Агата Кристи - Хлеб великанов

В начале сентября Себастьян устроил прием в честь герра Радмаагера, знаменитого композитора. Вернон и Джо были приглашены.

– Нас будет всего около дюжины, – сказал Себастьян. – Анита Куорл, балерина, – меня интересуют ее танцы, хотя она форменная маленькая стерва. Джейн Хардинг поет в Английской опере – вам она понравится. Правда, Джейн неправильно выбрала профессию – она актриса, а не певица. Вы двое, Радмаагер и еще два-три человека. Радмаагера заинтересует Вернон – он расположен к молодому поколению.

Джо и Вернон были в восторге.

– Думаешь, я смогу создать что-то стоящее, Джо? – В голосе Вернона не слышалось особого энтузиазма.

– Конечно! – отважно заверила его Джо.

– Ну, не знаю. Все, что я написал в последнее время, никуда не годится. Я хорошо начал, но сейчас выдохся, толком ничего не создав.

– Очевидно, потому, что ты работаешь целыми днями.

– Да, наверно… – Он помолчал. – Будет чудесно познакомиться с Радмаагером. Он один из немногих, которые пишут настоящую музыку. Я бы хотел поговорить с ним о своих идеях, но, боюсь, это выглядело бы чудовищной дерзостью.

Прием носил неформальный характер. Себастьян устроил его в большой студии, где не было ничего, кроме концертного рояля на возвышении и большого количества подушек, разбросанных по полу. В углу поспешно установили стол, нагрузив его всевозможными яствами.

Каждый брал себе что хотел и усаживался на по-душку. Когда прибыли Джо и Вернон, на возвышении танцевала маленькая рыжеволосая девушка с гибким мускулистым телом. Танец не блистал изяществом, хотя был по-своему зажигательным. Девушка спрыгнула со сцены под бурные аплодисменты.

– Браво, Анита, – одобрил Себастьян и обратился к Вернону и Джо: – Вы взяли еду? Тогда садитесь рядом с Джейн – вот она.

Они заняли указанное место. Джейн была высокой женщиной с красивой фигурой, пышными темно-каштановыми волосами и глубоко посаженными зелеными глазами. Вернон подумал, что ей около тридцати лет. Она казалась ему не слишком красивой – у нее были чересчур широкое лицо и острый подбородок, – но по-своему привлекательной.

Джо сразу же заговорила с ней. В последнее время ее увлечение скульптурой пошло на убыль. У нее было недурное сопрано, и сейчас она носилась с идеей стать оперной певицей.

Джейн Хардинг слушала с достаточным сочувствием, время от времени вставляя краткие замечания.

– Если хотите, можете прийти ко мне в квартиру, – сказала она наконец. – Я послушаю вас и сразу определю, чего стоит ваш голос.

– Правда? Это очень любезно с вашей стороны.

– Пустяки. Вы можете мне доверять – в отличие от тех, кто зарабатывает на жизнь уроками, у меня нет причин вас обманывать.

Себастьян поднялся и сказал:

– Твоя очередь, Джейн.

Она тоже встала, огляделась и кратко скомандовала, словно обращаясь к собаке:

– Мистер Хилл!

Маленький человечек пробился сквозь толпу, извиваясь, как червь, и поднялся следом за ней на возвышение.

Джейн спела французскую песню, которую Вернон никогда не слышал раньше:

Подобно большинству тех, кто слышал пение Джейн Хардинг, Вернон не мог критиковать ее голос. Она создавала эмоциональную атмосферу – голос был всего лишь инструментом. Чувство безвозвратной потери, страшного горя и, наконец, облегчение в слезах…

Раздался гром аплодисментов.

– Поразительная сила эмоций, – пробормотал Себастьян.

Джейн запела вновь. На сей раз это была норвежская песня о снегопаде. Теперь в ее голосе вовсе не было эмоций – он был монотонным и чистым, как белые хлопья снега, истаивая в воздухе на последней ноте.

В ответ на аплодисменты Джейн спела еще одну песню. Вернон внезапно насторожился и сел – прямо.

Публика застыла как зачарованная. Джейн смотрела куда-то мимо них – словно видя перед собой нечто волшебно-прекрасное и в то же время пугающее.

Когда она умолкла, в зале прозвучал громкий вздох. Толстый широкоплечий мужчина с подстриженными ежиком седыми волосами торопливо протолкался к Себастьяну:

– Я наконец прибыл, мой дорогой Себастьян, и хочу сразу же поговорить с этой молодой леди.

Себастьян направился вместе с ним к Джейн. Герр Радмаагер взял ее за руку и окинул внимательным взглядом.

– Так, – сказал он наконец. – Физические данные хорошие. Думаю, с кровообращением и пищеварением все в порядке. Дайте мне ваш адрес, и я к вам зайду. Договорились?

«Эти люди спятили», – подумал Вернон.

Но он заметил, что Джейн Хардинг воспринимает все как должное. Она написала адрес, еще несколько минут поговорила с Радмаагером, потом подошла к Джо и Вернону.

– Себастьян хороший друг, – заметила Джейн. – Он знает, что герр Радмаагер подыскивает Сольвейг[15] для своей новой оперы «Пер Гюнт». Вот почему он пригласил меня сегодня.

Джо встала и отошла поговорить с Себастьяном. Вернон и Джейн остались вдвоем.

– Скажите, – неуверенно начал Вернон, – эта песня, которую вы пели…

– «Снегопад»?

– Нет, последняя. Я… я слышал ее много лет назад – в детстве.

– Не могу поверить. Я думала, это семейная – тайна.

– Мне пела ее сиделка, когда я сломал ногу. Песня мне очень нравилась, но я никогда не думал, что услышу ее снова.

– Интересно, – задумчиво промолвила Джейн Хардинг. – Это не могла быть моя тетя Франсис?

– Да, ее звали Франсис. Она была вашей тетей? Что с ней стало?

– Она давно умерла – заразилась дифтерией от пациента.

– О! Мне очень жаль… – Помолчав, Вернон добавил: – Я всегда помнил ее. Она была мне настоящим другом.

Встретив спокойный взгляд зеленых глаз Джейн, он сразу понял, кого она ему напоминает. Конечно, няню Франсис!

– Вы пишете музыку, не так ли? – спросила Джейн. – Себастьян рассказывал мне о вас.

– Да – по крайней мере, пытаюсь.

Вернон снова умолк. «Она ужасно привлекательна, – думал он. – Но почему я ее боюсь?»

Внезапно Вернон почувствовал радостное возбуждение – он знал, верил, что может создать нечто стоящее…

Себастьян окликнул его и представил Радмаагеру. Знаменитый композитор держался доброжелательно.

– Меня заинтересовало то, что я слышал о вашей работе от моего молодого друга. – Он положил руку на плечо Себастьяна. – Он очень проницателен и, несмотря на возраст, редко ошибается. Мы устроим встречу, и вы покажете мне то, что сочиняете.

Радмаагер отошел в сторону. Вернон дрожал от волнения. Неужели он в самом деле имел в виду это? Увидев, что Джейн ему улыбается, Вернон подошел к ней и сел рядом. Радость внезапно сменилась унынием. Что толку в его попытках? Ведь он связан по рукам и ногам с дядей Сидни и Бирмингемом. Невозможно сочинять музыку, не посвящая ей все время, все мысли и всю душу.

Вернон жаждал сочувствия. Если бы здесь была Нелл! Она так его понимает.

Подняв взгляд, он увидел, что Джейн Хардинг наблюдает за ним.

– В чем дело? – спросила она.

– Я бы хотел умереть, – с горечью отозвался – Вернон.

Джейн приподняла брови.

– Ну, – заметила она, – если вы подниметесь на крышу этого дома и прыгнете вниз, может быть, ваше желание исполнится.

Едва ли Вернон ожидал подобного ответа. Он возмущенно посмотрел на Джейн, но ее спокойный взгляд сразу же его обезоружил.

– Во всем мире меня интересует только одна вещь, – со страстью в голосе сказал он. – Я хочу сочинять музыку. Я могу это делать. А вместо этого мне приходится заниматься бизнесом, который я ненавижу. Терять попусту день за днем! Это невыносимо!

– Если вам не нравится бизнес, то почему вы им занимаетесь?

– Потому что я должен это делать.

– Очевидно, не только должны, но и хотите – иначе вы бы забросили его к черту, – хладнокровно промолвила Джейн.

Вернон почувствовал гнев. Она ничего не понимает! Ей кажется, что если хочешь чем-то заниматься, то незачем себе в этом отказывать.

Неожиданно он рассказал ей обо всем – об Эбботс-Пуиссантс, концерте, предложении дяди, наконец, о Нелл.

– Вы ожидали, что жизнь будет походить на волшебную сказку, верно? – не скрывая иронии, спросила Джейн, когда он умолк.

– Что вы имеете в виду?

– Вы хотите жить в доме ваших предков, жениться на любимой девушке, стать богачом и быть при этом великим композитором. Если вы очень постараетесь, то, думаю, сможете осуществить одно из этих четырех желаний. Но едва ли вы можете добиться всего. Жизнь не похожа на дешевый роман.

В этот момент Вернон по-настоящему ненавидел Джейн, хотя чем-то она по-прежнему привлекала его. Он снова ощутил ту странную эмоциональную атмосферу, которую она создавала своим пением. «Магнитное поле – вот что это такое, – думал он. – И все-таки она мне не нравится. Я боюсь ее».