— Я бы не хотел говорить об этом, Джоан. Пустяки.

— Вороватый, в отца! Все-таки странная вещь наследственность, верно?

— Очень странная. И похоже, срабатывает не в том направлении.

— Ты имеешь в виду, что он мог пойти в Лесли? Но она тоже была не особенно деловая.

— А по-моему, очень даже деловая. Взялась за работу и отлично справилась, — сказал Родни сухо.

— Бедняжка.

— Мне неприятно, что ты ее вечно жалеешь, — с досадой заметил он.

— Но, Родни, с твоей стороны это жестоко. Лесли прожила такую невеселую жизнь.

— Мне не кажется.

— И потом, ее смерть…

— Мне бы не хотелось, чтобы ты обо всем этом рассуждала…

Он отвернулся.

Все боятся рака, подумала Джоан. Избегают этого слова. Называют как-то иначе — злокачественное образование, серьезная операция, неизлечимое заболевание, что-то внутреннее. Даже Родни не любит упоминать об этой болезни. Потому что, кто знает — каждый двенадцатый, кажется так? — умирает от рака. Причем недуг часто поражает самых здоровых людей. Тех, кто никогда ничем не болел.

Джоан вспомнила тот день, когда она узнала новость от миссис Ламберт на Маркет-сквер.

…Вы слышали, моя милая? Бедная миссис Шерстон!

— А что с ней?

— Умерла! — Со смаком. А потом, понизив голос: — Я думаю, что-то внутреннее… Операция была бесполезна… Ее мучили жесточайшие боли, я слыхала. Но держалась мужественно. За две недели до конца еще работала, но потом ее были просто вынуждены держать на морфии. Жена моего племянника встретила ее всего шесть недель тому назад. Вид у несчастной женщины был совершенно больной, худа, точно палка, но в остальном такая же, как всегда: смеялась, шутила. Мне кажется, люди просто не верят, что не смогут выздороветь. Да, невеселую она жизнь прожила, бедняжка. Я бы рискнула сказать — отмучилась…

Джоан поспешила домой, сообщить Родни, а Родни спокойно ответил ей, что да, он знает. Он душеприказчик Лесли, объяснил он, так что ему сообщили сразу же.

Имущества после Лесли Шерстон осталось немного. А то, что имелось, следовало разделить между мальчиками.

Строка, взбудоражившая Крейминстер, содержала указание перевезти тело в этот город для захоронения. «Так как, — говорилось в завещании, — там я была очень счастлива».

Итак, Лесли Аделина Шерстон обрела вечный покой на кладбище при церкви Святой Марии в Крейминстере.

Странное желание, удивлялись одни: ведь именно в Крейминстере ее мужа обвинили в незаконном присвоении банковских фондов. Другие, напротив, находили его вполне естественным. До того, как начались неприятности, Лесли жила здесь счастливо и потому, вполне естественно, вспоминала о здешних местах как о своего рода утерянном рае.

Бедная Лесли, да и история всей семьи трагическая, потому что Питер, выучившись на пилота-испытателя, разбился насмерть.

Родни был просто убит. Как ни странно, он был склонен винить себя в смерти Питера.

— Но, Родни, в самом деле, я не понимаю, почему ты так решил? Ты тут совершенно ни при чем.

— Лесли прислала сына ко мне, она думала, я возьму парня на работу и помогу ему.

— Но ты именно так и поступил.

— Знаю.

— Питер совершил проступок, ты не стал его наказывать, сам возместил ущерб, разве не так?

— Да, верно. Но дело не в этом. Ты разве не понимаешь, почему Лесли прислала его ко мне? Потому что понимала, что Питер слабый, что он унаследовал ненадежность Шерстона. Джон не вызывал опасений. Она доверила мне присматривать за Питером, исправлять его недостатки. В нем все так странно смешалось. Хитрость Чарлза Шерстона и мужество Лесли. Армделы написали мне, что он был у них лучшим пилотом и управлял самолетами как настоящий волшебник — так они выразились. Знаешь, мальчик добровольно вызвался испытать в воздухе новое устройство. Было известно, что это опасно. Вот как он погиб.

— Что ж, должна сказать, это весьма достойно, в самом деле весьма достойно.

Родни сдержанно усмехнулся.

— О да, Джоан. Но разве ты произнесла бы эти слова так равнодушно, если бы погиб твой собственный сын? Тебе было бы легче, если бы Тони погиб достойно?

Джоан оторопела.

— Но Питер не был нашим сыном. Это же совершенно другое.

— Я думаю о Лесли… о том, что чувствовала бы она.

Джоан беспокойно заерзала на гостиничном стуле. Почему мысли о Шерстонах не оставляют ее с тех пор как она здесь? У нее есть другие друзья, друзья, которые значили для нее куда больше, чем любой из Шерстонов.

Она никогда особенно не любила Лесли, просто сочувствовала ей. Бедная Лесли лежит под мраморной плитой.

Джоан вздрогнула. Мне холодно, подумала она. Холодно. Кто-то ходит по моей могиле.

Но она же думала о могиле Лесли Шерстон!

Здесь холодно, решила она, холодно и мрачно. Выйду на солнце. Не хочу больше оставаться тут.

Кладбище, могила Лесли Шерстон. И пунцовый, крупный бутон рододендрона, выпавший из петлицы Родни.

Ломает буря майские цветы…

Глава 9

Джоан чуть ли не бегом бросилась на солнце.

Она сразу зашагала быстро, почти не взглянув на груду жестянок и на кур.

Так лучше. На теплом солнышке.

Тепло… Ей уже не холодно.

Она отделалась от всего этого…

Но что значит «отделалась от всего этого»?

Тень мисс Гилби, внезапно возникшая рядом, решительно потребовала: «Наведи порядок в своих мыслях, Джоан. Выражайся яснее. Определи поточнее, от чего ты убегаешь».

Она не знала. Она просто понятия не имела.

Какой-то страх, какая-то постоянная грозная опасность.

Что-то, что всегда было… подкарауливало… а она могла только прятаться, вертеться и крутиться…

Слушай, Джоан Скьюдмор, сказала она себе, ты ведешь себя крайне глупо…

Пустые слова. С ней что-то случилось. Точно не агорафобия (правильно она произносит название или нет? Неприятно, что она не уверена), потому что на этот раз она стремилась вырваться из этих холодных, обступивших ее стен — вырваться на открытое пространство к солнечному свету. Сейчас, снаружи, она чувствует себя лучше.

Выбраться! Выйти на солнце! Отделаться от этих мыслей!

Она пробыла там долго. В этом помещении с высокими потолками, напоминавшем мавзолей.

Могила Лесли Шерстон. Родни…

Лесли… Родни…

Выбраться…

Солнце…

Так холодно — в той комнате…

Холодно и одиноко..

Джоан ускорила шаг. Уйти подальше от этой отвратительной гостиницы-мавзолея. До того мрачной, до того тесной…

В таком месте вполне могут обитать призраки.

Что за дурацкая идея — здание новое, можно сказать, образцовое, выстроено всего два года назад.

В новых зданиях призраки не водятся, это известно всем.

Да, если в гостинице есть призраки, значит, она, Джоан Скьюдмор, привезла их с собой.

Вот это уже очень неприятная мысль…

Она зашагала еще быстрее.

В любом случае, решила она твердо, сейчас со мной никого нет. Я совершенно одна. Здесь и встретиться-то не с кем.

Как… кто это был… Стенли и Ливингстон? Встретились в дебрях Африки.

Вы — доктор Ливингстон, я полагаю[321].

Здесь не может случиться ничего похожего. Здесь у нее есть шанс встретиться только с одним человеком — с Джоан Скьюдмор.

Вот забавная мысль!

Познакомьтесь: Джоан Скьюдмор. Рада с вами познакомиться, миссис Скьюдмор.

В самом деле — идея любопытная…

Познакомиться с собой…

Познакомиться с собой…

О, Господи, она боится…

Она ужасно боится…

Она уже почти бежала. Бежала вперед, хотя ноги плохо ее слушались Мысли тоже слушались плохо, как ноги.

Я боюсь.

О, Господи, я так боюсь.

Если бы тут был кто-нибудь еще. Кто-нибудь был со мной..

Бланш, подумала она. Мне бы хотелось, чтобы Бланш была здесь.

Да, Бланш именно тот человек, который ей нужен.

Не те, кто ближе ей и дороже. Не кто-то из друзей.

Только Бланш.

Бланш — у нее душа нараспашку. Бланш сердобольная. Бланш добрая. Бланш невозможно удивить или испугать.

И, между прочим, Бланш думает о ней хорошо. Бланш считает, что она добилась успеха в жизни, Бланш любит ее.

Больше ее никто не любит..

Ну вот и она — вот та самая мысль, что все время преследовала ее. То, о чем знала настоящая Джоан Скьюдмор, знала всегда.

Ящерицы, выскальзывающие из щелей…

Правда…

Маленькие частички правды выскальзывают, точно ящерицы, и лепечут:

«Вот и я. Ты меня знаешь. Ты хорошо меня знаешь. Не притворяйся, что не знаешь».

И она знала, вот что ужаснее всего.

Могла узнать каждую из них.

Ухмыляющуюся, насмехающуюся над ней.

Такие маленькие обрывки правды. Они открывались ей с тех самых пор, как она здесь оказалась. Ей оставалось лишь собрать все воедино.

Всю историю ее жизни — подлинную историю Джоан Скьюдмор…

Которая поджидала ее тут…

Раньше у нее не возникало потребности думать об этом. Было так легко заполнять жизнь чем-то несущественным, пустяками, не оставлявшими времени для самокопания.

Что сказала Бланш?

«Если бы тебе пришлось несколько дней думать только о себе, интересно, что нового ты бы узнала?»

И как высокомерно, как самоуверенно, как глупо прозвучал ее ответ:

«А разве можно узнать о себе что-то новое?»

«Иногда, мама, мне кажется, ты ни о ком ничего не знаешь…»

Так сказал Тони.

Как Тони был прав!

Она ничего не знала о своих детях, ничего не знала о Родни. Она любила их, но не понимала.