозным именем: «Эденхольм»). Следующий дом – «Карачи»[41]. За ним – «Шерли Тауэр». Затем – «Вид на море» (на этот раз в соответствии с истиной), «Замок Клэр» (преувеличение: на самом деле домик довольно скромных размеров), «Трелони» – еще один пансион, конкурент «Сан-Суси», и, наконец, большое кирпичное здание пансиона миссис Переньи.

Подходя, Таппенс обратила внимание на женщину, стоящую у ворот и заглядывающую в сад. Вид ее и напряженная поза выдавали настороженность, тревогу.

Таппенс почти непроизвольно стала ступать на цыпочки, смягчая звук своих шагов. Женщина ее не заметила. Только когда Таппенс уже почти поравнялась с нею, та вздрогнула и обернулась.

Женщина была рослая и бедно, чуть ли не нищенски одетая. Лицо ее показалось Таппенс примечательным. Немолодое, – ей было, по-видимому, под сорок, – широкоскулое, в обрамлении белокурых волос, оно резко контрастировало с ее жалким одеянием. Несомненно, она когда-то была, да и теперь оставалась замечательно красива. На миг у Таппенс возникло ощущение, будто она эти черты уже где-то видела. Ощущение мелькнуло и пропало. Лицо из таких, какие увидишь – не скоро забудешь, подумалось ей.

Женщина явно перепугалась, во взгляде ее выразилась тревога (просто от неожиданности?).

– Простите, вы кого-то ищете? – спросила Таппенс.

Та ответила с иностранным акцентом, медленно и старательно произнося как будто заранее выученные слова:

– Этот дом – пансион «Сан-Суси»?

– Да. Я здесь живу. Позвать вам кого-нибудь?

Женщина замялась на одно кратчайшее мгновение, а потом спросила:

– Может быть, вы скажете мне, не живет ли здесь мистер Розенштейн?

– Розенштейн? – Таппенс покачала головой. – Боюсь, что нет. Возможно, жил, но уехал. Я могу сходить справиться, если хотите.

Но женщина сделала торопливый отрицательный жест.

– Нет, нет. Я делаю ошибку. Прошу извинения.

И, отвернувшись от Таппенс, она быстро зашагала по улице обратно под гору.

Таппенс постояла, глядя ей вслед. Чем-то эта встреча показалась ей подозрительной. Между словами и обликом неизвестной было какое-то противоречие. И «Розенштейн» скорее всего был выдуман ею, женщина просто назвала первую пришедшую в голову фамилию.

Таппенс минуту поколебалась и тоже пустилась под гору следом за странной женщиной, побуждаемая тем, что называется «шестым чувством». Но через несколько шагов остановилась. Идти сейчас за ней означает привлечь к себе внимание. Возвращалась в пансион и вдруг, поговорив с какой-то женщиной, развернулась и пошла обратно? Это может вызвать подозрение, что миссис Бленкенсоп на самом деле не совсем то, чем кажется на первый взгляд, – если эта женщина действительно имеет отношение к вражеской организации.

Нет, миссис Бленкенсоп должна оставаться собой.

Таппенс пошла обратно. В холле «Сан-Суси» она на минуту задержалась. Здесь стояла тишина, как всегда в послеобеденное время. Маленькая Бетти спала, взрослые либо отдыхали, либо разбрелись кто куда.

Внезапно, когда Таппенс все еще стояла посреди холла, обдумывая странную встречу, до нее донесся слабый звук. Он был ей хорошо знаком: это тихо звякнул телефон. Телефонный аппарат в «Сан-Суси» находился тут же в холле, и звяканье означало, что где-то еще сняли или повесили вторую трубку. Другой аппарат в «Сан-Суси» имелся только в комнате миссис Переньи.