Агата Кристи - Хлеб великанов

Мужчины – странные существа, думала Нелл. Они ничего не понимают. Ей не хотелось быть одной из тех женщин, основная забота которых – сохранить привлекательность для любимого человека. Как быстро люди перестают понимать друг друга, когда занимаются каждый лишь своими делами! Она не может делить с Верноном его жизнь, а он не в состоянии понять ее заботы.

Первая боль расставания, когда Нелл не сомневалась, что Вернона убьют, уже миновала. Прошло пять месяцев, а его даже не ранили. Значит, все будет в порядке.

Через пять месяцев после отъезда Вернон телеграфировал, что получил отпуск. Сердце Нелл от возбуждения едва не перестало биться. Она побежала к сестре-хозяйке и договорилась об освобождении от работы на этот период.

Нелл поехала в Лондон, чувствуя себя неуютно в обычной одежде, а не в больничной униформе. Неужели она увидит Вернона?

Это произошло! Поезд с отпускниками прибыл и высадил пассажиров. Нелл увидела Вернона и бросилась к нему. Оба не могли произнести ни слова. Он до боли стиснул ее руку, а она осознала, какой испытывала за него страх…

Пять дней пролетели как один миг. Это походило на странное безумное сновидение. Они обожали друг друга, но в некоторых отношениях, казалось, стали чужими. Когда Нелл начинала говорить о возвращении во Францию, на фронт, Вернон бесцеремонно прерывал ее, заявляя, что все в порядке, и отказываясь принимать ее страхи всерьез.

– Ради бога, Нелл, не будь сентиментальной. Ужасно возвращаться домой и видеть вокруг унылые лица. И не болтай чушь о наших храбрых солдатах, жертвующих своими жизнями. Меня от этого тошнит. Давай лучше купим билеты на еще одно шоу.

Такое равнодушие тревожило Нелл. Разве можно относиться ко всему так легкомысленно? Когда Вернон спрашивал Нелл о ее занятиях, она могла только рассказывать больничные новости. Это ему не нравилось, и он снова умолял ее уйти оттуда.

– Мне ненавистна даже мысль о том, что ты выполняешь такую грязную работу!

Нелл чувствовала обиду, но упрекала себя в том, что не может его убедить. А главное – они снова вместе! Больше ничего не имеет значения.

Вернон и Нелл великолепно проводили время: днем ходили по магазинам, а вечером – на шоу или танцы. Они побывали в салоне парижских мод и смотрели, как юные грациозные принцессы проплывают мимо в облаках шифона. Вернон выбрал самое дорогое платье. Они чувствовали себя легкомысленно-порочными, но невероятно счастливыми, когда Нелл надела вечером обновку.

Потом Нелл сказала Вернону, что ему следует съездить к матери, и он яростно взбунтовался:

– Не хочу, дорогая! Не желаю терять ни минуты нашего драгоценного времени.

Нелл продолжала настаивать, говоря, что Майра расстроится и обидится, если не увидит сына.

В итоге Вернон нанес краткий визит в Бирмингем. Мать хлопотала над ним, обильно поливала его «слезами радости и гордости» и повела к Бейтам. Он вернулся преисполненный сознанием собственной добродетели.

– Какая ты жестокая, Нелл! Мы потеряли целый день! Господи, меня чуть не утопили в слезах!

Ему сразу же стало стыдно своих слов. Почему он не может больше любить свою мать? Почему она всегда его так раздражает?

Вернон обнял Нелл.

– Я не то хотел сказать. Хорошо, что ты заставила меня поехать. Ты такая добрая, Нелл, – никогда не думаешь о себе. Как чудесно снова быть с тобой!

Она снова надела французское платье, и они отправились обедать, чувствуя себя образцовыми детьми, заслужившими награду.

Обед уже подходил к концу, когда Нелл увидела, что лицо Вернона внезапно стало напряженным и обеспокоенным.

– Что случилось?

– Ничего, – быстро ответил он.

Но она обернулась и увидела Джейн, сидевшую за маленьким столиком у стены.

На какое-то мгновение в груди у Нелл похолодело. Потом она беспечно сказала:

– Да ведь это Джейн! Пойдем поговорим с ней.

– Не хочу! – Нелл слегка удивила горячность его голоса. Он заметил это и быстро добавил: – Наверно, я глуп, но сейчас мне не нужен никто, кроме тебя. Ты уже закончила? Тогда пошли. Не хочу опаздывать на спектакль.

Они оплатили счет и ушли. Джейн кивнула им, и Нелл помахала ей рукой. В театр они прибыли за несколько минут до начала пьесы.

Позже, когда Нелл снимала платье, Вернон неожиданно спросил:

– Как ты думаешь, я когда-нибудь смогу опять сочинять музыку?

– Конечно. Почему нет?

– Не знаю. Просто мне вряд ли захочется снова это делать.

Нелл удивленно посмотрела на него. Вернон сидел на стуле, задумчиво глядя перед собой.

– Я думала, музыка – единственное, что тебя интересует.

– «Интересует»! Это слово ничего не объясняет. Она не интересует, а держит мертвой хваткой и преследует тебя, словно лицо, которое ты хотел бы забыть…

– Не надо, Вернон…

Она опустилась на колени рядом с ним, и он прижал ее к себе:

– Нелл, дорогая, кроме тебя, ничего не имеет значения. Поцелуй меня…

Но Вернон вскоре снова заговорил о музыке:

– Знаешь, пушки создают музыкальный рисунок. Я говорю не о звуке, который мы слышим, а о рисунке, который звук создает в пространстве. Наверно, это чепуха, но я знаю, что имею в виду. Если бы этот рисунок можно было ухватить…

Нелл отодвинулась от него. Казалось, соперница бросила ей вызов. Она втайне боялась музыки Вернона, хотя никогда в этом не признавалась.

Однако ночью Нелл торжествовала. Вернон – долго не выпускал ее из объятий, покрывая поцелуями.

А когда Нелл заснула, Вернон еще долго лежал, глядя в темноту и видя перед собой лицо Джейн и очертания ее фигуры в зеленом атласном платье на фоне алого занавеса в ресторане.

– Ну ее к черту! – пробормотал он, прекрасно зная, что ему будет нелегко избавиться от Джейн.

Лучше бы он никогда ее не видел!

Утром Вернон забыл о Джейн. Это был последний день его отпуска, который прошел до обидного – быстро.

Это походило на сон. Теперь сон подошел к концу. Нелл вернулась в госпиталь. Ей казалось, что она никогда оттуда и не уходила. Она отчаянно ждала письма Вернона. Наконец оно пришло – куда менее сдержанное, чем обычно, как будто цензуру отменили. Нелл носила его на груди, и химический карандаш оставлял следы у нее на коже. Она написала об этом Вернону.

Жизнь продолжалась как обычно. Доктор Лэнг отправился на фронт, и его заменил пожилой врач с бородой, который благодарил каждый раз, когда ему подавали полотенце или помогали снимать халат. Большинство коек пустовало, и свободного времени стало больше, но Нелл тяготило вынужденное безделье.

Однажды, к ее удивлению и радости, к ней пришел Себастьян. Он приехал домой на побывку и навестил Нелл по просьбе Вернона.

– Значит, ты видел его?

Себастьян кивнул – его воинская часть заняла место той, где служил Вернон.

– С ним все в порядке?

– Конечно!

Что-то в его голосе встревожило Нелл. Она стала допытываться. Себастьян озадаченно нахмурился:

– Это трудно объяснить, Нелл. Вернон всегда был необычным парнем – не любит смотреть фактам в лицо. – Он быстро продолжал, предупредив негодующее возражение Нелл: – Я имею в виду не то, что ты думаешь. Вернон не трус. Вряд ли этот везунчик знает, что такое страх. Я ему завидую. Но дело не в том. Ты ведь понимаешь, какова жизнь на войне – грязь, кровь и, что хуже всего, почти постоянный грохот. Если это действует мне на нервы, представляешь, каково Вернону?

– Да, но что значит «не любит смотреть в лицо фактам»?

– Только то, что он не признает их существования. Вернон боится протестовать, поэтому делает вид, будто нет поводов для протеста. Если бы он признал, как признаю я, что война – грязное, кровавое занятие, то с ним было бы все в порядке. Но это как старая история с роялем – он ни на что не желает смотреть прямо. Какой смысл говорить, что «этого нет», когда это есть? И с Верноном всегда так. Он в отличном настроении, всем доволен – но это неестественно. Я боюсь за него, сам не знаю почему. Знаю лишь одно – нет ничего хуже, чем утешать себя сказками. Вернон музыкант, и у него нервы музыканта. Плохо то, что он ничего не знает о самом себе и никогда не знал.

Нелл выглядела встревоженной.

– Как ты думаешь, Себастьян, что с ним случится?

– Возможно, ничего. Больше всего я бы хотел, чтобы его легко ранили и чтобы он вернулся туда, где с ним будут нянчиться.

– Как бы я этого хотела!

– Бедная старушка Нелл! Вам обоим приходится нелегко. Хорошо, что у меня нет жены.

– А если бы у тебя была жена, ты бы хотел, чтобы она работала в госпитале, или предпочел, чтобы она ничего не делала?

– Каждый должен работать рано или поздно. По-моему, лучше начинать как можно скорее.

– Вернону не нравится, что я этим занимаюсь.

– Это опять-таки его страусиная натура плюс реакционный дух, который он унаследовал и от которого никогда полностью не избавится. Рано или поздно ему придется столкнуться с фактом, что женщины работают, но он не признает этого до последнего момента.

Нелл вздохнула:

– Как все сложно!

– Еще бы. А я только сильнее тебя расстроил. Поверь, я очень люблю Вернона – он мой единственный настоящий друг. Я надеялся, что если поделюсь с тобой своими мыслями, ты убедишь его… ну, не притворяться – хотя бы перед тобой. Но возможно, с тобой он более откровенен?

Нелл покачала головой: