Агата Кристи - Долгое прощание

— Неплохо было бы, если бы вы' дослушали меня, сэр Юстус. Я видел, что этот человек находился около вашей каюты, где ему совершенно нечего делать. Коридор, по которому он крался, ведет только к двум каютам — вашей и полковника Райса.

— Райс,— сказал я,— может позаботиться о себе сам, без вашей помощи.— Я неторопливо зажег сигару, сделал пару затяжек и добавил: — Так же, как и я.

Пагетт подошел ближе и часто задышал, что он всегда делал перед тем, как сообщить мне какую-нибудь новую тайну.

— Понимаете, сэр Юстус, мне и раньше казалось, а теперь я уверен — это был Рейберн,

— Рейберн?

— Да, сэр Юстус,

Я покачал головой.

— Рейберн слишком умен, чтобы будить меня в середине ночи.

— Совершенно точно, сэр Юстус. Я думаю, он шел к «полковнику Райсу. Какое-то секретное свидание.

— Не шипите на меня, Пагетт,— сказал я, немного отодвигаясь.— И управляйте своим дыханием. Ваше предположение абсурдно. Зачем им нужно тайно встречаться по ночам? Если они хотят что-нибудь сказать друг ДРУГУ, они могут поговорить по душам за обедом. Это никому не покажется подозрительным.

Я понял, что мне не удалось переубедить Пагетта.

— Что-то происходило вчерашней ночью, сэр Юстус,— уговаривал он меня.— Иначе зачем Рейберну нужно было набрасываться на меня с такой силой и свирепостью?

— Вы уверены, что это был Рейберн?

Пагетт, казалось, был в этом совершенно уверен. Это было единственное определенное место во всем его рассказе.

Во всем этом есть что-то странное. Прежде всего, где Рейберн? Верно, что мы не видели его с тех пор, как сошли на берег. Он не пошел в гостиницу вместе с нами. Мне кажется, он просто боится Пагетта. Как бы там ни было, все это меня очень разражает. Один мой секретарь куда-то испарился, а другой выглядит как боксер невысокого класса. В таком виде я не могу никуда взять его с собой. Я стану посмешищем в Кейптауне. Сегодня я должен передать пакет старого Милдрея, но не возьму с собой Пагетта. Будь он проклят со всеми своими ночными приключениями!

В общем, у меня очень плохое настроение. Только что я отвратительно позавтракал с отвратительными людьми. Официантке-голландке с толстыми лодыжками понадобилось полчаса, чтобы принести мне ужасный кусок рыбы. А чего стоил мне ранний, в 5 часов утра, медицинский осмотр по прибытии в Кейптаун!

Позже произошла опять неприятная вещь. Я отправился на свидание с премьер-министром, взяв с собой запечатанное письмо Милдрея. Не похоже было, чтобы кто-нибудь прикасался к нему, но внутри оказался чистый лист бумаги. Теперь я был в дурацком положении. И зачем я только позволил, этому мычащему старому ослу Милдрею впутать меня в дело, в котором ничего не понимаю?

Пагетт, как известно, плохой утешитель. У него на лице появилось какое-то мрачное удовлетворение, которое бесит меня. Кроме того, он использовал мое душевное расстройство, чтобы взвалить на меня чемодан с канцелярскими принадлежностями. Если он не примет меры предосторожности, следующие похороны, в которых ему придется участвовать, будут его собственные. В довершение всего я должен был еще его выслушивать.

— Предположите, сэр Юстус, что Рейберн подслушал ваш разговор с мистером Милдреем на улице. Вспомните, у него не было никакого письменного подтверждения от мистера Милдрея. Вы взяли Рейберна на свой страх и риск.

— Вы, значит, думаете, что Рейберн мошенник? — спросил я сердито.

Пагетт именно так и думал. Насколько эта его уверенность питалась обидой за подбитый глаз, я не знаю,. Он имел к Рейберну небольшой счетец. Да и внешность последнего говорила против него. Я же решил ни во что не вмешиваться: человек, который позволил сделать из себя совершеннейшего дурака, должен стараться хотя бы не разглашать это. Но Пагетт, чья энергия не ослабела от его последних неприятностей, был сторонником крутых мер. Он пошел в полицейское управление, послал огромное количество телеграмм и пригласил всю свору английских и голландских полицейских пить виски с содовой, конечно, за мой счет,

Ответ Милдрея мы получили в тот же вечер. Он понятия не имел о моем секретаре.

Во всем этом деле было только одно светлое пятнышко.

— Во всяком случае,— сказал я Пагетту,— вы не были отравлены. Это был ваш обычный желчный приступ,

Я заметил, как он вздрогнул. Это доставило мне большое удовольствие.

Позже

Пагетт снова обрел форму. Его мозг положительно начинен яркими идеями. Ему теперь кажется, что Рей:-берн ни более ни менее как знаменитый «человек в коричневом костюме». Я осмелюсь предположить, что он прав. Он всегда прав. Но все это становится очень неприятным. Чем скорее я достигну Родезии, тем лучше. Я объяснил Пагетту, что он не будет сопровождать меня.

— Понимаете, мой дорогой,— сказал я,— вы должны остаться здесь. Каждую минуту вы можете потребоваться, чтобы удостоверить личность Рейберна. А кроме того, нужно подумать о моей репутации как члена парламента. Я не могу ездить с секретарем, который совсем недавно был замешан в обыкновенном уличном скандале.

Пагетт задрожал. Он настолько респектабелен, что его внешность для него источник страдания.

— Но что вы будете делать с вашей корреспонденцией и с черновиками ваших речей, сэр Юстус?

— Я сумею все сделать сам,— сказал я.— И без труда.

— Ваш личный вагон должен быть присоединен к одиннадцатпчасовому завтрашнему поезду,— продолжал Пагетт.— Я обо всем позаботился. Миссис Блейр берет с собой горничную.

— Миссис Блейр? — закричал я, задыхаясь.

— Она сказала мне, что вы предложили ей место в вагоне.

— Да, в самом деле, я начинаю припоминать! В маскарадную ночь я даже уговаривал ее. Но я никогда не думал, что она согласится. Как бы она ни была прекрасна, я не думаю, чтобы мне очень хотелось иметь ее своей спутницей до Родезии и обратно.

Женщины требуют всегда так много внимания. И они иногда очень мешают.

— Я что, еще кого-нибудь пригласил? — спросил я Пагетта нервно. Со мной случаются иногда удивительные вещи.

— Миссис Блейр думала, что вы пригласили также полковника Райса...

Я застонал.

— Должно быть, я был здорово пьян, если пригласил Райса. Очень пьян. Послушайте моего совета, Пагетт, пусть ваш синяк будет вам предостережением. Не напивайтесь больше.

— Вы знаете, что я трезвенник, сэр Юстус!

— Нужно дать самому себе клятву, если имеешь подобную слабость. Я больше никого не приглашал, Пагетт?

— Насколько я в курсе дела, никого,

У меня вырвался вздох облегчения.

— Имеется еще мисс Беденфельд,— сказал я задумчиво,— Она хочет поехать в Родезию, чтобы откапывать там скелеты. Я хочу сделать доброе дело — предложить ей временную работу в качестве секретаря. Она умеет печатать, я знаю, она говорила мне.

К моему удивлению, Пагетт сильно этому воспротивился. Он не любит Анну Беденфельд. С той самой ночи, как он получил свой синяк, он начинает волноваться, когда речь заходит о ней. Специально, чтобы подразнить его, я приглашу девочку, Как я уже говорил, у нее очень хорошие ноги. 

(Продолжает Анна Беденфельд)

Мне кажется, я никогда не забуду свое первое впечатление от зрелища мыса Доброй Надежды. Я встала очень рано и вышла на палубу. Мы плыли заливом. Горы были покрыты барашковыми облаками, а внизу у самого моря, купаясь в золотых утренних лучах, раскинулся спящий город.

Я затаила дыхание и вдруг почувствовала внутреннюю боль, которая бывает иногда у людей, сталкивающихся с чем-нибудь прекрасным. Я не умею выражать подобные вещи, но знаю, что нашла, может быть, только на одно мгновение, то, к чему стремилась с того самого времени, как оставила Литл Хемпсли. Что-то новое, что-то, о чем я всегда мечтала, что-то, что удовлетворило мою вечную любовь к романтике. Почти бесшумно, или мне только так показалось, «Килморден» скользил по заливу.

«Это Южная Африка,— сказала я себе...— Южная Африка! Южная Африка! Ты видишь мир. Вот он, мир! Смотри на него и подумай, Анна Беденфельд».

Я думала, что я одна на палубе, но потом заметила чью-то фигуру, облокотившуюся о перила. Человек этот пристально, как и я, смотрел на быстро приближающийся город. Еще прежде чем он повернул голову, я узнала, кто это. События прошедшей ночи казались мне нереальными и мелодраматическими в солнечном сиянии мирного утра.

Что он должен был думать обо мне? Мне стало жарко при воспоминании о том, что я говорила вчера. Я решительно отвернулась и продолжала изучать прекрасный город. Если Рейберн пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве, я, по крайней мере, не буду мешать ему.

Но, к моему сильному, удивлению, я услышала легкие шаги за спиной и затем его приятный голос:

— Мисс Беденфельд!

— Да.— Я повернулась.

— Я хочу извиниться перед вами. Я вел себя как настоящий грубиян.

— Это была чудная ночь,— сказала я поспешно.

Не очень уместное замечание, но единственное, что мне пришло в голову.

— Вы можете простить меня?

Я протянула руку, не говоря ни слова. Он взял ее.

— Есть еще одна вещь, о которой я хочу вам сказать.— Он стал очень серьезным.— Мисс Беденфельд, может быть, вы не знаете этого, но вы ввязываетесь в очень опасное дело.

— Примерно знаю,— сказала я.

— Нет, вы не знаете, вы даже не можете себе представить. Я хочу предостеречь вас. Оставьте это дело в покое. Оно ведь совсем вас не касается. Не позволяйте вашему любопытству впутывать вас в чужие дела. Нет, нет, пожалуйста, не сердитесь снова. Я не говорю о себе. Вы не имеете ни малейшего представления о том, с чем можете столкнуться. Эти люди не остановятся ни перед чем. Они абсолютно безжалостны. Вы уже в опасности. Вспомните вчерашнюю ночь. Им кажется, что вы что-то знаете. Ваш единственный шанс — доказать им, что они ошибаются. Но будьте осторожны. И всегда берегитесь и, если когда-нибудь вам суждено попасть им в руки, не сопротивляйтесь. Будьте умны, расскажите им правду, это будет вашим единственным шансом.