— По крайней мере, если мы найдем что-нибудь подходящее, мы можем ее накрыть, — сказал он и осмотрелся. У стены стоял комод из сандалового дерева. Он открыл его и вынул сложенную черную ткань. — Подойдет.

Вместе с Кармайклом они развернули ткань и накрыли ею тело. Тяжелый материал приятно пах и тускло блестел. Под ней выпирала застывшая рука.

— Интересно, для чего эта ткань? — полюбопытствовал Кармайкл.

— Это одна из ее черных атласных простыней. В ящике есть такие же наволочки.

— О господи.

— Знаю.

Аллейн запер дверь в ванную, завернул ключ в носовой платок и убрал его в карман.

Они с доктором стояли посреди спальни. В комнате уже стало холоднее. Дующий в узкие щели окон ветер шевелил отделку из перьев марабу на халате Соммиты и даже поигрывал с ее черным атласным покрывалом, так что могло показаться, будто она украдкой шевелится под ним.

— А ветер все не стихает, — заметил Кармайкл. — Или все же он стал тише?

— Мне кажется, дождь уже не такой сильный. Интересно, справился ли с заданием рулевой. Где тут ближайший полицейский участок?

— Думаю, в Ривермауте. Южнее, на побережье. Миль шестьдесят примерно.

— А все машины, надо полагать, уже уехали далеко, развозя гостей по домам на востоке. Телефон в лодочном сарае не работает, и мы можем лишь надеяться на то, что несчастный Лес отправился пешком к ближайшему обитаемому жилью. Я помню, что по дороге сюда мы останавливались, чтобы забрать мешок с почтой, на станции, расположенной примерно в двух милях у железной дороги. Очень маленькая станция под названием Каи-Каи, кажется.

— Верно. Там живут три-четыре семьи маори и есть паб, — сказал доктор Кармайкл. — Возможно, он дождется рассвета и только потом куда-то пойдет.

— Он ведь просигналил «Понял вас». Это означает лишь одно: «Сообщение получено и понято». Давайте-ка уйдем из этой проклятой комнаты.

Они повернулись и сделали пару шагов. Вдруг что-то щелкнуло. Аллейн положил руку на плечо Кармайкла.

Дверная ручка повернулась туда-сюда. Аллейн отпер дверь, и в комнату широким шагом вошла Мария.

II

На этот раз Мария не впала в истерику. Когда она увидела двоих мужчин, она остановилась, выпрямилась, посмотрела мимо них на накрытую простыней фигуру на кровати и сказала по-английски, что она пришла служить своей хозяйке.

— Я совершать последний обряд. Это мой долг. Больше никто. Это для меня.

— Мария, конечно же, это был бы ваш долг, если бы обстоятельства были другими, — заметил Аллейн. — Но это убийство, и ее нельзя трогать, пока власти не дадут на это разрешения. Ни я, ни доктор Кармайкл не прикасались к ней. Мы осмотрели тело, но не трогали его. Мы накрыли Соммиту из уважения к ее достоинству, и тело должно оставаться в таком положении, пока не будет получено разрешение. Мы понимаем ваше желание и сожалеем, что нам приходится вам препятствовать. Вы понимаете?

Мария не ответила и не взглянула на него. Она подошла к окну и протянула руку к шнуру от рамы.

— Нет, — покачал головой Аллейн. — Ничего нельзя трогать.

Она протянула руку к более тяжелому и узорчатому шнуру от штор.

— Это тоже нельзя, — сказал Аллейн. — Ничего нельзя трогать. И боюсь, я должен попросить вас покинуть комнату, Мария.

— Я ждать. Я быть на veglia[42].

— Это не разрешается. Мне жаль.

— Мне нужно помолиться за ее душу, — попросила она по-итальянски.

— Вы можете это сделать. Но не здесь.

Теперь она все-таки посмотрела на него. Прямо и так долго, что Аллейну стало не по себе. Доктор Кармайкл кашлянул.

Мария наконец пошла к двери. Аллейн успел дойти туда первым. Он открыл дверь, вынул ключ и отошел в сторону.

— Sozzume[43], — процедила Мария и плюнула в него, но не попала. В этот момент она была похожа на змею.

Аллейн кивнул доктору Кармайклу, который вслед за Марией быстро вышел в коридор, затем выключил в комнате свет, вышел и запер за собой дверь, положив ключ Марии в карман. Теперь у него было два ключа от спальни Соммиты.

— Я остаюсь, — сказала Мария. — Всю ночь. Здесь.

— Это как пожелаете, — кивнул Аллейн.

За испещренной обнаженными фигурами ширмой, где все еще дежурил Берт, стояли стулья; там также оказался искусно сделанный столик с резной деревянной лампой; рисунок резьбы был абстрактный, с очевидными намеками на фаллические символы — Аллейн догадался, что это работа того же мастера, который создал возвышающуюся в холле беременную даму.

— Сядьте, Мария, — попросил Аллейн. — Мне нужно кое-что вам сказать. — Он пододвинул ей стул. — Пожалуйста.

Сначала он решил, что она откажется, но, постояв пару секунд совершенно неподвижно, она все же села, с прямой как палка спиной, на самый краешек предложенного стула.

— Вы видели мадам Соммиту и вы знаете, что ее убили. Вы ведь хотите, чтобы ее убийцу нашли?

Рот Марии превратился в узкую линию плотно сжатых губ, глаза сверкнули. Она молчала, но даже если бы разразилась целой тирадой, то она не была бы более красноречивой, чем этот взгляд.

— Очень хорошо, — продолжил Аллейн. — Теперь вот что: когда шторм закончится, а озеро успокоится, сюда прибудет новозеландская полиция, и они будут задавать много вопросов. До их прибытия по просьбе мистера Рееса за все отвечаю я, и все, что вы мне скажете, я передам им. Все вопросы, которые я буду вам задавать, я задам только по одной причине: потому что я надеюсь, что ваши ответы помогут нам найти преступника. Если ваш ответ окажется бесполезным, он будет забыт — как будто вы ничего не говорили. Вы понимаете?

Притворимся, что она ответила, подумал он и продолжил:

— Хорошо. Начнем. Первый вопрос: вы знаете, в котором часу мадам Соммита поднялась наверх с мистером Реесом, когда вы ее ждали? Нет? Это не важно. Опера началась в восемь, и известно, сколько она продолжалась.

У него был при себе маленький блокнот, и теперь он его достал. Аллейн очень старательно раскрыл его, положил на стол и расправил страницы. Затем сделал в нем запись почти под самым носом у Марии. «Мария. Время прихода С. в спальню. Не ответила».

Когда он поднял глаза, он увидел, что Мария пристально смотрит в блокнот. Он пододвинул его поближе и развернул к ней.

— Вам видно? — вежливо спросил он.

— Двадцать минут десятого. На ее часах, — сказала она.

— Превосходно. А теперь, Мария, — кстати, я ведь не знаю вашей фамилии. Ваша cognome.

— Беннини.

— Благодарю вас. — Он дополнил запись в блокноте. — Я вижу, у вас на пальце обручальное кольцо. Назовите вашу девичью фамилию, пожалуйста.

— Зачем вы задаете мне такие вопросы? Вы наглец.

— Вы предпочитаете не отвечать? — вежливо спросил Аллейн.

Тишина.

— Ну что ж. Когда вы немного успокоитесь и придете в себя от ужасного потрясения, которое вы перенесли, расскажите мне, что именно произошло, когда Соммита пришла в комнату с синьором Реесом.

Поразительно, но это удивительное создание, которое еще несколько минут назад назвало его «мразью» и плюнуло в него, сейчас без всякого промедления принялось излагать связный и вразумительный рассказ. Мария отправилась наверх, как только упал финальный занавес. Она выполнила свои обычные обязанности: поставила на столик стакан воды и положила таблетку снотворного, которое Соммита всегда принимала после премьеры, повесила на спинку стула неглиже и ночную рубашку, отвернула малиновое покрывало на кровати. Соммита появилась с синьором Реесом. Она была очень недовольна (Аллейн решил, что это самое большое преуменьшение года), и приказала Марии уйти. В этом, как он понял, не было ничего необычного. Она также велела уйти мистеру Реесу, и вот это уже было необычно. Он пытался ее успокоить, но она пришла в ярость.

— Из-за чего? — спросил Аллейн.

Из-за чего-то, что случилось после оперы. Мария уже ушла из зрительного зала. Она догадалась, что синьор Бартоломью оскорбил диву. Синьор Реес старался ее успокоить, Мария предложила помассировать ей плечи, но Соммита ее оттолкнула. В конце концов он и Мария ушли и вместе спустились по лестнице; мистер Реес предложил Марии дать ей время успокоиться и лечь, а потом отнести ей горячее питье, которое, как они уже знали, в подобных случаях производило на нее благоприятное действие.

Мария последовала его совету.

Сколько времени прошло между моментом, когда они покинули комнату, и возвращением туда Марии?

Ей кажется, около двадцати минут.

Где она была в это время?

В комнатах для прислуги, где она готовила горячее питье. Миссис Бейкон и шофер Берт были там большую часть времени, а остальные слуги входили и выходили, исполняя свои обязанности в столовой, где гости уже сидели за столом. Мистер Реес присоединился к гостям. Мария приготовила питье, вернулась в спальню, нашла свою хозяйку убитой и подняла тревогу.

— Когда мадам Соммита отпустила вас, она заперла за вами дверь?

Похоже, да. Мария слышала, как щелкнул замок. У нее был свой ключ, и она воспользовалась им, когда вернулась.

У кого-нибудь еще был ключ от этой комнаты?

Тут она впервые заколебалась. Губы ее шевелились, но она молчала.

— У синьора Рееса, например? — подсказал Аллейн.

Она сделала пальцем жест, означающий по-итальянски «нет».

— Тогда у кого?

На ее лице появился хитрый взгляд. Взгляд ее скользнул в направлении коридора справа от лестничной площадки. Рука поднялась к груди.

— Вы имеете в виду синьора Бартоломью? — спросил Аллейн.

— Может быть, — ответила она, и он увидел, как она украдкой перекрестилась.

Он сделал в блокноте пометку по поводу ключей.